Клинок предателя - де Кастелл Себастьян

Мы с Алиной затерялись в толпе, внимавшей герцогу. Речь удалась на славу: он долго и витиевато рассуждал о долге и чести, так что к концу оказалось, что эти два понятия означают одно и то же. Все свелось к тому, что нужно исполнять законы и повиноваться дворянам.

Герцог стоял на широком помосте, справа от него расположился Шивалль с сыном, слева — мальчик, помогавший Балу Армидору. Помост охраняли стражники, окружившие его со всех сторон и грозно глядевшие на толпу. Мы стояли почти у самого края, как можно дальше от герцога и его верных слуг.

— А теперь, добрые жители Рижу, — торжественно провозгласил герцог, — городской мудрец зачитает имена благородных домов, чтобы вы не забывали своего долга перед вельможами.

Городской мудрец оказался подслеповатым дряхлым стариком. Его работа состояла в том, чтобы называть имена знатных семейств. Чем благороднее ваша кровь в глазах богов, тем выше находится ваше имя в списке и тем позже его назовут.

— Зачитай имена, — приказал старику герцог. — Зачитай имена, и пусть все узнают, что городской мудрец вещает от имени богов и слово его не подлежит сомнению.

— Калабриан, — промолвил мудрец сиплым голосом, едва лишь герцог закончил.

Мужчина в синих одеждах поднял кулак вверх.

— Иробель Калабриан постоит за Рижу! — воскликнул он.

Раздались аплодисменты.

— Олдет.

Встала женщина с детьми и подняла кулак.

— Маллия Олдет постоит за Рижу! — прокричала она.

Снова захлопали.

Так продолжалось некоторое время, пока от мелких дворян не перешли к крупным. Я спрашивал себя, какова роль городского мудреца: неужели боги в самом деле различают людей по крови и считают одних более важными, чем других? Есть ли у них предпочтения, и если да, то на чем они основаны? Ответов я не знал, потому что жизненный опыт говорил мне, что боги с удовольствием проливают любую кровь, и чем больше, тем лучше.

— Хамбер, — молвил мудрец.

Ришель Хамбер. Очередной дворянин, клятва верности, ликование.

Вряд ли простолюдинов это действо развлекало. Но дворяне были их хозяевами, покровителями и покупателями — наверное, так бедняки могли проследить за тем, кто еще жив, а кто уже умер, чей род возвысился, а чей пал.

— Баррет.

— Перрен.

— Квистеллиос.

— Зьерри.

Мудрец все продолжал перечислять знатные семейства, но фамилию Тиаррен так и не назвал.

— Лучше уйти, — сказал я, взяв Алину за руку. — Ничего не выйдет.

Она освободилась.

— Он еще не закончил!

— Слушай, — рассердился я и ткнул пальцем в помост, на который поднимался герцог, чтобы сказать очередную речь, — мудрец уже перечислил все семейства в списке. Имя герцога идет последним, потому что у него самая благородная кровь.

— Джиллард, — произнес мудрец точно таким же голосом, каким вызывал остальных.

— Андреас Джиллард постоит за Рижу! — с облегчением выкрикнул герцог. Он поднял кулак вверх, и толпа радостно заревела. Постепенно ликование начало угасать, но он снова ткнул кулаком в небо и вызвал новый прилив радости. Герцог проделал это еще три раза и лишь тогда успокоился. — А теперь, — сказал он, — я провозглашаю…

— Алина, — послышался сиплый голос.

Все начали оглядываться, чтобы понять, кто это произнес. Это был городской мудрец, подслеповатыми глазами смотревший куда–то вдаль; он словно не сказал ничего важного и даже не осознавал, что внимание всех собравшихся устремлено на него.

— Что? — взревел герцог.

Шивалль подошел к городскому мудрецу и потряс его за плечо, явно сказав что–то не слишком любезное, но старик даже ухом не повел.

— Алина, — проскрипел он, словно ничего особенного не произошло.

Наступила гробовая тишина, герцог рыскал глазами по толпе. Даже я смутился. Городской мудрец назвал ее по имени, а не по фамилии. Но почему?

— Алина, дочь леди Тиаррен, постоит за Рижу! — крикнула девочка.

По толпе пронесся шелест — герцог жестом приказал всем молчать.

— Алина, дочь леди Тиаррен, постоит за Рижу, — повторила она так, словно всю жизнь готовилась к этому моменту.

Я все еще не мог понять, что происходит. Почему мудрец назвал ее, да еще самой последней? Почему по имени, а не по родовой фамилии?

— Тишина! — крикнул герцог, когда по толпе вновь прокатилась волна бормотания. — Кто посмел нарушать священный обряд Ганат Калилы? — взревел он, озираясь и надеясь отыскать глазами девочку, которая скрывалась за спинами стоявших. — Кто посмел опозорить Утро милосердия?

— Кажется, это ваш собственный мудрец, ваша светлость! — выкрикнул кто–то из толпы, и покатилась волна смеха.

— Кто это сказал? Кто сказал? — в ярости закричал герцог и повернулся к Шиваллю. — Найти того, кто посмел перечить герцогу. Найти и убить.

Толпа затихла. Значит, пришло время взять слово мне. Я набрал в грудь воздуха и прокричал:

— Простите меня, ваша светлость, но сдается мне, что нельзя никого убивать в Утро милосердия, ибо в этом и состоит смысл праздника.

— Взять его! — закричал Шивалль стражникам, — Это беглый преступник, осужденный за измену!

Стражники смотрели растерянно, не в силах сообразить, как пробиться к нам сквозь толпу.

— Девчонка лжет, — заявил герцог. — Она… Мудрец просто ошибся…

— Мудрец не может ошибаться, — крикнул я в ответ. — Он же говорит от имени богов, так ведь?

— Девчонка лжет, — повторил он. — Такого рода нет. Ее дома не существует. Если раньше и существовал, то Тиаррены были жалким домом, не достойным даже упоминания. Каким образом ее имя могло быть названо последним, после всех самых знатных семейств в Рижу?

Представители других «жалких домов», стоявшие в толпе, выглядели обиженными, но не проронили ни слова.

— «Пусть все узнают, что городской мудрец вещает от имени богов и слово его не подлежит сомнению», — процитировал я. — Вы сами это сказали, ваша светлость.

— Я…

Шивалль что–то шепнул ему на ухо, и герцог пробормотал:

— Да–да, ты прав, я могу.

Он оглядел толпу и воскликнул с радостной улыбкой:

— Славные жители Рижу! Возрадуйтесь! Возрадуйтесь, ибо Ганат Калила укрепляла наш город в прошлом и сделает нас сильнее и в будущем. По праву герцога и лорда–правителя города Рижу я объявляю о продолжении Ганат Калилы. Сегодня последний день Кровавой недели. И пусть это станет для нас напоминанием, что мы всегда должны хранить бдительность и смело стоять против наших врагов. Завтра мы снова сойдемся здесь на… праздник. Пир! Пир милосердия! Вас всех ждут кушанья и…

— Слишком уж дорого, — крикнул я. — Ваш пир обходится нам слишком дорого!

Герцог с помоста посмотрел на меня через всю площадь.

— Шкурнику слова не давали, — издевательски сказал он. — Предателю с драной шкурой, не защитившему даже тирана, которому служил. Какой же мудростью ты можешь поделиться с жителями Рижу? Может, расскажешь о лживых законах своего короля–злодея?

— Мудрости у меня нет. Совсем никакой. И Рижу — последнее место, куда я хотел бы приехать, чтобы рассказать о королевских законах.

Согласный шепоток пробежал по толпе. Плащеносцев в Рижу никогда не жаловали, потому что здешний народ считал себя независимым городом–государством, им не хотелось подчиняться тому, кто жил на другом конце страны.

— Но если позволите, я расскажу вам о законах Рижу.

Герцог захохотал.

— Ты расскажешь нам о наших же законах, шкурник? Любой человек дорого заплатит, чтобы послушать твою ложь. А если кто и решит тебя послушаться, то и впрямь дорого заплатит, — открыто пригрозил герцог молчаливой толпе.

— Высокая цена за то, чтобы помнить ваши законы, — сказал я, обращаясь к собравшимся. — Его светлость прав. Но ту же самую цену платили и ваши предки, мужчины и женщины, которые построили этот город, сражались и умирали за него, проливали кровь на Валуне, где вы сейчас стоите. Их кровь веками пропитывала Тейяр Рижу, потому что они воевали с захватчиками с севера, юга, запада и востока, чтобы вы, их дети и внуки, могли сегодня стоять на этом месте и чувствовать под ногами то, что крепче любого камня. Жители Рижу, ваша кровь, ваша отвага сделали этот город сильными, они связывают вас с Валуном. Потому что Рижуйский валун — это вы. В течение тысячелетий вы побеждали врагов, и даже когда у вас не было совсем никаких законов, вы всегда придерживались одного закона. Вашего закона.