Великое заклятие - Геммел Дэвид

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70

– Ты молодец, – произнес креакин, продолжая наступать. – Не самый лучший из тех, кого я убивал, но в числе лучших. Дай мне знать, когда будешь готов умереть.

Антикас не ответил. Несмотря на усталость и отчаянную борьбу за жизнь, он следил за движениями противника, отыскивая слабину. Тот одинаково хорошо дрался обеими руками, как и Антикас, но больше полагался на правую и предпочитал колющие удары рубящим. Антикас отскочил назад и сказал:

– Я готов. – Креакин атаковал, но Антикас, вместо того чтобы отступить, метнулся вперед. Голбар, как он и ожидал, нанес молниеносный выпад правым мечом. Антикас отклонился вправо, и вражеский клинок проехался ему по ребрам. Тогда он, превозмогая боль, вогнал свой черный меч в грудь креакина и пронзил сердце. Темные глаза Голбара широко раскрылись от неожиданности и боли, мечи выпали из рук. Не сказав больше ни слова, он навзничь повалился на мост.

– Ну, кто следующий? – спросил Антикас, повернувшись к трем остальным.

– Никто, – ответили ему. – Голбар всегда любил порисоваться.

Они двинулись на него все разом. Антикас ждал, полный решимости захватить с собой хотя бы одного.

Над горами взошла луна, подул холодный ветерок. Как просто было бы добежать до коня и ускакать – ведь сразиться можно и завтра. Антикас бросил взгляд на Дагориана. Тот сидел не шевелясь, зажимая руками страшную рану на животе. Антикасу вдруг захотелось рассказать ему, почему он остался защищать мост, рассказать об искуплении, о Каре, которую он потерял. Но времени уже не было.

Креакины перелезали через заграждение, и он приготовился встретить их.

В этот миг из леса, ломая деревья, вырвалось что-то белое громадной величины. С ужасающим визгом оно помчалось к мосту. Антикас, не веря собственным глазам, смотрел на это чудовище с клинообразной головой и разинутой пастью. Оно неслось с поразительной быстротой. Из раны у него на плече струилась кровь и торчало сломанное копье.

Трое креакинов повернулись лицом к зверю. Бежать им было некуда, разве что прыгнуть в реку. Они остались на месте, крошечные по сравнению с несущимся на них чудищем. Один попытался атаковать, но когтистая лапа снесла его голову с плеч. Зубы зверя вцепились в плечо второго воина и вскинули его в воздух. Креакин вонзил меч в шею зверя, и тот, мотнув головой, швырнул врага в реку. Креакин скрылся под водой. Третий, подбежав, воткнул меч в белое, как у рыбы, брюхо. Из раны хлынула кровь. Зверь сокрушил когтями доспехи воина и бросил его на мост. Креакин попытался увернуться, но челюсти сомкнулись, перекусив его пополам.

Чудовище стало на дыбы и заревело от боли, да так, что затрясся весь мост. Из дыры у него на брюхе вываливались внутренности. Увидев одиноко стоящего Антикаса, зверь сделал два неверных шага к нему, накренился и рухнул в реку.

Антикас подошел к перилам и посмотрел вниз. Тело зверя медленно заплывало к далекому водопаду.

Помня предостережение Калижкана относительно чудесной способности креакинов к исцелению, Антикас скинул в реку обе половины перекушенного тела. Туда же отправился второй креакин вместе с оторванной головой. Антикас открыл забрало шлема, который так и остался на ней, и увидел два живых, горящих ненавистью глаза. Губы шевельнулись, но не смогли ничего вымолвить из-за разрыва голосовых связок. Голова полетела в воду, а за ней последовало тело Голбара.

Обессиленный Антикас присел рядом с Дагорианом и спросил:

– Как ты?

– Боли нет, но я больше не чувствую ног. Я умираю, Антикас.

– Да, дренай, ты умираешь, но мы победили.

– Возможно, мы просто отсрочили неизбежное. Остались еще четверо креакинов, и вентрийская армия перекрывает дорогу к морю.

– Пусть завтрашний день сам позаботится о себе. Ты сражался отважно, и для меня было честью биться рядом с тобой. Я не знаю, какова твоя вера: есть ли у вас Чертог Героев?

– Нет.

– Тогда переходи лучше в мою, дружище. Там ты найдешь дворец, полный юных дев, готовых выполнить любое твое желание. Дворец, где льется вино, звучат песни и вечно сияет солнце.

– Да... это хорошо, – прошептал Дагориан.

– Я помолюсь за тебя, дренай, и моя молитва осветит тебе дорогу. Следуй за ней к моему дворцу – там мы и встретимся. – Антикас закрыл мертвые глаза Дагориана, вложил оба грозовых меча в ножны и медленно зашагал к лошадям. Мелкая рана на груди запеклась и причиняла боль. Он сел в седло, оглянулся на мост и, верный слову, прочел путеводную молитву для души Дагориана.

Потом взял за повод лошадь убитого и отправился следом за остальными.

Глубокая пещера изгибалась наподобие рога. Ветер не проникал туда, и путникам было тепло около двух костров. Ногуста с тяжелым сердцем стоял в стороне. Он не солгал Дагориану: он не видел, как тот умрет. Однако он знал, что молодой офицер не выйдет живым из схватки на мосту. В его видениях, относящихся к последующему времени, Дагориана не было.

– Когда ты рассчитываешь спуститься с этой горы? – спросил, подойдя к нему, Кебра.

– Думаю, завтра к вечеру.

– Я скормил лошадям последний овес. Они нуждаются в отдыхе, Ногуста, в хорошей траве и воде.

Ногуста развернул карту и поднес ее к свету.

– Завтра мы достигнем наивысшей точки подъема. Там очень холодно, а дорога покрыта льдом и опасна. После этого начнется долгий спуск к пяти долинам и к Лему.

– Дров на всю ночь не хватит, а без огня мы тут окоченеем. – Топливо они собрали в последней перед ночлегом долине. Зубр, кроме того, связал несколько охапок из обломков разбитого фургона – они-то теперь и горели.

– Что ж, придется потерпеть. Дагориану холоднее, чем нам.

– Думаешь, нам следовало бы остаться с ними?

– Нет. Другие креакины уже близко.

– Что ты видел?

– Много чего. Слишком много. Никогда еще мой Дар не был для меня таким проклятием. Я вижу, но не могу ничего изменить. Дагориан спрашивал, умрет он или нет. Я ничего ему не сказал, но он, думаю, и так понял. Он был хороший человек, Кебра, – такие люди созданы, чтобы строить, растить детей и учить их мужеству и чести. Он не заслуживал смерти на позабытом всеми мосту.

– Его-то мы не забудем, – заметил лучник.

– Да, мы будем помнить, но что с того? Мы с тобой старики, и время наше прошло. Я оглядываюсь на свою жизнь и не понимаю, хорошо я жил или дурно. Почти все эти годы я сражался. Сражался за дело дренаев, хотя почти все мои товарищи либо боялись меня, либо брезговали мной из-за моей черной кожи. Принимал участие в вентрийском походе и видел крушение древней империи – крушение, вызванное честолюбием одного-единственного человека. Что я скажу Хранителю Книги, когда предстану перед ним? Чем оправдаю свою жизнь?

Кебра поразмыслил над словами друга и сказал:

– Сейчас, пожалуй, не время задумываться об этом. Тебя гложет отчаяние, и ты предаешься меланхолии, но и в ней утешения нет. Ты в своей жизни спас многих и часто рисковал жизнью ради других, вот как теперь. Все это тоже записывается, будь уверен. Я не философ, Ногуста, но кое-что знаю. Если бы даже твой Дар показал, что мы потерпим поражение и младенец, что бы мы ни делали, достанется силам зла, разве ты бросил бы его на произвол судьбы? Нет, не бросил бы, даже в случае неизбежного поражения и смерти. И я бы не бросил – а большего от нас и требовать нельзя.

Ногуста улыбнулся. Ему хотелось обнять Кебру, но лучник не любил, когда его трогали.

– Мой отец говорил, что человеку, который может сосчитать настоящих друзей по пальцам одной руки, никакого богатства не надо. Вот и мне не надо, Кебра.

– И мне. Поспи немного, а я покараулю.

– Слушай хорошенько. Если появится одинокий всадник – значит, Антикас Кариос ищет нас.

– Должен сказать, мне этот человек не по нраву. Уж очень спесив.

– В точности как мы лет двадцать назад, а? – улыбнулся Ногуста.

Кебра сел у входа в пещеру, по возможности укрывшись от ветра. Ежась от холода, он смотрел на горы. Долина осталась в тысячах футов под ними, и казалось, что до облаков можно достать рукой. Запахнувшись в плащ, он прислонился к скале. Смерть Дагориана опечалила и его – ему нравился этот юноша. Дагориан боялся, но его мужество пересиливало страх. От него родились бы хорошие сыновья.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70