— Не то чтобы иначе, просто суеты и беспорядка там куда меньше.
— А тут всегда такой кордебалет! В этом плане даже Лондон, Париж и Берлин уступают Стамбулу.
Турецкое правительство с неодобрением смотрело на иностранцев, желающих путешествовать по их землям. И потому приходилось хитрить. Чтобы осмотреть дороги и коммуникации посольство выдумывало различные причины. К примеру, давало поручение доставить секретную почту из Стамбула в одно из отделений русского посольства Румынии или Сербии.
Используя подобные уловки, я побывал в румынском Бухаресте, болгарской Софии и сербском Белграде. Ехать приходилось на лошади или повозке, по разбитым трактам и горным серпантинам. Железных дорог в Турции практически не строили, государство не зря называли «больным человеком Европы». Местная экономика «дышала» с трудом, кругом виднелись следы инфляции, разрухи и казнокрадства.
В пути я тщательно фиксировал различные интересные детали. Такие длительные поездки, которые периодически совершали русские офицеры, принесли немало пользы. Мне удалось побывать на Шипкинском перевале, а также заглянуть в Плевну, Рущук и Андианополь. Я познакомился с турками, румынами, болгарами и сербами, прикоснувшись к их культуре, менталитету и традициям. Смею надеяться, что и для русской разведки мои заметки оказались небесполезными.
Так прошел год. Друзья писали письма и рассказывали о последних новостях.
Михаил Скобелев вернулся из медового месяца и сразу же уехал в Ташкент, где возглавил военную часть посольства, отправившегося в Кашгар. Полина же пока в Среднюю Азию не торопилась, поселившись в имении Скобелевых, селе Спасско-Заборовское, расположенном недалеко от Рязани. Сестра благополучно родила дочку, которую назвали Татьяной. Все были счастливы, а у меня появилась первая племянница.
Брат Митя, помимо работы в газете, начал писать исторический роман на тему Бориса Годунова и последующего затем Смутного времени. Алексей Куропаткин вернулся из командировки в Африку и продолжил службу в штабе Туркестанского военного округа. Владимир Гахович получил капитана и был отозван в Петербург, где его причислили к капсюльному отделу Николаевского ракетного завода, и он принялся доводить до ума ракеты. Петр Пашино отправился в новое путешествие по Афганистану и Индии, на сей раз изображая туземца-бедняка. Инженер Волков достраивал пароход. Под него была организована пароходная компания под одноименным названием «Победа», директором которой стал Кирилл Старобогатов. Со Старобогатовыми наша семья дружила давно, и им можно было доверять.
Неугомонный американец Януарий Мак-Гахан прислал весточку, что уехал на войну в Испанию, а затем мечтает отправиться на поиски северного прохода из Тихого в Атлантический океан через Аляску и Канаду.
Андрей Некрасов прислал несколько писем, в которых сообщал, что сейчас в Ташкенте «скука смертная». Герцог Романовский продолжает командовать полком, но особой любви среди офицеров не сыскал. С нескрываемым оптимизмом Андрей упоминал, что в Кокандском ханстве неоднократно вспыхивали мятежи, и что гусары готовы взяться за сабли.
Новости из Средней Азии не выглядели особо интересными. Коканд являлся всего лишь маленьким, бедным и слабым ханством, разобраться с которым труда не составит. Куда большее внимание привлекали европейские дела. Основные события происходили на Западе, касаясь Франции и Германии.
После унизительного поражения в 1871 г. Франция поменяла правительство, ввела всеобщую воинскую повинность и стала быстро восстанавливаться. Канцлер Отто фон Бисмарк встревожился и мобилизовал прессу, которая начала обвинять французов в подготовке к реваншу.
Новая война была выгодна немцам, но они осторожничали, пытаясь заручиться поддержкой других европейских держав. Королева Виктория предупредила германского императора, что Англия в конфликте поддержит Францию. Франц-Иосиф, император Австро-Венгрии занял выжидательную позицию, опасаясь, что Германия может набрать слишком много сил. Наш канцлер Горчаков заверил французского посла в Петербурге, что Россия осуждает действия Бисмарка. Правда, его выступление многим не понравилось. А особенно наследнику Николаю. Как я понял, Николай начал чувствовать, что его политическое влияние возрастает и стал все активнее вмешиваться во внешнюю политику. Особо наследника возмущало желание канцлера заботиться о равновесии и согласии в Европе, хотя бы и в ущерб собственной страны.
Горчаков свой пост сохранил, пока сохранил, но позиции его сильно пошатнулись. В наших газетах вышло несколько статей с карикатурами, на которых изображали канцлера, пытающего угодить сразу всем и усидеть на двух стульях одновременно.
Похоже, фактор наличия живого Николая все сильнее и сильнее менял политическую ситуацию. Естественно, в знакомой мне истории ничего такого не было.
Мы с Николаем из всех европейских держав больше прочих симпатизировали именно Германии. Позиция наша заключалась в том, что полной веры никому нет, все хотят поживиться за чужой счет, но и без союзников России прожить не удастся. И на роль «верных друзей» лучше всего подходит именно Германия. Я неоднократно рассказал цесаревичу, как остальные члены будущей Антанты, Англия и Франция использовала Россию. Мои воспоминания ему совсем не нравились. И чем дальше, тем сильнее ему не нравились Англия и Франция.
Совершенно незаметно наступило 21 августа 1875 г. В этот день Константинополь отмечал важное событие — султан Абдул-Азис назначил нового великого визиря. Им стал Махмуд Недим-паша, ранее уже занимавший данный пост.
Подобное назначение стало крупной победой русской дипломатии в целом, и посла Игнатьева в частности. Супруги Игнатьевы хорошо знали великого визиря и считались его друзьями, хотя в дипломатии подобное понятие весьма условно. Что говорить, если визиря в прессе называли не иначе как «Махмудов» и «Недимов», одаривая русскими фамилиями и показывая, чью «руку» он держит.
Великий визирь Махмуд Недим-паша устроил пышный прием в честь своего назначения. Состоялся фуршет, на который пригласили многочисленных дипломатов и военных. Согласно традиции, гостей наградили. Меня одарили орденом Меджидие 5-й степени. А через два дня из Петербурга пришла телеграмма. Цесаревич Николай вызывал меня обратно в столицу.
В Петербурге я доложил генералам Обручеву и Фельдману о ситуации в Турции. Слушали меня долго и внимательно.
— Оформите свои сведения тремя рапортами, Михаил Сергеевич, — наконец приказал Обручев. — В первом укажите экономическое положение Порты, во втором сделайте акцент на численность и вооружение их армии, а также упомяните места расквартирования полков и краткую характеристику их командиров. В третий внесите псевдонимы своих агентов, способы связи и меры предосторожности, которые вы использовали.
В первых двух рапортах я не видел ничего необычного, такие сведения оформляли все офицеры, побывавшие за границей. А вот с третьим могла выйти неприятность, если он попадет чужие руки. В таком случае всех агентов раскроют. С другой стороны, я и так передал их Родченко, и в ближайшее время в Константинополь возвращаться не собирался.
Встреча с наследником прошла в Аничковом дворце, где он постоянно проживал. К тому же и приятный повод для очередной встречи имелся — у Николая родилась дочь, которую назвали Анастасия. Тогда же я впервые был представлен супруге Николая, датской принцессе Дагмар, которая приняв православие, стала Марией Федоровной. Большеглазую, не слишком высокую, жизнерадостную и жизнелюбивую, её нельзя было назвать именно красивой женщиной, в классическом понимании данного слова. Но она обладала какой-то неповторимой прелестью и обаянием. Она увлекалась живописью, брала уроки у художника Боголюбова и обожала верховую езду. Люди также отмечали ее ровный спокойный характер и чувство такта. В Царской Семье ее любили все без исключения, ко всем она смогла подобрать ключик. Жаль только, что будущая императрица испытывала неприязнь к Германии.
