Нефрит. Огонь. Золото - Тан Джун Ч. Л.

Потом старик нашел меня сидящим у пруда с карпами кои и держащим кинжал, который мне дала сестра. Он все слышал.

– Ты не должен отнимать жизни только потому, что это в твоих силах, – сказал он, забирая у меня кинжал. – Прощение – это не слабость. Оно требует больше сил, чем ты думаешь, мой мальчик. Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее.

В следующий раз я увидел этого старика в пустыне. Он стал моим спасательным кругом, моей единственной семьей.

«Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее».

Первые обращенные ко мне слова Шифу эхом отдаются в ушах. Смутно сознавая, что моя спутница плетется за мной, я бреду дальше, сжимая его тело в объятиях. Не понимаю, куда иду, но мои ноги, кажется, знают дорогу.

По внутренним ощущениям, я шагаю целый день. Наконец меня встречает песчаная ширь – знакомое зрелище, которое я предпочел бы забыть. Символично, что именно пустыня станет тем местом, где я попрощаюсь с Шифу.

Я начинаю копать землю, стискивая зубы, потому что грубые песчинки царапают кожу. Когда возвращается ощущение, что меня похоронили заживо, я приказываю себе дышать, гоню прочь темные воспоминания и ночные кошмары. Отрицаю пустыню, которая отняла у меня так много.

Все, на чем я сосредотачиваюсь, – это Шифу и его последние слова. Даже на пороге смерти он выказал беспокойство обо мне. Я должен отдать ему последние почести. Мог бы воспользоваться магией, чтобы выкопать ему могилу, но предпочитаю делать это исключительно собственными руками. Мои страдания кажутся мне правильными.

Это единственное покаяние, которое я могу предложить.

Разум убеждает, что я не смог бы спасти его, не рискуя своей жизнью или жизнью Ан. Но мне тошно оттого, что я даже не попытался. Шифу хотел, чтобы я защитил Похитительницу Жизни. «Невзирая на жертвы», – сказал он. Я мог бы уверить себя, что исполнил его желание, но понимаю, что на самом деле сделал выбор.

Я выбрал ее.

Я предпочел месть, трон и собственное честолюбие человеку, который любил меня как сына. Доброму человеку. Хорошему человеку.

«Твой выбор будет оплачен кровью».

Так вот что имел в виду феникс? Стала ли жизнь Шифу жертвенной платой за мою неуязвимость? Горячие слезы катятся по щекам. Оно того не стоит. Не стоит. Присутствие наставника рядом я бы предпочел любым благам мира.

Только вот уже слишком поздно сожалеть.

Режу палец ножом и надавливаю на рану. Я не могу устроить Шифу достойные похороны. Ни под стать его положению величественного надгробия, чтобы отметить могилу. Ни выстроившихся вдоль улиц людских толп, чествующих его службу стране. Поэтому вывожу на каменной плитке старую поговорку кочевников: «Жизнь – всего лишь сон, а смерть – возвращение домой». Шероховатый камень расширяет порез, который начинает кровоточить сильнее, но боль приносит извращенное утешение.

Закончив, я заталкиваю часть плитки глубоко в песок, укрепляя ее камнями, а потом встаю и раскрываю любимый веер Шифу. Шелк местами порван, а кое-где запятнан кровью. Я дотрагиваюсь до маленькой печати, красным оттиснутой на одной из тонких бамбуковых планок, на которые натянута ткань в форме полукруга.

Сунь.

Несколько лет назад я подарил этот веер ему на день рождения, и с тех пор он никогда с ним не расставался. Я прячу его в складках своей одежды, наблюдая, как с руки капает кровь.

– Я не могу изменить прошлое, но изменю свое будущее, – шепчу я сам себе.

Заслышав шаги, напрягаю плечи. Это Ан. Во мне что-то вспыхивает – горячее и обжигающее, словно неукротимое пламя. Это та девушка, в которую я должен верить. Девушка, которая поможет мне вернуть трон. Эта девушка станет либо моим спасением, либо проклятием для всего мира.

– Мне жаль, – говорит она, – мне очень, очень жаль.

Ан протягивает руку и нежно касается моей ладони, потом обнимает меня.

И постепенно огонь во мне угасает.

Глава 32

АН

Мы мчим сквозь ночь на восток, подальше от обломков таверны. Я не видела среди мертвых ни мастера Ло, ни его семьи и уверяю себя, что им, скорее всего, удалось вовремя сбежать и что теперь они в безопасном месте. Остается только надеяться, что это правда.

На рассвете мы находим убежище в заброшенном монастыре, наполовину скрытом за порослью деревьев. Как только спешиваемся, Алтан, отрешенный и безучастный ко всему, забивается в угол двора. Горе способно принимать много разных обличий. Он пролил столько слез, сколько ему требовалось, и теперь пребывает в молчании.

Мне слишком больно находиться рядом с ним, поэтому я брожу по территории, не в силах прилечь отдохнуть, несмотря на усталость. Монахи, очевидно, давно покинули это место, и оно изрядно заросло корнями деревьев и лианами, будто природа стремится вернуть его обратно в свое лоно. Лиственные растения расползлись по стенам, обвились вокруг красновато-коричневых деревянных колонн. Все, что имело хоть какую-то ценность, либо было вывезено монахами, либо украдено мародерами. Соскоблили даже золотое покрытие, некогда украшавшее часть алтаря.

За пылью и копотью проглядывают выцветшие, поблекшие фрески, на которых запечатлены храмы, пагоды и великолепные дворцы; сцены сражений с ордами закованных в доспехи воинов на лошадях и огромными зверями, похожими на крылатых львов. А еще здесь присутствуют изображения небесных существ, одетых в некогда великолепные красные с золотом и слоновой костью одежды, ныне потускневшие. По небу, распустив хвост, кружит феникс. В нарисованном под деревнями и городами море плавают размытые змееподобные существа с одним или несколькими рогами. Это луны – драконы. Легендарные существа, которые, по преданиям, обитали в наших озерах и морях.

Ама называла их «защитниками нашей земли», когда рассказывала мне сказки на ночь.

Ама.

При мысли о ней я едва не теряю сознание от беспокойства. Приваливаюсь к стене и кладу голову на руки. Волна ужаса грозит захлестнуть меня, но я выпрямляюсь, заставляя себя думать.

Я могла бы вернуться в столицу и вызволить бабушку из отцовских лап. Если, конечно, священники отвезли ее именно туда. Но даже если я ее найду, куда мы пойдем? Где нам спрятаться? Что я могу поделать против мощи дворца и священства?

Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе. Жаль, что я родилась с магией. Очень жаль.

Мои руки начинают неудержимо дрожать. Не изящные и не тонкие, но загрубевшие от работы в таверне, они похожи на руки крестьянки. Руки, приученные к труду.

Руки, крадущие жизнь.

«Ты не сможешь избежать своей судьбы. Боги выбрали тебя не просто так».

Смех отца эхом отдается у меня в голове. Он солгал. Магия – это не дар. Это проклятие, и я не нахожу в нем никакого благословения.

Запрокинув голову, я смотрю на фреску на стене. Солнечный свет проникает внутрь, заставляя выцветшие изображения богов светиться. Постепенно моя решимость крепнет. Как бы отец ни хотел использовать мою магию для собственных целей, как бы ни уверял, что говорит от имени трона, на самом деле он доносит волю не Тай Шуня.

Мой отец не император и не бог. Я не стану его пешкой.

Что проку в сожалениях? Молитвы – удел дураков. Я единственная, кто может управлять своей судьбой.

Я возвращаюсь ко двору.

Алтан все еще сидит в своем углу, глядя вдаль. Я опускаюсь на корточки, беру его за руку и сжимаю.

– Алтан.

Он не реагирует. На лице застыло пугающе пустое выражение. Как будто сейчас он не рядом со мной, а где-то настолько далеко, что мне туда и не дотянуться.

Не хочу его потерять.

Поэтому хватаю его за лацканы верхнего халата, отделка которого стала тускло-бордовой, выцвела от наших испытаний, и тяну вперед, желая, чтобы он сел прямо. Чтобы вернуться ко мне.