Ловец (СИ) - Мамаева Надежда

Резкий крен влево, и мы ушли на глубину, поднырнув под брюхом точно такой же рыбины–течения, как и наша. Клим ударил ладонью по туловищу акулы, усилив простой жест магией. Волна, прошедшая по всему ее телу, отозвалась дрожью в хвостовом плавнике. Тварь попробовала вильнуть, но я, перепуганная до полусмерти, так вцепилась в нее, что закованное в чары течение смирилось, и резко рвануло вперед.

Клим еще наддал и мы, обогнав наездников, вынырнули прямо перед их носом. Погонщику, которого мы таким наглым образом подрезали, это не понравилось, и он, недолго думаю, засветил в нас заклинанием.

Когда сквозь водную толщу несется здоровенное ледяное копье – приятного мало. А если еще и ты – его конечная цель, это неприятно вдвойне.

Даже если я чудом и уклонюсь – эта заостренная глыба застрянет аккурат меж лопаток Клима.

Действовала исключительно на инстинктах, закусивших удила страха. Дернула рыбий плавник на себя, а потом резко в сторону.

Мы, не снижая скорости, провернулись, оказавшись висящими вниз головой. Акула, плывшая брюхом кверху, не испытывала никаких неудобств, в отличие от Клима. Он лишь обернулся и попытался мне что-то крикнуть, но из его рта вырвались лишь пузыри воздуха. Я мотнула головой, указывая на преследователей.

Понял ли Клим, что в нас чуть не забили ледяной гигантский гвоздь – не знаю. Однако матерно сверкать на меня взглядом он перестал, покрепче ухватил аркан, и мы начали, все на такой же бешенной скорости вращаться, на манер куропаток, насаженных на вертел. Когда же я оказалась опять в положении «акула – снизу, я – сверху», то решила сдуру обернуться. Зря.

Ледяное копье нашло свою поживу, накрепко соединив кормщика и погонщика, течение под ними развеялось, почуяв слабину управлявшего им мага, и сейчас я видела, как еще живой рулевой пытается выгрести наверх.

Вот только даже я понимала, что подняться с глубины в сотню футов за пять минут без амулета дыхания не возможно: легкие разорвет от перепада давления. К тому же парень был привязан к уже мёртвому погонщику, тянувшему его на дно

Краткий миг, что я видела еще живого, но уже мертвеца, врезался в сознание клинком. По телу пробежал разряд страха, но не того, что сковывает тело и парализует разум. Сейчас я как никогда отчетливо поняла: либо мы победим, либо умрем.

У наездника, плывшего сзади, того, который метнул в нас копье, не иначе были личные счеты с Климом. Эта сволочь занесла руку для нового ледяного пасса.

Позабыв о том, что в воде кричать бесполезно, я выдохнула «Да гори же ты!». Одной рукой продолжая держать плавник, второй – запуская сорвавшиеся с пальцев даже не языки огня, а раскаленную лаву.

Вода тут же забурлила кипятком. Акула подо мной, которой, не иначе, подпалили хвост, безо всякого понукания рванула так стремительно, что облако враз вскипевшей воды лишь обдало лицо жаром. А если бы тварь подо мною вдруг замедлила ход? Да я бы сама себя сварила заживо!

Преследователь волнорезом пробороздил кипящую воду.

Течение под ним, словно обезумев, сделало несколько резких рывков в стороны, очертания акулы размылись, и, окончательно разорвав плетение сдерживающих чар, лопнули. Волна от взрыва дошла и до нас, вжав мою спину в позвоночник Клима.

Парень даже не обернулся, заходя на очередной вираж. Болтанка, и мы, вращающиеся на полной скорости буром, когда не понятно, где низ, где верх, вклинились между двумя акулами, которые шли до этого вровень.

Приготовилась, что вот сейчас в нас полетят заклинания тех, кто остался позади, но нет, я видела в лицах разметавшихся по обе стороны погонщиков лишь досаду и злость.

Большего разглядеть не успела: наша тварь взмыла свечкой вверх. Я оказалась практически лицом вниз, сложившись пополам. Пестрое дно, на котором царствовали красные водоросли различных оттенков от бордового до пурпура – любители глубины, стремительно удалялось.

Промелькнула гигантская физалия, игриво перевернувшаяся на бок. Ее смертоносные лиловые щупальца выписывали в воде затейливые узоры, пытаясь обмануть стайку глупых мальков.

И тут мы вынырнули.

Ту гамму ощущений, когда меня выдернуло из воды, на манер пробки от шампанского, я, наверное, не забуду никогда. Спиной вперёд, оседлав здоровенную полупрозрачную акулу, я истошно вопила все то время, что мы летели над водой. Лишь когда вновь нырнули, то поняла: мы только что преодолели барьерный риф. Кораллы, пленяющие своей красотой в бусах и статуэтках, сейчас напомнили мне кривые ятаганы, выглядывавшие из воды.

Акула врезалась в воду и сразу же ушла на глубину. Я видела, как следом ныряют и другие погонщики, торпедами преследуя нас. Клим не оборачивался, но я спиной чувствовала его напряжение.

Повернула голову, всматриваясь вперед. Лучше бы глядела на перекошенные от напряжения рожи соперников. Прямо по курсу наличествовал барьер. Прозрачный. А за ним – разевающая рты в крике оголтелая толпа. Наверняка, народ орал, свистел и улюлюкал, но я этого не слышала. Лишь видела, как кто-то припрыгивает от нетерпения, другие усердно работают локтями, протискиваясь поближе к дамбе. И никто, никто не желал уходить, а мы неслись прямо на них.

Я повернула голову обратно, вцепилась покрепче в плавник и зажмурилась. Будь что будет! У меня за свою жизнь сил трястись уже не было.

Акула врезалась в барьер, плетение на краткий миг раскрылось воронкой, вытолкнув нас на водной ладони прямо перед толпой. По барабанным перепонкам сразу же ударил гвалт толпы, кто–то подскочил к нам, развязывая веревки. Клима трясли за руку, поздравляя... А я, едва только освободилась от пут, согнулась в рвущем грудь кашле. Мы пришли первыми, но какой ценой.