Первая печать - Осояну Наталия

– Не съедят, – тон грешника сделался философским. – Что ж, есть единственный способ избежать мук выбора: ночевать будем прямо здесь.

– Где?!

– Здесь, – невозмутимо повторил Теймар и, дернув плечом, сбросил на землю свой мешок – его грешник успел прихватить лишь в самый последний момент, и Фиоре даже не заметила, как именно это произошло.

Мешок оказался с секретом. В него помещалось куда больше, чем можно было предположить, – по крайней мере, два больших одеяла уж точно должны были занять все свободное место, но после того, как Фиоре их вытащила, внутри осталось еще много вещей, о назначении которых можно было лишь гадать.

«Мощный дьюс, – подумала она. – Такой же, как Пестрые сестры».

Ремень на запястье сжался, будто откликаясь: «Я тут!»

– А мы так и останемся привязанными друг к другу? – спросила Фиоре. – Я не привыкла все делать левой рукой…

Теймар пожал плечами, и Пестрая сестра, распустив несколько витков, обхватила их запястья по-другому – они по-прежнему были связаны, но получили свободу действий, которой сам грешник немедленно воспользовался. Он запустил левую руку в мешок, выудил оттуда нечто похожее на короткую палочку и застыл, погрузившись в раздумья.

– Не смогу, наверное… – донесся до Фиоре невнятный шепот. – Но попробовать стоит…

Это была дудочка. Когда грешник приложил ее к губам, полился протяжный печальный звук, и Фиоре немедленно захотелось плакать. Играл Теймар очень странно, и она не была уверена, что он играет неправильно, – просто эта музыка была не той, которая предназначена для людских ушей.

Ее даже музыкой назвать было сложно…

– Получилось, – сказал он, перестав играть. – Они пришли.

«Кто пришел?» – хотела спросить Фиоре и вдруг увидела нечто в высшей степени странное. В нескольких шагах от них стояли три зеленых существа – недавно замеченный ею шестилапый зверек, его собрат побольше размером и нечто похожее на ожившую кочку, поросшую травой.

А перед этими существами лежала охапка хвороста.

Навь

– Смотри-ка, – сказала Фиоре. – Что случилось с барьером?

Место невидимой преграды заняла стена из серого камня, мощная и невообразимо высокая – до самого неба. Ее верхний край терялся в ночной мгле, не оставляя надежды даже на то, чтобы перелететь обратно в Эйлам на крыльях ночных птиц, – а после того, как Теймар зачаровал лесных фаэ, Фиоре уже не пыталась понять, где находится предел его способностей. Она видела невозможное – она видела, как лесные духи пришли послушать музыку, которая предназначалась именно для них…

– Восхитительно! – восторженно прошептал грешник, уставившись на стену. – Это намного лучше, чем я ожидал.

– Что такого восхитительного ты увидел? – возмутилась Фиоре. – Нам через нее вовек не перебраться. Или будем делать подкоп?

Теймар обернулся к ней.

– Черная хозяйка бросила все силы на то, чтобы не позволить мне вернуться обратно в город. Раз она раньше не воздвигла такую стену, значит, это не так уж просто! Что из этого следует?

Фиоре пожала плечами.

– Из этого следует, что она сейчас слабее, чем прошлой ночью.

Она все же попыталась возразить:

– Но ты-то свою силу не вернул!

– Значит, мы с ней оба не в лучшей форме, – ответил грешник, пожимая плечами. – Так или иначе, я и не собирался возвращаться к тебе домой пешком. Мы ведь один раз уже переместились в Эйлам почти мгновенно, и при этом расстояние преодолели куда большее…

Фиоре обомлела.

– Не хочешь ли ты сказать, что… Теймар, нет! Только не Спящий!!

Его лицо вдруг стало другим – исчезла напускная веселость, на лбу появилась хмурая морщина, а в глазах мелькнул отблеск тщательно скрываемой боли, – но длилось это едва ли мгновение, а потом грешник устремил взгляд куда-то за спину Фиоре.

– Ты пришел, – сказал он очень почтительно. – Мы приветствуем тебя, Хозяин.

Она обернулась.

…Когда-то давно – в те годы еще не был заложен на перекрестке двух дорог поселок, превратившийся с течением времени в большой и процветающий город Эйлам, – на вершине безымянной горы обитал огромный черный медведь. Зверь этот одним ударом мощной лапы ломал столетние деревья, словно прутики, и одна его тень способна была вогнать в трепет целую деревню. О нем говорили только шепотом, всякий раз выдумывая новые имена и прозвания, чтобы ненароком не привлечь чудовище, не вызвать его из леса. Ни один из окрестных жителей даже помыслить не мог об охоте, которая избавила бы гору от грозного хозяина; мало того, они следили за тем, чтобы никто из чужеземцев случайно или преднамеренно не забрел на земли страшного создания.

Так продолжалось почти триста лет.

«Он уже не просто зверь, – говорили старики. – Звери не живут так долго! Он превратился в духа, который теперь будет пребывать на горе вечно». Для медведя время словно остановилось, но весь остальной мир изменился: люди стали смелее, хотя старики упрямо твердили, что вместе со смелостью растет и глупость. Так или иначе, однажды в одной из деревень объявился чужеземец, назвавшийся печатником. «Слыхал я о вашей горе, – сказал он старейшинам. – Правда ваша, медведь из живого создания стал фаэ, и случилось это давным-давно. Но фаэ, хоть и не любят людей, все же не нападают на всех подряд! Позвольте мне подняться на гору, чтобы побеседовать с хозяином и узнать, что стало причиной его гнева».

Мудрые люди, недолго посовещавшись, единодушно признали его безумцем, а с умалишенным спорить бессмысленно – и потому печатнику разрешили идти к горе, навстречу верной смерти. Он отсутствовал пять дней и вернулся, когда в деревне уже собирались писать письмо в Цитадель семи печатей.

Он обнаружил на склоне горы домик, разрушившийся от старости еще лет сто назад, а в самом домике – кости двух людей, мужчины и женщины. Разбудить дьюса было нелегко, но печатник справился, и домашний дух поведал ему, кем были эти двое: они сбежали из одной деревни, спасаясь от гнева родителей, и стали жить в лесу.

А дух горы почему-то решил их охранять.

Время шло, они постарели.

Дух горы не осознавал, что люди не вечны.

Настал последний день…

Фаэ и тогда ничего не понял.

«Я все ему объяснил, – таковы были слова печатника. – Теперь он больше не станет терзать округу своими жестокими проделками, ведь это происходило из-за того, что фаэ выдумал себе предназначение, цель своего существования. На самом-то деле он вовсе не злой!» Странствующий маг был прав: Медведь-гора стала очень мирной, и огромный черный зверь иногда даже помогал заплутавшим путникам, выводил их к человеческому жилью.

Но не стоит полагать, будто человек и фаэ способны понять друг друга…

Медведь не явился во плоти, поскольку был скован печатью, но и одной его тени хватило, чтобы привести Фиоре в состояние благоговейного ужаса. Это была совсем не та тень, что рождается из-за преграды, возникающей на пути у солнечного света, – нет, это было полное отсутствие света, лоскут абсолютного мрака, дыра в мироздании.

Огромное, безумно опасное создание.

Оно хранило безмолвие, оно ждало.

– Теймар! – Если бы не Пестрая сестра, которая по-прежнему связывала их руки, Фиоре убежала бы без оглядки. – Теймар, ты сошел с ума! Это же Спящий!!

Грешник словно не слышал ее. Он смотрел на тень грозного фаэ, почти не мигая, и от этого взгляд его темных глаз сделался почти таким же неживым и жутким, как бывало наяву. И Спящий, что было удивительнее всего, тоже смотрел именно на Теймара, не обращая внимания на Фиоре, хотя накануне он едва ее не убил.

Казалось, они проверяли друг друга на прочность…

– Я знал, что ты придешь, – сказал Теймар со странной кривой усмешкой. – Ты ведь понял, что мне все известно о сонной болезни – откуда она взялась, в чем ее предназначение. Как мы теперь поступим? – Спящий не ответил, и тогда грешник продолжил: – Тебя заточили в темницу, но она оказалась не такой уж надежной. Ты отыскал лазейку в снах… и с ее помощью уже давно воровал время у жителей Эйлама, у тех, кому оно все равно не требовалось. У спящих. Там – секунда, тут – час. И вот однажды ты вошел в сон смертельно больного человека. Сон этот был слишком глубоким, длился дольше обычного, поэтому ты решил украсть время целиком. Верно?