Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
– Точно, курорт, товарищ капитан. Пицунда. – Хмыкнув, Капустин с серьезным видом кивнул и отогнал от подбородка плавающие на поверхности плотные составляющие. – У нас тоже на учебке был случай… «Т-семьдесят второй» в выгребную яму заехал. И сел. По самый водительский люк. За моё-моё – гусеницами скребёт, ни туды, ни сюды, тащить надо… Поздняя осень, дерьмо на грани замерзания… а буксирные крюки, между прочим, приварены к нижнему скосу брони… И как на грех – ни одного защитного костюма. Так что у нас здесь точно неплохо…
– А я, ребята, вот о чем думаю. – Кольцов глубокомысленно выпростал здоровую руку из жижи и стал чем-то похож на философа античности. А что? Такой же голый, только не в бочке, а в яме, и вся-то разница. – Взять, к примеру, наш Ленинград. Четыре с лишним миллиона народу, и все ведь, пардон, писают-какают! Допустим, по килограмму за сутки… – Никто не возразил ему: смуглозадый страж только что вылил на них существенно больше. – Не меньше четырёх тыщ тонн получается, – продолжал Кольцов. – Шестьдесят вагонов дерьма, эшелон целый. Ежедневно. А учесть всяких приезжих, туристов, транзитников… кошек с собаками… Не колыбель революций, а сплошное говно!
Бытие определяет сознание: когда сидишь по уши в дерьме, то и разговоры начинаются такие… фекальные.
– Да… оригинальный подход… – Скудин усмехнулся и с новым интересом взглянул на Кольцова. – Не разгляжу что-то ваших погон, Пал Андреич, но излагаете прямо по-генеральски… Да не прячьте вы плечо от мух! Пусть яйца отложат. Опарыши хоть некрозную ткань выжрут, когда гноиться начнёт. Первое дело против гангрены…
– Думаю, – воистину философски отозвался Кольцов, – у меня и без опарышей до гангрены ни в коем случае не дойдёт…
– Утешает, – вздохнул Борька. – Только на то и надежда.
Так они просидели весь день – неторопливые разговоры, тёплая жижа, вонь, которая сперва сводила с ума, а потом перестала чувствоваться… жалящие рои насекомых. Вечером, когда догорали быстрые сумерки, наверху послышались крики, решётка издала душераздирающий скрежет, и в яму столкнули негра. Огромного, двухметрового, – тот же капитан Скудин, только чернокожий. Уровень дерьма сразу ощутимо повысился.
– How do you do, gentlemen? [40] – шумно отплюнулся новоприбывший. И как ни в чем не бывало раздвинул в улыбке опухшие от побоев баклажановые губы:
– Ду ю спик инглиш? Парле ву франсе? Шпрехен зи дойч? По-рюсски х…чим?
Поперёк лба у него шёл длинный прямой шрам, левое ухо наполовину отсутствовало, а глаза – при вполне африканских чертах – оказались неожиданно серые. В целом парень держался с куражом отъявленного солдата удачи.
– О, нашего полку прибыло, – обрадовавшись, Кольцов придвинулся ближе и бодро кивнул:
– Вам крупно повезло, мой темнокожий брат, мы здесь как раз русские.
Его рана была уже в том состоянии, от которого гражданский медик неминуемо рухнул бы в обморок.
– Я предполагайт, вы не есть расист или педераст, – негр тоже обрадовался и ещё круче вывернул разбитые губы:
– Я есть преподобный Джон Смит. Смирный служитель Беговой мамы…
А сам спрятался по шею в дерьмо, укрывая от нескромных взглядов татуировку «тюленей» – элитной разведывательно-диверсионной группы ВМС США.
– Мир вам, преподобный… – Скудин сделал вид, что перекрестился, и остальные дружно зашипели на него, ибо от движения по поверхности жижи пошла волна. – Неисповедимы пути Господни, мы здесь тоже все братья во Христе… из православной миссии спасения. В скорби, в тщании, с верой в сердцах… Да, и на правах старожила позвольте предостеречь вас от желания помочиться: здесь обитает волосковый червь, который может забраться внутрь и выгрызть мужское естество…
Это последнее он произнёс по-английски. Шутки в сторону – червь действительно обитал.
– Пускай выгрызайт, – негр вздохнул, глаза налились тревогой, но ненадолго:
– Плевайт! Жёлтый Жемчужин всё равно откарнайт. О-о, грязный бледиш…
– Кто?.. – Скудин вздрогнул и переглянулся с Кольцовым. Тот зябко поёжился, помрачнел и спросил американца:
– «Мисс Белые Шорты»?..
– Да, да. Я же говорью, грязный бледиш… – Джон Смит хмуро кивнул, насупившись, заскрёб себя пятернёй:
– Насрайт, пусть лучше червь…
Имя Жёлтой Жемчужины было известно всей Бирме. Племянница и правая рука всесильного Кхуна Са, она была прекрасна, как утренняя заря, любвеобильна, как самка гамадрила, и жестока, как сытая кошка. В её распоряжении был батальон головорезов, современнейшие виды оружия и личный вертолет «Скорпион», которым она управляла с бесстрашием камикадзе. Как говорили, одно время она состояла шлюхой в притоне, откуда и вынесла садистскую ненависть ко всем на свете мужчинам. По слухам, любила самолично кастрировать пленных. Настроение в яме сразу упало – было похоже, проверять справедливость этих слухов им придётся на собственной шкуре…
На следующий день невидимое в тумане солнце стояло уже высоко, когда решётка снова приподнялась. На сей раз в яму опустили лестницу, железную, донельзя ржавую, похожую на судовой штормтрап. Затем на краю возник человек с израильским автоматом «Узи». Он недобро улыбнулся и выпустил короткую очередь. Пока что – в дерьмо.
– Get out, you bastards! Understood? [41]
Чего уж тут не понять… Пленники один за другим выползли на поверхность, на потрескавшиеся плиты, которыми был вымощен двор древнего буддийского храма. Храма, сразу видно, заброшенного – тысячелетние полуразрушившиеся стены, буйная растительность, лезущая отовсюду между камнями, обветшалые многоярусные рельефы, изображающие будд – высшие существа, достигшие просветления, но отказавшиеся от перехода в нирвану… Мир, покой, самоотречение – полное, на грани экстаза. Мессия будущего, Будда Майтрейя, что означает Любовь, уже вышел из позы лотоса и в знак Своего близкого прихода опустил левую ногу на землю…
– You, fucking bastard! – Человек с «Узи» оглядел богатырскую фигуру Скудина и, видно найдя Ивана всё ещё опасным, деловито прострелил ему бедро. Потом, подозрительно покосившись на негра, продырявил ногу и ему. Махнул рукой:
