Дом Немилосердия (СИ) - Ив Анастейша

— Тара, посмотри сюда!

Я тут же подскочила к нему и увидела в его руках маленькую флэшку серебристого цвета, на которой было маркером выведено имя. И снова мне не нужно было рассматривать ее поближе, чтобы понять, кому она принадлежала.

«Элли»

— Включай! — потребовала я. — Здесь же есть проектор?

Илай кивнул и принялся возиться с экраном, который, как и в подвале, проявился на стене, а я стояла и крутила флэшку в руках, не зная, что делать. Конечно же, я догадывалась, что Элли не могла исчезнуть просто так, и я знала, что она связана с кроссфайерами — в частности, с Марком. Да еще и эти ее слова про корабль, идущий ко дну — слова, которые в точности совпадали с тем, что говорили мне сами кроссфайеры… Я должна была догадаться, что и она вела свою игру. Но мне только предстояло узнать, какую.

Илай забрал у меня флэшку, вставил ее в проектор и взял пульт, отчего я почему-то почувствовала себя точно так же, как и в тот день, когда он открыл мне правду о Брендане. Я была готова услышать все, что скажет эта девушка с экрана, ведь я была виновата и перед ней. Мое искупление подходило к концу, и расплата ожидала всех нас без исключения.

На экране появились полосы и трещины, и наконец картинка выровнялась, став более-менее четкой.

— Я обращаюсь к Таре Кирстен Темпл из сектора «Омега», — начала Элли, как только ее лицо появилось на белой стене кабинета. — Если ты это смотришь, значит, все произошло точно так, как мы и предполагали. Значит, мы вскоре окажемся на дне, и только ты сможешь спасти хотя бы некоторых… У меня мало времени, — она оглянулась по сторонам, как и в тот день, когда мы виделись в последний раз, как будто ее разговор на камеру могли заметить и пресечь. — Та дверь с красными крыльями. Ты готова услышать то, что я пыталась донести до тебя с самого начала?

— Да, — прошептала я, как если бы она могла меня слышать.

— Та дверь с красными крыльями, — повторила Элли. — Тара, я ушла и больше не вернусь, пока все не придет к концу. И это значит только одно. Я ушла, а значит, ничего еще не кончено. Из Гарнизона существует выход, Тара. Выход.

…Не помню, как мы бежали по коридорам, забыв о лифте. Мы просто бежали — я и Илай, бежали так, как если бы от этого зависела наша жизнь. Мысли в моей голове сталкивались и разлетались, как галактики, отдаляющиеся друг от друга. Получается, выход был? Получается, мы могли спасти их всех, просто разведав этот выход и переведя их в безопасное место? Но что могло быть этим безопасным местом? Запись прервалась сразу же, как Элли бросила эту последнюю фразу, и это было в ее стиле — оставить меня наедине со множеством вопросов. Но у меня больше не было времени задавать вопросы — я бежала, чтобы найти ответ. Понять, правда ли это, рассказать им эту правду, вытащить их всех оттуда, спасти их всех — тех, кого еще можно было спасти. В последнем коридоре я изрядно выдохлась, но затем впереди показалась заветная стена с красной точкой, и я рванула к ней из последних сил.

Но все, что я смогла — это с размаху впечататься грудью в холодный и непробиваемый бетон. +

Датчик больше не работал.

Они были отрезаны от нас.

Глава тридцать третья

Не знаю, откуда во мне взялась та сила, с которой я заколотила по стене кулаками. Руки снова обожгло резкой болью, а бинты съехали и повисли на запястьях, но я, словно сумасшедшая, продолжала избивать стену — с такой же яростью, с которой я до этого крушила зеркало. Удар за ударом, секунда за секундой — несколько секунд, во время которых перед глазами вспыхивали огненные круги, а по гладкой стене текли красные полоски. Несколько секунд длиной в тысячи лет от основания мира — а затем Илай, подскочив сзади, схватил меня и толкнул на землю.

— Ты! — крикнул он скорее испуганно, чем злобно. — Что ты творишь?!

Я запрокинула голову и беззвучно взвыла, так, что голосовые связки должны были порваться, не выдержав спазма. Мне было уже плевать. Плевать на все, на всех, на весь этот дом с его интригами за каждым поворотом, на чужие грязные тайны. Я не смогла, я проиграла бой. Я не смогла их защитить. Командование Гарнизона снова победило, и было уже неважно, кто стоял у руля… И в этом все-таки была моя вина. Я снова поставила свои личные интересы выше спасения людей. Я пошла разбираться с Шарпом, не понимая, чем обернется для него этот удар — и что это будет означать для всех нас. Дышать, дышать, дышать… Воздуха не хватало, а каждый вдох причинял физическую боль. Я превращалась в боль — в ту боль, которую хотела причинить другим. Другому. Не себе.

— Тара, — Илай опустился на пол рядом со мной. — Успокойся. Ради всего святого, успокойся уже! — Его руки тряхнули меня за плечи. — Этим ты не поможешь. Так никого не спасти.

— Никого уже… не спасти… — прохрипела я и прижалась к нему. Меня трясло, как в лихорадке. — Это все я… мы… мы не смогли… не уберегли…

— Это дело рук Рамирес! — Он снова повысил голос. — Ни ты, ни я — никто не виноват! Я не позволю тебе, — его шепот обжег кожу у моего уха. — Я не позволю тебе хоронить ни себя, ни их. Ничего еще не кончено. Ни-че-го!

— Да что ты сделаешь… — протянула я осипшим голосом.

Кровь стекала на пол, капала на нашу одежду. То, что я обрела — в крови. То, что я потеряла — в крови. Ее печать стояла на всех наших судьбах — печать двух красных крыл. Мы сами стали Трибуналом, и отныне только мы могли осудить самих себя. Дверь, подарившая надежду, осталась за стеной, которую было не разбить и не сокрушить, но я была готова лечь под этой стеной и умереть, защищая то, что находилось по ту сторону. Как будто только это мне и оставалось. Спектакль подходил к концу, и переписывать сценарий было поздно.

Мы сидели на полу, прислонившись к стене, и смотрели в пустоту. Илай поднял руку и коснулся ею моей щеки, а я, забыв о боли, медленно протянула ладонь и провела ею по его лицу, словно слепая, что пытается запомнить черты лица любимого хотя бы на ощупь. На щеках Илая и его губах остались красные следы, но он никак не отреагировал. Он лишь прищурился и вгляделся в мои глаза, вгляделся так, как будто там была черная дыра и она затягивала его с каждой секундой. Я потянулась к нему и коснулась губами его губ — долго-долго, как если бы от этого прикосновения зависело мое дыхание. Он — все, что у меня оставалось. Он мог заменить весь мир, но никто не мог заменить его. Я могла потерять весь мир, но я не хотела потерять его.

С того момента время как будто свернулось в петлю, закрутилось тугой спиралью и распрямилось, как пружина. Необратимость брала нас в плен с каждой секундой, и все, что я пыталась делать начиная с того дня, неумолимо сбрасывало весь мир до исходной точки, а меня возвращало к концу. Касси ничего не знала — я снова погружалась в темные воды обмана, пытаясь хоть чем-то, хоть как-то уберечь хотя бы ее. А в голове все снова и снова эхом звучали слова Шарпа — «ты бы убила, чтобы доказать, что ты права?». Это тоже было правдой. Но даже он остался далеко-далеко, как будто и он находился за той глухой стеной, на которой стояла метка моей крови… Ничего нельзя было изменить. Включая то, что мои мама и брат так и не получили приглашения на родительский день шестого октября.

Шестое октября свалилось, как снег на голову, и я очнулась только за день до этого. Все вокруг бегали и суетились — девчонки перебирали наряды, парни перебирали девчонок, выбирая тех, с кем они могли бы смотреться выгоднее. Пару раз мимо меня промчались Логан и Амира — та самая, из-за которой мне пришлось бросить танец и столкнуться с Илаем Морено. Тогда, на вечеринке для посвященных, все казалось таким простым… Внутри меня сидела ноющая боль. Я видела лица тех, кто, как и я, оказался за бортом, но наши ощущения были диаметрально противоположны. Они страдали, что не увидят своих родных — я же загнала эту боль глубоко вовнутрь, понимая, что все равно не смогла бы смотреть им в глаза. Да и что бы я могла им сказать? Что на мне лежали судьбы семи десятков людей, а я их не уберегла, и все потому, что выясняла отношения с мужчиной, которому совсем недавно радостно вешалась на шею?..