На Закате (СИ) - Шульженок Павел

— Элай, Элай, Эли!! — взревел вдруг Филипп, и весь народ снова разразился ликующим шумом. Радостный, словно сияющий священник, несмотря на то, что лицо его раскраснелось и заблестело от пота, повернулся, наконец, к людям, осенил их широким крестным знамением и произнес отпуст. Сразу после этого на его место встал Буро, кажется уже опьяневший от восторга.

— Огненный пророк улыбается, глядя на нас! А все демоны, боясь его пламени, забились в самые глубокие щели!! Такова сила нашего Бога! Расточатся враги Его, и как тает воск от лица огня, так они, едрить их в пекло, да погибнут! Благодати всем! Празднуем!!

И едва инспектор прогремел этими словами, как на краю луга запели флейты и глухо загудели барабаны. Откуда-то снова и снова стали выкатывать крепкие бочонки, под крышками которых обнаруживалась терпкая пахучая брага. Люди черпали ее, смеялись, и группами расходились вокруг костра, обсуждая что-то, делясь новостями и впечатлениями. Многие подходили еще за благословением к священнику, проведшему эту короткую, но яркую службу.

— Ну что, господа. — подошел к альденцам Буро, обнимая их за плечи. — Ваш покорный слуга порою считается зверем, но не свиньей. Я не заставлю вас пить нашу бражку. У меня для вас особый подарок.

Жестом руки Филипп показал в сторону, где стоял ящик наполненный темно-зелеными бутылками, первую из которых уже откупоривал сентинел.

— Иридийское полусладкое, привет от Золотых Орлов! — презентовал инспектор предлагаемый напиток.

Вино и в самом деле оказалось превосходным, ничем не хуже того, что Аполлос пробовал в Бьюригеме. Оно быстро овладело сознанием, наполнив все вокруг яркостью, сделав тело словно более легким. Люди вокруг тоже быстро хмелели, продолжала играть музыка, на лугу под темнеющим небом загорались все новые костры.

— В дохристианскую эпоху здесь бытовал другой, похожий праздник… — сказал Кастор Аполлосу, разливая уже по третьему кубку. — Язычники тоже делали большую клетку для костра, только хворостом заполняли её лишь на половину. Сверху в неё помещали людей, которых жгли заживо.

— Это была такая форма жертвоприношения?

— Да, таким образом они рассчитывали поддержать земное плодородие, разжечь природные силы.

— А на самом деле, лишь напитывали демонов…

— В то время инфернальная активность была значительно меньше, демоны еще не начинали войны. Страшно даже представить, что было бы сегодня, если бы такие обряды проводились сейчас. — мрачно заметил Кастор.

— Но, может быть, где-нибудь в Мистерионе они и проводятся, мы же до сих пор не знаем, что творится в его западных пределах.

— Ну, во-первых, Мистерион очень мало населен, в силу того, что не знает земледелия, ни в какой форме. Кто бы там ни жил, они не могут позволить себе проводить массовые человеческие жертвоприношения. Во-вторых, инфернальная активность всегда высока именно на периферии христианского мира. Демонам просто незачем воплощаться и являть знамения там, где народ и так пребывает в их полной власти. Как ты думаешь, в чем смысл всех этих обсессий и инкарнаций? Это демонстрация силы, попытка посеять страх в христианах, подорвать нашу веру. Поэтому все самые сильные демоны рядом с нами, и малефикация в Мистерионе даёт совершенно не тот же эффект, что малефикация в Вестере.

— Слыш, Барроумор! — вмешался, наконец, Филипп. — Хватит жути нагонять… Пока в Вестере есть я, никакой нахрен малефикации. Можете быть спокойны! Ну, будем…

Инквизиторы снова сдвинули кубки и припали к ним.

Вскоре подали горячее свиное мясо на ребрах. Миловидная, хотя и с пышными формами женщина, лет под сорок, поднесла блюдо с угощением, предложив его сначала Филиппу. Инспектор хищно осклабился, взял свой кусок, и как только дама отвернулась, страстно прихватил её рукой за задницу. Она, между тем только весело рассмеялась, подмигнула инквизитору, и как ни в чем не бывало, протянула угощение альденцам.

Аполлос, который был единственным, кто смутился во всей этой ситуации, молча взял в руки истекающий золотистым жиром кусок с поджаристой корочкой, и немного отошел в сторону.

Веселье на лугу как раз находилось в самом разгаре: люди плясали под музыку, пара человек жонглировала зажженными факелами, а чуть поодаль детвора наблюдала импровизированное театральное представление, где сельские актеры с лицами, выбеленными мукой, воспроизводили библейскую сцену о пророке, убивающем языческих жрецов. Это показалось Аполлосу любопытным, и он подошел ближе, что бы досмотреть представление. Главный актер, очевидно изображающий Илию, стоял, размахивая огромным деревянным мечом, и провозглашал патетическую речь, сложенную из весьма скверных стихов.

— Бессильные как боги ваши ложные,

Вы все умрете от моего меча.

Своей рукой я вас убью безжалостно!

Воздав вам за нечестие сполна!

Рядом стояли на коленях, гротескно дрожа от ужаса, полуголые "жрецы" в нелепых меховых шапках, с обмазанными сажей глазами. Пророк размашисто приложил каждого из них своим бутафорским оружием, и все они, комично корчась и издавая смешное кряхтение, повалились на землю. Детвора, смотревшая представление, стала заливаться восторженным смехом.

— Брат Аполлос?

Инквизитор оглянулся на приятный женский голос и увидел Каролину, незаметно подошедшую сзади.

— Рад вас видеть… — улыбнулся он ей. В свете костров и под действием иридийского, девушка казалась уже не просто милой, как днем, но даже вполне красивой. И в глазах у неё читалась светлая радость от общения с альденским гостем.

— Ну как вам наш праздник? Нравится?

— Если честно… Пока сложно сказать. Все очень… особенное. Однако, настроение у меня скорее хорошее.

— Да, знаете, я вам завидую. Все для вас здесь в диковинку. И ведь вы поедете дальше, много еще чего интересного увидите. А я вот так не могу. Скоро выйду замуж за кого-нибудь, хорошо если из Флаккелока, и всё. Проведу свою жизнь у очага, с котлами и горшками и пеленками. Как бы я хотела путешествовать…Увидеть ваш Альден, Собор, все эти прекрасные места, о которых мы говорили. — Каролина глубоко мечтательно вздохнула с лёгкой улыбкой.

— Я бы тоже хотел вам все это показать. — с некоторым сожалением произнес Аполлос, сам не заметив, как любуется прядями её волос, растрепанными на ветру и подсвеченными алым заревом.

— Но… Я еще кое что могу вам показать. Пока вы не уехали… Что-то очень интересное. — Каролина неожиданно схватила Аполлоса за руку и повлекла куда-то. В сердце инквизитора зародилось смутное предчувствие грозящей опасности, но это предчувствие оказалось неодолимо сладким, и он не захотел, и не стал противиться.

Они отбежали, туда куда не достигал свет костров, в темноту, под сень стоящего особняком дуба.

— Здесь же ничего не видно… Как я…? — спросил Аполлос.

— Можешь вообще закрыть глаза. — произнесла Каролина задыхающимся шепотом, и внезапно, впервые в своей жизни, Аполлос ощутил мягкость девичьих губ на своих устах. Но и это было не все: поцелуй оказался глубже, чем он думал, ближе, теснее. Тёплый, влажный, и пахнущий девичьей кожей. И какой же могучей была его власть! Аполлос хотел продолжать, и делать что-то еще… Но ему внезапно стало страшно от того, что происходит, как глубока и велика эта пропасть, затягивающая его в себя.

— Стой…

— Что?

— Ты что делаешь? Я не могу… Это нельзя.

— Пусть это будет самое яркое, что мне доведется увидеть в жизни. Иди ко мне… — девушка снова повлекла инквизитора к себе, но чары уже стали ослабевать.

— Нет. Ты же меня уничтожишь. Ты не понимаешь кто я?

— Посмотри на Филиппа! Половина детей в Шаттери на него похожи. Чем ты хуже?

— Я лучше! — резко ответил Аполлос — Прости.

Кастор с Филиппом видели, как Аполлос покинул луг вместе с девушкой, и Буро не преминул сделать замечание.

— О, я уже думал, что у вас в Альдене одни только евнухи и мужеложцы. А подиж ты! Неровен час, по Шаттери забегает ваше белобрысое наследие.