Тварь из бездны - Исьемини Виктор

Их окружили еще с десяток стражников и принялись что-то втолковывать Ральку, но кричали вразнобой, перебивали друг дружку, и десятник ничего не разобрал.

— Так. Стоп. Рассказывайте по порядку. Вот ты, Ропит. Значит, на вас напали, когда вы вели арестованного…

— Да нет же! Меня поначалу вовсе не было, я эту дуру, ну, которую ограбили, пока уговорил сюда явиться, пока то да се…

— Говори короче, — потребовал Ральк. Он уже прикидывал, что скажет Тревер по поводу лица племянника, наверняка это будет очень скучно.

— Так вот, — продолжил Ропит. Наши привели вора уже к самой двери, можно сказать, и вдруг подваливают цеховые. Сапожники точно были, плотники…

— Кузнецы, — вставил хмурый стражник с подбитым глазом.

— В общем, окружили и тычут в этого, который арестованный. Мол, вора поймали? Разбойника? Отдавайте нам.

— Я пытался, я дрался с ними, — жалобно вставил Керт .

— Мы не отдали бы, — добавил Нирс, — да они кучей навалились. Керту вон первому в глаз, меня повалили. Наши из кордегардии выскочили, свалка началась…

— Ничего себе, — только и смог вымолвить Ральк.

— Во именно, — снова завладел инициативой Ропит. — Тут я с этой дурой подоспел, а они, ну, мастеровые, значит, уже арестованного отбили и восвояси пошли. Я ж с теткой, я — что?

— Ясно, — заявил Ральк. — Понимаю…

На самом деле он не понимал ровным счетом ничего.

Ральк огляделся — среди стражников не было ни единого, кто мог бы считаться начальником. А сам он — как-никак десятник. Старший здесь. Эта мысль Ральку не понравилась, но делать нечего. На всякий случай он осведомился:

— А из командиров кто-нибудь есть?

Солдаты молча переглянулись и те, кто стоял ближе, на всякий случай подались назад. Конечно, в кордегардии, как всегда, писарь — но он не годится.

— Никого нет? Тогда слушать меня! — Ральк постарался приосаниться. — Сейчас двинем в ремесленные кварталы. Разберемся…

Ральк решил не уводить всех, оставить солдат постарше.

— Эрвиль… и вот ты! Останетесь здесь. Остальные — за мной. Оружие держать наготове, но без команды в ход не пускать!

Ральк не оглядываясь, зашагал к району мастерских, за спиной послышался неровный топот. Что цеховые отбили арестованного преступника — этого спускать было нельзя, престиж стражи оказался под угрозой. Правда, как действовать, Ральк еще не решил. В драке преимущество мастеровых над стражей будет несомненным — да ведь уже и дрались. Обнажать боевое оружие против мирных граждан, даже если они и бунтуют — не дело. Да и не верил Ральк, что это поможет. Наверняка и у цеховых отыщется, чем защититься… взять хотя бы оружейников, у них всегда найдется в мастерских некоторое количество товара… Но в любом случае, сперва нужно разобраться — с чего бы это мастеровые вступились за воришку?

Мост, отделяющий центральный район от мастерских, был нынче перегорожен баррикадой. Перед препятствием стражники остановились. Ральк огляделся — баррикада хлипкая, взять ее штурмом — не вопрос. За баррикадой околачивалось несколько десятков мастеровых, предводительствуемых Ренкилем — тем самым старшиной ткачей, с которым Ральк защищал город от северян. А дальше… К перилам, ограждающим канал, с внешней стороны был накрепко привязан тот самый воришка, отбитый у стражи накануне.

— Что здесь происходит? — обратился Ральк к цеховым, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — По какому праву перегорожена улица? Беспорядки чините?

— Ничего не происходит, мастер, — откликнулся из-за баррикады Ренкиль. — Ничего ровным счетом. А улица… Ну, это временно. Для общественной, как говорится, безопасности.

— Что значит временно? Какой безопасности? Мастер, вы же рассудительный человек… нападение на стражу, похищение человека… Мастер, вы понимаете, что натворили?

— Он понимает! — рявкнул здоровенный парень в закопченном фартуке. — Мы все понимаем! И вашему брату, страже, сюда хода нет! Не можете город от напасти защитить, трусы, так не лезьте! Сами разберемся.

Цеховые поддержали здоровяка одобрительным гулом.

— Остынь, не шуми, — бросил Ренкиль. — Этого мастера я знаю, он не трус, мы с ним вместе против разбойников стояли у Лагайской башни. Я объясню, мастер стражник. Давайте, я все объясню. По-хорошему.

— Ну…

— Мастер, вы же знаете про Тварь. Никакого сладу с ней нет, так? И стража нас не защитит, и молитвы не помогают, каждый день люди гибнут. Вот мы и рассудили — зачем ждать? Мы сами выберем, кого Тварь сожрет. Вот этот человек — он все едино грешник, душа пропащая. Мы оставим его здесь, на берегу, пусть Тварь подавится. И каждую ночь будем ей кого не жалко на этом месте оставлять. А добрым людям передышка.

Тут осужденный на съедение впервые подал голос:

— Сволочи, сердца у вас нет! Хоть выпить-то дайте! Страшно ведь! Страшно до Гангмара… Не дождусь я ночи, со страху помру раньше — кого ваша Тварь тогда убивать станет? Дайте вина-а-а!..

Ральк с удивлением увидел, что аргументы воришки возымели действие — к нему приблизился человек с бурдючком и, перегнувшись через перила, принялся поить. Тощий вор пил, жадно хлебал, припав к горлышку сосуда — и потоки вина стекали по впалым щекам, по выпирающему кадыку, пятнали рваную одежду на узкой груди — красные, темные, похожие на кровь…

Ральк беспомощно огляделся. Все было дико, неправильно, невероятно — и эти горожане, самые законопослушные и набожные граждане в Мире, так гордящиеся своим самоуправлением, вдруг избившие стражников, а теперь и вовсе готовые к кровавому жертвоприношению. И стражники, обычно такие самоуверенные и солидные, вдруг спасовавшие перед бунтовщиками. И сам несчастный преступник, предназначенный на корм чудищу — стоически принявший свою участь и требующий только лишь дармовой выпивки перед смертью. И даже это вино, красными струйками стекающее по грязному тряпью обреченного воришки — тоже неправильно.

Окажись здесь какой-нибудь сержант или хотя бы городской синдик — словом, любой, кого Ральк мог признать начальством — и вели такой человек Ральку напасть на смутьянов, солдат с радостью подчинился бы… Рука сама собой потянулась к оружию. Но отдать приказ было некому, а Ральк не мог решиться.

— А что? — вдруг пробасил над головой Торкер. — наши-то мастера не такие дурни, верно рассудили.

Ральк отступил на шаг и удивленно воззрился на будущего тестя — вот уж от кого не ожидал. Может, Торкер что-то другое имеет в виду? Но нет, верзила ответил десятнику прозрачным взглядом — мол, никакого подвоха, что думал, то и сказал. Ральк, уже до половины вытащивший из ножен меч, ослабил руку, позволяя клинку вернуться на место. Тут позади послышались голоса, топот, стражники расступились, пропуская к баррикаде, перегородившей мост, целую процессию.

Имперские солдаты, носилки главы Совета, городские чиновники в красно-зеленом и в черном… Ральк посторонился, испытывая немалое облегчение — ему не придется принимать решения, слава Гилфингу Пресветлому... Вот, кстати, и капитан стражи здесь.

Имперцы остановились перед мостом, стукнули о мостовую древки алебард. Старик Тевелас, кряхтя, выбрался из носилок и подошел к самой баррикаде. Встал, тяжело опираясь на палку и покачиваясь на тонких журавлиных ногах. Несколько мастеровых торопливо сдернули шапки — но на большее их не хватило. Сдаваться они по-прежнему не собирались. Старик оглядел выпученными глазами незаконное сооружение, обвисшего в путах пленника, толстяка с вином рядом с ним… Потом гулко прочистил горло и объявил:

— Ну, что ж…

Стало тихо.

— Ну что ж, — повторил глава Совета. — Сами, значит, придумали? Ладно.

Снова воцарилась тишина, только и слышно было, как журчит поток под мостом да икает упившийся воришка.

— Соответствующего дозволения нынче у его священства епископа я нынче добьюсь, — прохрипел Тевелас. — В необычных обстоятельствах мы принимаем необычные меры. Да. Сей человек осужден и будет предан Твари. Да. Ежели мерзкая Тварь оную жертву примет, завтра из тюрьмы будет взят новый преступник. Капитан!