Пепел Черных Роз (СИ) - Гюльахмедов Альтаф

— В чем же они кажутся вам необычными?

— Его создания не только выполняют установленное им задание, они творят и в какой-то степени сами становятся Творцами. Это начинает пугать. Хотя подождем — может это и есть заранее данная программа. Все Миры Оладафа отличаются каким-то беспокойством и хаосом — ты знаешь его привычку работать, ничего не доводя до конца, но может быть именно эта его способность, приведет к положительному результату.

— Каким вы все-таки видите этот положительный результат?

— Не знаю… действительно не знаю. Я могу создать все что угодно… но если бы я мог создать нечто достойное вечности, я бы давно его создал. Пусть мальчишки играют в свои игры, кто-нибудь из них покажет, наконец, что мне делать дальше.

— Я не понимаю…

— Не понимаешь. Хотел бы я сам у кого-нибудь получить ответы на интересующие меня вопросы. Помнишь мир созданный Вележем?

— Да… это там где несуразные существа с крылышками и летающие цветы?…

— Да… и еще там деревья, растущие в землю, и грибы, охотящиеся на животных. Он просто взял и смешал все в кашу — дал возможность летать тем, кто не предназначен к полету. Перемешал функции и стал наблюдать, что же произойдет дальше… а дальше не было ничего… все его создания и по сей день бы охотились друг за другом и жрали, жрали, жрали… если бы я не стер его работу.

Нет в этом никакого удовольствия, а вот Оладаф сделал так, что его создания, которых он именует людьми, действуют как-то необычно. Они не просто исполняют предназначенное им…

— Именно это и не нравится Модо…

— Да Модо проводит эксперимент на основе материала отторгнутого из территории Оладафа и пытается показать, что даже с вторичным сырьем у него получается намного лучше, чем у… кстати, он, по-моему, претендует на время Драго…

— Да, и хотя тщательно скрывает это, пытается помешать работе Оладафа.

— Интересно, значит и он чувствует, что у Оладафа получилось что-то неординарное?

— Это правда, что если у кого-нибудь из них получится — мы будем жить в созданном им Мире.

— Скорее всего, да — понимаешь, они все строят мне дом, в котором мне не будет скучно, а для этого меня нужно очень сильно удивить.

— Это будет сложно.

— Ты прав — поэтому столько уже миров уничтожено в Дни Решений. Кстати, ты не разобрался, почему в мире, где творит Оладаф, предыдущее не уничтожается полностью?

— Нет, непонятно — чтобы разобраться надо попробовать уничтожить весь сектор, но на это нужно ваше разрешение. Чистильщики, во всяком случае, ждут только приказа.

— Не надо, может быть именно наслоение всех этих случайных факторов, создаст благоприятные условия. Пусть и Модо старается доказать свою правоту… если уж меня не порадуют конечным результатом, то хотя бы насладимся самим процессом.

— Ты не знаешь, кстати, чем сейчас занимается Хоргот.

— Дуется на всех и продолжает в тишине изобретать своих невообразимых существ.

— Мир Оладафа отчасти и его заслуга… он населил своими существами часть его территорий и именно его создания активнее всего избегают Чисток.

— Да, я знаю это те, кого называют Лесничими и Чуклями.

— Чукли, или Кователи. Это не самые худшие из его созданий и, скорее всего, он считает их своими ошибками. Есть еще Кереметы — его глаза и уши в том мире. Хоргот преуспел в своих разработках. Интересно было бы узнать, как он все-таки обходит запрет на проникновение в чужие миры. Тем более что Драго разделил Слово и закрыл Врата.

— Как вы сами оказываетесь в том мире?

— Врата не единственный вход… все-таки это моя выдумка. Врата являются официальным каналом вывода ненужной, отработанной информации из Миров, но там, где есть выход, может быть и вход. Скорее всего, Модо попытается сойтись с Драго и найти с его помощью осколки Слова, чтобы открыть Врата в обратную сторону.

— Учитель, во время последней Чистки мира Хоргота чистильщики потеряли кроме Слова также и Проводник. Сейчас он в руках людей…

— Да, я знаю. Это очень сильно беспокоит как Оладафа, так и Модо. Пусть подергаются… впервые за это время мне действительно интересно. К тому же, если им удастся открыть Врата, значит, они обнаружили еще одну ошибку, над которой стоит поработать.

ХЕГГАР

Солнце уже почти скрылось за нахмурившимися горами, и на землю тихо опустилась тьма. Лишь пламя небольшого костра рассеивало её, отбрасывая кроваво-красные блики на смуглые лица собравшихся вокруг него людей.

Это были сахалары, о чём свидетельствовала их традиционная одежда: меховые полусапожки, плащи из шкур животных и безрукавки. На их оружии изображен был рисунок орла, из чего следовало, что все собравшиеся принадлежали к племени Халон — Да, что на сахаларском означало «благородный орёл». Они изредка тихо переговаривались, вслушиваясь в ночную тишину. Это не было в их обычае — стоянки сахаларов всегда были шумными и веселыми, но сейчас они находились слишком близко к горам, и следовало опасаться ненавистных патрулей.

Внезапно покой мелких камушков, которыми изобиловали предгорья в этих местах, потревожил шум шагов. Люди схватились, было за оружие, но почти сразу же настороженность на их широкоскулых лицах сменились облегчением.

— Наконец-то, — ворчливо бросил один из воинов и шумно высморкался, чтобы скрыть овладевший им на миг испуг, — а то мы уж подумали, что ты не придёшь, Хеггар.

— Разве ты не знаешь, что я никогда не нарушаю своего слова, Арнак?! — пророкотал тот, кого назвали Хеггар. — Или ты хочешь оскорбить меня? — и узкие, как и у всех сородичей глаза его превратились в две щёлки.

— Что ты, что ты! — вскричал Арнак. Он знал, что Хеггар не прощает даже косо брошенного взгляда, а связываться с двухметровым гигантом, означало обречь себя на смерть. — Прости, если что не так сказал!

Хеггар презрительно хмыкнул и подошёл к костру. Никого так и не приветствовав, он протянул руки к огню, согревая их и с нескрываемым пренебрежением разглядывая собравшихся. Те в свою очередь тоже глядели на прославившегося своей храбростью и жестокостью соплеменника, но со страхом и благоговением, скользя взглядом по атлетическому телу прирождённого воина и избегая сталкиваться с ним взглядами.

Шириной плеч он чуть ли не в три раза превосходил даже самого мощного из них. Тугие и гибкие мускулы шарами перекатывались под задубевшей от солнца и мороза кожей. Маленькая, чисто выбритая голова на бычьей шее красноречиво свидетельствовала, что у обладателя ее ума гораздо меньше, чем силы.

(К слову сказать, сахалары вообще никогда не блистали умом, иначе они уже давно сколотили бы свое единое государство, а не вели длительные междоусобные войны из-за оскудевающих с каждым годом пастбищ).

Страшный шрам от левого уха до изуродованной верхней губы и многочисленные мелкие и крупные, свежие и застарелые шрамы, покрывающие всё огромное тело, свидетельствовали о том, что их обладатель не только не страшился битв, но и любил их.

Хеггар, в отличие от всех остальных, не имел рубахи, и плащ был накинут на голое тело, но не из-за нищеты, а в соответствии с давними традициями воинов идущих на смерть.

— И что за решение ты нам предлагал? — проворчал Удлак. Хеггар был одним из последних представителей племени У Керр, уничтоженного Черным Орденом, и ему не хотелось перечить этому гиганту, равно как и не хотелось вообще видеть его. Такие как он бередили умы молодых сахаларов и те, вместо того чтобы думать о разведке новых пастбищ и мирной торговле с соседями, шли в набеги на этих же соседей, стараясь разом получить то, что другие копили годами. Чаще всего это кончалось безвестно павшими головами и приходилось еще ждать мести со стороны потревоженных племен. Хеггар кичился своей силой и бесстрашием, упрекая остальных в малодушии, звал к войне и мести. Непонятно чего же он тогда бежал из битвы в Солончаках. Бился бы уж насмерть, коли так приспичило.

Хеггар не успел ответить, как новый звук привлек их внимание и из темноты появился еще один гость. Среднего роста, худощавый человек двигался с грацией тигра, на которую тяжеловесные сахалары способны не были. Он был облачен в темного цвета длиннополую одежду — балахон похожий на шелковую мантию мага, в широких рукавах которой он и прятал руки. Странная большая островерхая шляпа из тех, что носили на побережье Моря Богов, закрывала лицо, оставляя открытым лишь подбородок.