Эльфийский Камень Сна - Черри Кэролайн Дженис

Раньше так не было. И со страхом он вошел в замок и с ослепительной стремительностью сна оказался в верхнем зале, где стояли знакомые кресла и брат спал перед очагом точно так же, как он спал перед сотней костров — откинув голову, так что огонь светил ему в лицо.

«Проснись», — сказал он Донкаду.

И он ощутил угрозу, какую встречал лишь в самых темных углах Элда, а порой среди скал.

И они снова мальчиками стояли на холме, и что-то зашевелилось под их ногами, возмущенное их смехом и юностью.

Оно вползло и свернулось в темных закоулках замка, и никого не стало. Слуги забыли о преданности. И лишь брат его в одиночестве спал, а опасность все нарастала — он видел, как тень подбирается ближе.

«Донкад, проснись».

Но проснулся он сам, чуть не упав со скамьи, он едва удержался за нее руками.

Кто-то поднимался по внешней лестнице. На мгновение ему показалось, что он и вправду в Донне, и сердце его болезненно забилось. Он замер, и звук шагов начал удаляться, растворившись в шуме кухни.

Он сел и закрыл лицо руками, а потом завел их за голову.

Снова послышались шаги, и дверь распахнулась. И на пороге появился человек, блестя железом.

— Господин? Господин Киран, это ты?

— Ризи. Слава богам, — в первое мгновение он испугался нападения, и только потом понял, что он в своем замке, а это всего лишь Ризи, чья сухопарая фигура и темные волосы странно соединились с братом из его сна. Киран встал.

— Неужто человек не может побыть один?

— Господин Киран, весь замок сбился с ног в поисках тебя. Можно я… скажу Барку, что ты здесь?

Киран горько рассмеялся, выслушав Ризи.

— И Бранвин тоже ищет меня?

— Она и приказала: одни думали, что ты там, другие — здесь, а потом посланные на поиски вернулись, так и не найдя тебя… господин Киран, все ли с тобой хорошо?

— Не говори ей, где я спал, — попросил Киран. — Я глаз не сомкнул прошлую ночь, — он подошел к двери, закрыл ее, и они очутились в непроглядной тьме, если не считать узкого луча света, лившегося сверху через щель окна. — Она не очень тревожилась?

— Нет, она считала, что ты уехал на охоту, и жалела, что ты так поступил.

— Значит ты был на охоте?

— Нет. Только Роан.

— И удачно?

— До тех пор, пока они не вернулись и их не засыпали вопросами. Господин, ты мог лечь в мою постель.

Киран ничего не ответил, но вышел из каморки, отдавшись на милость солнечного света. Он протер глаза и двинулся через двор, стараясь не глядеть на людей, которые с суровым видом глазели на него и Ризи, понимая, что он нашелся. Посредине двора их встретил Барк.

— Не было причин для тревоги, — промолвил Киран и добавил, заметив Бранвин, стоявшую на стене: — Вы все мои телохранители?

Это прозвучало незаслуженно резко. Он поднялся на стену и протянул руку Бранвин, уже устыдившись своих слов и не зная, как их исправить.

— Я был в кладовой и заснул, — сказал он ей, решив, что лучше всего говорить правду, и пожалев о своей откровенности с Ризи.

— Ах, — выдохнула она так спокойно, словно это не имело для нее никакого значения, и перехватила его руку, положив свою поверх.

Но кто-то все же проболтался, или Бранвин умела читать в его сердце лучше, чем он думал, ибо вечером у его кровати стояла чаша с поссетом.

— Ты должен выпить это, — сказала она. — Это поможет тебе уснуть.

Он не хотел. Это было поражением; он больше доверял собственному сердцу. Шальная мысль пришла ему в голову.

— Если ты снимешь с меня камень, если ты решишься на это, ты причинишь мне вред, — промолвил он.

— Я не верю этому.

И тогда на него навалилась такая усталость, что слезы выступили у него на глазах.

— Не делай этого, Бранвин. Дай мне чашу.

Она протянула ее, и он начал пить: она подсластила напиток медом. Затем он лег, и она задула свет и устроилась рядом с ним, долго прислушиваясь к его дыханию.

— Ты спишь? — чуть слышно прошептала она. Похоже он спал, и камень оказался бессильным противостоять чаше, поднесенной ею.

Но долго она еще лежала без сна, как и в предыдущую ночь, делая вид, что спит, и обида грызла ее, что он обманул ее, догадавшись о ее намерении.

Так с ним было всегда: как ни прост он был, он знал ее сердце.

Эльфийское солнце должно было вот-вот взойти, но сумрак еще держался, ибо здесь не было звезд, и пейзаж, в котором то виднелись, то исчезали неверные силуэты деревьев, было все труднее и труднее вспомнить, словно сама земля не могла отличить истинное от ложного, и сейчас от тогда. Ветер, волновавший траву, приносил шипящий сухой шелест, а склоны холмов были покрыты пылью с редкими заплатами камней.

Здесь было зло, оно пряталось где-то в холмах. Арафель устало искала его, и поиски эти были слишком тщательны несмотря на то, что эта земля принадлежала ей.

Там были люди. Она видела дома, но они ни в какое сравнение не шли с Кер Веллом — грубо отесанные лачуги на каменистых высотах, неухоженные, а многие и необитаемые, словно и люди испытывали к ним отвращение. Время от времени она встречала овец и собак, но они мало интересовали ее.

У самой кромки тьмы ей встретился ручей, но Финела, фыркнув, отвернулась от него и топнула ногой, что прогремело как гром в ночи, отозвавшись эхом среди холмов. Что-то всплеснуло и поплыло прочь.

— Фиатас, — промолвила Арафель и услышала, что звуки замерли. — Я не в ссоре с тобой, фиатас, — прошептала она в пустоту. — Где твои братья?

— Дина Ши, — донеслось бульканье из черной воды, — они уплыли туда, сквозь паутину вод. Отпусти нас. Мы не приносим вреда.

— Твое имя — Ненависть.

Послышался легкий смех.

— Так и вас люди называют народом мира, но это имя не имеет власти над вами. Ненависть мы и Зло для людей, но этим именем не свяжешь нас.

— Выходи. Я знаю твое имя. Сказать его ветру и воде, и всем, кто услышит?

В зеленых ветвях над водой послышалось шуршание и тяжелое, громкое дыхание. Черная лошадь возникла перед ними, и Финела прижала уши и оскалилась, осев на задние ноги.

— Нет, — приказала Арафель. — Я хочу видеть тебя в человеческом обличье, пука.

Лошадь растаяла, и на ее месте возник темноволосый юноша, облаченный в тень. Лицо его было угрюмо, и он обнимал себя руками, словно замерз.

— Дина Ши явилась называть имена, — промолвил он. — Но верни мне назад мою реку, Дина Ши, — тяжелая нижняя челюсть придавала ему еще более хмурый вид; густые черные волосы ниспадали ему на плечи, закрывая почти все лицо, кроме глаз, горевших, словно уголья, из тьмы. — Ветер холодный.

— Вода еще холоднее, пука. Я честно спрашиваю: что бродит здесь в округе и как ему имя?

— Знай я, я бы сам связал его именем, — промолвил пука и передернулся от переполнявшей его гордости. — А оно знает мое, Дина Ши. О, отпусти меня. Всходит солнце, а я не люблю дневного света.

— Из какого оно рода, пука?

— Из твоего, — ответил пука и снова вздрогнул. — А теперь отпусти меня.

— Нет, пука, — промолвила она, добившись от него ответа, которого больше всего боялась. — Где оно обитает?

Он указал на север, за холмы, и рука его затряслась как в лихорадке. Он начал таять.

— Шиэ, — назвала она его по имени.

И лицо, горестное и искаженное, снова прояснилось.

— Я дал тебе то, о чем ты просила, Дина Ши. Но ты всегда была жестока.

— Нет. Я лишь прошу: отведи меня туда. Я не приказываю.

Юноша откинул голову и с безумным взором уставился на нее сквозь пряди упавших на лицо волос. Бледные ноздри его трепетали в странном предутреннем свете.

— Я привязан к этому месту. Такая мудрая Ши должна была бы знать это.

— А где твоя душа, Шиэ? — чуть слышно промолвила Арафель.

Теперь его глаза загорелись страхом, и он еще крепче обнял себя едва видимыми руками.

— Покажи мне, — продолжала она, — Шиэ, Шиэ, Шиэ.

Он исчез. Забурлили воды и зашептались камыши в предрассветном ветре. Он вынырнул обратно, держа на ладони маленький гладкий камушек. Глаза все так же горели безумным блеском.