Мастер оружейных дел - Кузнецова Дарья Андреевна

— Ребенка куда?! — ахнула Кана, всплеснув руками. — Ладно, сам, старый дурак, но Ойшу-то куда тащить собрался?!

— Если мне не изменяет чутье, как раз ей ничего не угрожает, — возразил он, задумчиво меня разглядывая. — Я согласен с ужастиком, все это как-то с ней связано, и без нее развязать вряд ли получится. Ну и, кроме того, где ты ребенка видишь?! Невеста уже, здоровая кобыла и за себя постоять может, — весело фыркнул бывший старшина, а я не удержалась от довольной улыбки, пропустив мимо ушей высказывание про невесту и кобылу. Высокая оценка и похвала отставного Пограничного дорогого стоят, а признание моей способности постоять за себя — оценка по-настоящему высокая. — Собираемся, не будем терять время.

Вышли мы где-то через четверть часа и скорым шагом направились в сторону ратуши.

— Лар, у меня два вопроса. Что мы будем там делать… и… ты уверен, что мы ведем себя нормально?

— Да как тебе сказать, — хохотнул он. — Что есть норма? В любом случае мы не будем врываться с мечами наголо, круша все живое и мебель налево и направо. Тихонько зайдем и посмотрим, можно ли чем-нибудь помочь. Если вообще эта помощь требуется, и наш ужастик не преувеличил масштабы проблемы, хотя последнее сомнительно. Если уж разбираться дотошно, у нас не так-то много вариантов действий. Можно сделать вид, что ничего не случилось, но я не хочу так поступать, да и ты наверняка не согласилась бы. Звать на помощь тоже особо некого: тем, кто наверху, я бы не доверял, Пограничные не пойдут против приказа, а от остальных тоже немного проку. Да и бессмысленно, не будем же мы штурмовать ратушу! Поэтому вспоминай все, что я тебе рассказывал по тактике диверсионных групп, и готовься применять на практике, — весело резюмировал великан.

— А как мы попадем внутрь?

— Есть всего одна дверь, так что вариантов немного. Насколько я знаю внутренний распорядок, закрывается она только в случае тревоги. На страже там Пограничные, поэтому пройдем без вопросов: у них ночью приказ не пропускать посторонних без особой надобности, а я-то свой.

Город дремал как ни в чем не бывало, вкушая самый сладкий предрассветный сон. Где-то в домах уже заступали на пост самые ранние пташки — пекари, другие необходимые для жизни единого большого организма люди — но на общей тишине это почти не сказывалось. Узкие улочки еще наполнял мрак, скрадывающий наши движения и шаги: он как будто был с нами заодно.

На Рыночной площади, освещенной заметно лучше других частей города, люди уже шевелились — хоть и вяло, но вполне заметно. Кто-то клевал носом, раскладывая товары, издалека привезенные среди ночи. Ритмично и вяло стучали два молотка плотников, чинивших навес. Кто-то неторопливо катил через всю площадь большую скрипучую тачку, тяжело нагруженную большими тюками.

Единственным по-настоящему бодрым существом оказалась мелкая собачонка, бегающая по площади. Псина то звонко перебрехивалась с плотниками, отвечавшими на звонкий лай хриплой руганью, то преданно виляла хвостом торговцу, то задирала лапу на каменные прилавки. Мы пса почти не заинтересовали и удостоились только короткого лая, который вполне можно было расценить как приветствие.

Напрямик к ратуше Лар не пошел, свернул по дуге к сонному лавочнику, с которым бодро зацепился языками: кажется, с этим типом они были знакомы. Лавочник при ближайшем рассмотрении оказался мясником, что объяснило повышенную приязнь к нему и жизнерадостность псины. Я украдкой стянула у рассеянного продавца щепоть мясных обрезков, лежавших горкой на самом уголке, и пошла знакомиться с четвероногим другом поближе. Место для знакомства выбрала на стыке брусчатки разных цветов, чтобы заодно пообщаться и с другим зверем.

Пес, виляя хвостом так, что его самого аж мотало из стороны в сторону, облизывал мои руки, с удовольствием подставлял покрытые жесткой пыльной шерстью бока, выглядел совершенно счастливым и не обращал внимания на грозного соседа. А вот тот, который жил в зеленых камнях ратуши, вел себя не в пример сдержаннее. Сейчас эта сущность напоминала замершего в засаде хищника, выжидающего удобного момента. Это показалось непривычным и страшноватым.

Даже в моменты атаки Серых, когда сущность бодрствовала, она все равно была… другой. Заторможенной. Или очарованной? Вроде бы разумная, но сосредоточенная на единственной цели и безразличная ко всему вокруг. В ней лишь изредка вяло шевелилось любопытство, а потом засыпало вновь. Сейчас же сущность находилась в полном сознании и преследовала какую-то собственную цель.

Не знаю, насколько справедливы слова Грая про необходимость жертвы, насколько опасно это существо для жителей города и какова история его заключения в камни площади, но сейчас оно явно ощущало себя свободным.

— Ну, как тут у тебя дела? — полюбопытствовал подошедший Лар.

— Не знаю. Не понимаю. Мне кажется, оно уже освободилось. Во всяком случае, оно точно чувствует себя хозяином положения. Или это существо ошибается, или… я не понимаю, что происходит. Грай оказался не прав по поводу жертвы? Но зачем в таком случае его сюда притащили? Или не притащили? — подозрительно уточнила я.

— Прошли около получаса назад, ужастик и северянин под солидным конвоем. Только, учитывая силу нашего мага и боевые таланты этой отрыжки Белого, им бы того конвоя хватило на пару секунд, так что шли они добровольно. К тому же маг выглядел спокойным и даже радостным, так что у меня другая версия. Почему ты не думаешь, что ошибается тот, кто все это организовал? — предположил Ларшакэн, кивком предлагая мне следовать дальше к ратуше. Пес несколько шагов трусил за нами, но потом развернулся и побежал к мяснику, посчитав того куда более интересным объектом. — Это ты отчетливо ощущаешь состояние и настроение местного квартиранта, а я вот, например, никакой разницы не чувствую.

— Ну… я очень на это надеюсь, — пробормотала неуверенно и зашагала следом за Ларом к башне. Присутствие сущности в ее нынешнем настроении… нервировало. Я чувствовала, что внимание ее направлено куда-то в другую сторону, что до нас ей нет никакого дела, но все равно беспокоилась. Была бы псом или волком — шерсть на загривке стояла бы дыбом, а хвост трусливо жался бы к брюху, но сейчас я лишь неуютно ежилась и старалась не втягивать голову в плечи. И недоумевала, как такое можно не заметить?

Таллий Анатар

Узкие коридоры вызывали чувство досады. Развернуть талхай между таких близких стен и при таком низком потолке попросту невозможно, этому оружию нужно пространство. Если вчера в переулках города я еще как-то справлялся, они не ограничивали хотя бы сверху, то здесь можно было даже не снимать его с пояса. Куда более кстати пришелся бы нож, который забрал местный стражник. Интересно, он на подобное рассчитывал и сознательно забрал именно то оружие, которое могло бы пригодиться, сделав вид, что помогает, или на самом деле хотел помочь и просто не подумал о такой тонкости?

Следователя, проводившего задержание, быстро спровадили, вынудив передать нас с рук на руки еще одному знакомому лицу — тому самому привратнику, что сопровождал к лаккату во время прошлого визита. Вскоре и городская стража уступила место Пограничным, которых легко можно было отличить по совсем иной выправке и манере двигаться.

Я, признаться, поначалу ожидал, что путь этот окончится прямо в пыточной, в подвале. Не может же в такой башне не быть собственного подземелья с камерой пыток, правда? Но вели нас наверх, все выше и выше, в этот раз — проигнорировав подъемник и воспользовавшись крутой центральной лестницей. Одолев с десяток узких витков, мы вышли в коридор, перебрались на другую лестницу и опять принялись считать ступени.

Судя по тому, как долго двигались, путь лежал на самый верх башни, и меня начало разбирать любопытство. Причем интересовала не столько наша судьба, сколько возможность взглянуть на город и его окрестности с высоты ратуши.

Мелькнула мысль, насколько забавно получилось бы, окажись высказанное Тагренаю обвинение действительно обвинением, а не поводом, но надолго эта мысль не задержалась. Улетучилась, стоило вместе с конвоем зайти в чей-то рабочий кабинет. Его можно было бы назвать обычным, просто обставленным со вкусом и чувством стиля: никакой вычурности, ничего лишнего, строгое темное дерево со сдержанными вкраплениями позолоты. Можно было бы назвать, если бы я не знал, сколько стоят те или иные предметы обстановки.