Уникум (СИ) - Билик Дмитрий

— Че вообще происходит? — простонал Рамиль, но все же опустил ноги на пол. Поднимались уже и Димон с Мишкой.

Крик между тем утих. Его сменила громкая ругань. Было там что-то про аристократическую выскочку, беловолосую стерву и месть. Мне стало совсем нехорошо. Во-первых, я узнал голос. Во-вторых, потому что еще и до этого уже догадался, к кому наведался Потапыч. И ведь правда виноват только я, сам просил.

Скорость, с которой я одевался, могла дать фору любому срочнику. И на то имелась причина — надо было предотвратить локальную катастрофу. Зыбунина и так точила зуб на Терлецкую (а белая стерва у нас имелась только одна), а теперь, когда у нее есть веский повод ввязаться в драку, вряд ли ведьма будет сдерживаться. Ну, или не драку. Как там у девочек-магов это называется?

В коридоре уже было полно народа. Я растолкал наиболее любопытных и пробился к открытой двери. Посреди комнаты замерла Катя с жалкими остатками того, что еще вчера было пробабушкиным платьем, а за ее спиной, почти вжавшись в стены, на кровати стояли соседки. Ну точно мышь на полу заметили.

Хотя, если говорить серьезно, испугаться было от чего. Я сам немного струсил, когда увидел глаза Зыбуниной. В них бушевал шторм, опрокидывающий крупные суда, а мелкие лодчонки разрушая без остатка. И появился я очень вовремя. Потому что период стенаний ведьмы закончился. Она сжала кулаки, осыпая пепел с обгорелых рюш, и решительно двинулась в сторону коридора. Почему мне кажется, что не воздухом подышать?

— Катя, Катя, подожди. Не торопись.

— Да я быстро, — даже не смотря на меня, попыталась пройти мимо Зыбунина.

— Не надо ничего делать сейчас. Остынь немного.

— Ты видел, что она сделала? — подняла девушка руку с остатками платья.

Не она, а он. И всего лишь выполнил просьбу хозяина… Хотя, знай бы я реакцию ведьмы, ничего бы не предпринимал. Но мне почему-то очень не хотелось, чтобы Катя сейчас узнала, как все было на самом деле. Жить немножко еще хотелось. Вместе с тем и стравливать Терлецкую с Зыбуниной не имело никакого смысла. Семья высокородных сожрет ведьму со всем их ковеном и не поморщится. Даже если сейчас Катя покалечит или убьет Светку. Одним словом, не стоит оно того.

— Подумай о последствиях. Не о себе, так обо всем ковене.

Если честно, я тыкал пальцем в небо. Ну, не знал, какие аргументы привести. Однако именно упоминание о ведьминском сообществе чуть-чуть охладили Зыбунину. Она впервые взглянула на меня, и в глазах, где бушевали десятибалльные волны, стал стихать ветер.

— Ты прав. Существует множество способов отомстить ей.

— Видишь, я же говорю, главное не совершать опрометчивых поступков… Погоди, о какой мести ты говоришь?

— Платье по-прежнему у меня. Я могу сделать так, чтобы испортившая ее немного пострадала. Чуточку праха и толченого стекла у меня всегда найдется.

— Прах и толченое стекло? — вышла из-за спин Наталья Владимировна. — Разве вы уже проходите ритуалистику? И что тут происходит?

Пока Козлович был в лазарете, точнее в комнате, которая отвечала данным функциям, нашим временным куратором стала Матвеева. По мне, идеальный вариант. К нам она особо не лезла, новые требования не выдумывала, на нарушение режима смотрела сквозь пальцы. В общем, жить не мешала.

— Да у меня книга есть старая, там много всяких ритуалов. А по поводу случившегося, мне просто страшный сон приснился.

— Хорошо. Но ты же знаешь, какой эффект дает прах и толченое стекло, если правильно вложить силу?

— Да, жуткие вещи. Я же не собираюсь делать этого, просто сказала.

Зыбунина таким невинным взглядом посмотрела на учительницу, что я даже поверил ей. На пару секунд. Пока Наталья Владимировна не отвернулась, разгоняя по комнатам учеников. Тогда взгляд Кати вновь стал сосредоточенным, а лицо приобрело былую суровость.

— Спасибо, Максим, что остановил меня. Ведьмы не должны поддаваться эмоциям. Только холодный расчет. Только крепкий удар, который наносится наверняка. Что ж, ночь будет интересной.

Я даже слова не успел сказать. Зыбунина твердым шагом вернулась в комнату, в которой все также жались к стене ее соседки (надо вообще проверить, они живые или нет?) и захлопнула дверь. Я тревожно смотрел на осыпающуюся побелку. С одной стороны, остановил кровопролитие. Только забыл спросить, что значит «испортившая ее немного пострадает?». Нет, банник в хозяйстве существо совершенно бесполезное, но ведь получит за доброе дело. А сожжение уродливой тряпки я именно к такому и относил.

Катя была хорошей ведьмой. Сильной, умелой, даже несмотря на свои года, и злопамятной. Потому Потапыч стал постигать азы ритуалистики еще ночью. Все началось с легких постанываний, которые сменились завываниями, слезами и угрозами, переходящими в мольбы. По словам банника, ему выворачивало нутро наружу, а к утру он обязательно должен был преставиться. Однако именно с наступлением следующего дня все прекратилось. Вернее я проснулся и понял, что Потапыча не слышно. Попробовал призвать его, но вместо банника появился домовой Петр.

— Ты почто прислужника мучаешь? — сурово спросил он.

— Я?

— А кто ж еще? Он хоть и, прости Господи, банник, однако ж, живое существо. Потапыч нам рассказал о твоих иезуитствах. Ты это дело бросай. Мы ведь и к Елизавете Карловне дойти можем… И да, фраки ваши в шкафу висят.

Вот так да. Теперь я, оказывается, и иезуит какой-то. Что бы это не значило. Вот ведь Потапыч, своего не упустит даже на смертном одре. Хотя я вдруг понял, что переживаю за этого непутевого коротышку. Да и он, кажется, начал испытывать ко мне нечто вроде симпатии. Иначе чем можно объяснить эту диверсию с платьем? Не уничтожь его, и слова бы никто не сказал. Так нет, влез, сжег, пострадал, правда, все равно в дамки вышел. Ну, хорошо то, что хорошо кончается.

Фраки были практически одинаковы — по мне, так обычный костюм, разве задние концы чуть удлинены. Будто мы пингвины какие-то. А, ну еще самая любопытная деталь — все они оказались светлого тона. Пусть и не ослепительно белые. Несмотря на странный и неудобный наряд, каждый бросился примерять свою одежду.

— Димон, ну ты чистый король, — присвистнул Рамиль. — Будто родился в пиджаке.

— Меня начали брать на светские приемы с одиннадцати, — спокойно заметил Байков. — Приходилось соответствовать. А ты, если не будешь сутулиться, тоже станешь неплохо выглядеть.

— А перчатки обязательно надевать? Руки же потеть будут.

— Спроси об этом Елизавету Карловну, — парировал Байков. — Она тебе сразу скажет, что тебе надевать и вообще, куда следует идти.

Больше всего мне почему-то хотелось посмотреть на Катю. Какую же замену ей принесли? Но пришлось ждать вечера следующего дня. К тому моменту уже вся школа гудела, как встревоженный улей. Только и было разговоров о танцах (Елизавета Карловна с самым серьезным видом заявила, что если кто-то перепутает мазурку с полонезом, то она исправит оценку в ведомости) и об угощениях. Поговаривали, что будет настоящий кремовый торт. Байков после услышанного больше ни о чем не мог думать.

И вот наконец настал вечер бала. К назначенному времени мы собрались в главном помещении школы. Мне казалось, что раньше здесь было не так просторно. Однако теперь тут уместились все три курса, куча свежих, срезанных цветов, внушительный фуршетный стол возле стены и множество белых лент. Хотя учителя (не думал, что их так много) и стояли на лестницах, посматривая на присутствующих. Внизу, у той самой каморки страшилы, расположился сводный оркестр гоблинов-охранников. Судя по инструментам, подготовились они основательно.

— Дорогие ученики, — восхищала своей точеной фигурой Елизавета Карловна. Ее талии могла позавидовать большая половина наших девчонок. — Рада приветствовать вас на Белом балу. Желаю всем вам приятно отдохнуть. По традиции, бал начинается с вальса. Дамы приглашают кавалеров.

Я не сразу узнал Катю. Точнее увидел-то ее еще издали — не так много у нас в наличии рыжеволосых, однако в то, что передо мной Зыбунина, не поверил. Потапыч был тысячу раз прав, когда сжег зеленый ужас, в который собиралась облачиться ведьма. Нет, многие благородные девчонки оделись «не в цвет». Однако Катя в простом белом платье с открытыми плечами и уложенными волосами, выглядела в тысячу раз эффектнее самых вычурных одеяний. На ее груди матово переливался небольшой камень. Такими же, только чуть поменьше, были украшены волосы.