Голоса - Ле Гуин Урсула Кребер

Мне хотелось и есть, и пить — путешествие через весь город и заградительные цепи альдов и горожан отняло у меня все силы. И Тирио тут же принесла мне поесть: стакан воды, маленький кусочек превратившегося в сухарь черного хлеба и пару потемневших сушеных фиг — больше она ничего не могла мне предложить. «Ага, — с улыбкой сказала Иалба, — осадный паек», но я съела все это с огромной благодарностью, стараясь не уронить ни крошки, как того и заслуживает дар, преподнесенный одним бедняком другому.

Вскоре во дворе послышался топот — это посланник верховного ганда вышел из казармы, — и Иораттх крикнул:

— Эй, вы, ко мне!

«Мы что, собаки?» — с возмущением подумала я, но все же пошла к нему вместе с Тирио и Иалбой.

Иораттх сидел теперь почти прямо, и его суровое лицо, изрезанное глубокими морщинами, пылало, как в лихорадке.

— Клянусь Аттхом, Тирио, нас, по-моему, в последний момент сняли с крючка! — воскликнул он. — Слава великому Аттху! А теперь послушайте меня. Я хочу, чтобы вы обе отправились в Логово Дьявола, в этот ваш дворец, где проживает тот, кто, по вашим словам, способен отвечать за эту толпу, и передали ему следующее: никакой армии из Асудара сюда не посылали. И не пошлют до тех пор, пока в городе будут сохраняться мир и спокойствие. Скажите также, что ганд всех гандов предлагает своим подданным в Ансуле полную свободу от уплаты контрибуции и заменяет ее обычным налогом, который им следует платить в сокровищницу Медрона, поскольку их государство становится протекторатом Асудара. Меня же Сын Солнца удостоил звания генерал-губернатора данного протектората. В свое время я приглашу правительство Ансула к себе на совет и сообщу ему наши указания относительно управления столицей и условия торгового обмена с Асударом. Определенное количество воинов здесь, разумеется, будет оставлено качестве моей личной охраны и для защиты города от его же собственных бунтарей, а также на случай вторжения на территорию Ансула армии Сундрамана или какого-то иного государства. Большая же часть расположенных в Ансуле войск вернется в Медрон — когда станет ясно, что вы согласились со всеми нашими требованиями. А теперь скажите, есть в этом проклятом городе хоть кто-то, способный должным образом ответить на все мои вопросы и действовать в соответствии с новым положением дел?

— Я могу передать твои слова Лорду-Хранителю, — предложила я.

— Хорошо, передай. Это все же лучше, чем тащить меня по улицам города на носилках или везти в тележке. Расскажи ему обо всем и возвращайся с положительным ответом. Да приведи с собой кого-нибудь из мужчин, с которыми хоть поговорить как следует можно. Клянусь Аттхом, с какой стати ко мне каких-то детей посылают, да еще и девчонок!

— А с такой, что женщины и девушки у нас в Ансуле считаются такими же гражданами, как и мужчины, а не собаками и не рабами! — опять не выдержала я. — Кстати, если бы ты умел писать, господин мой, то сам мог бы послать ваши так называемые указы нашему Лорду-Хранителю и сам бы прочел его ответ! — Меня просто трясло от гнева.

Ганд быстро и остро глянул на меня и только рукой махнул — чтоб я поскорее убиралась с глаз долой. А потом вдруг спросил:

— А ты, Тирио, не могла бы пойти вместе с нею?

— Хорошо, я пойду с Мемер, — кивнула она. — Так действительно будет лучше.

И действительно, так было гораздо лучше, потому что единственное, что я расслышала и оказалась способной понять из слов ганда, это то, что нам приказано платить Асудару какие-то налоги, согласиться с ролью его протектората и перестать быть свободным государством, а значит, делать то, что нам прикажут альды.

Так что, когда мы добрались до Галваманда, мне понадобилось сперва услышать то, что Тирио рассказала Лорду-Хранителю о полученных гандом известиях, затем то, что сам он сказал собравшимся людям, а затем еще в течение целого дня прислушиваться к тому, что говорят на сей счет в народе, прежде чем я более или менее поняла: на самом деле Асудар предлагает нам обрести свободу — хотя и не бесплатно, — и, похоже, жители Ансула воспринимают это предложение как значительную победу.

Возможно, горожане сумели так быстро во всем этом разобраться именно потому, что полученная нами свобода имела вполне конкретную цену — в виде определенной суммы налога и различных торговых соглашений, — а в таких вопросах мои соотечественники чувствуют себя как рыба в воде.

Возможно, у меня с пониманием одержанной нами победы возникли такие трудности потому, что во имя этой победы никто не погиб. И на горе Сул не сражались за нее отважные герои. И люди перестали яростно спорить друг с другом на площади Совета. Все свелось к тому, что двое немолодых искалеченных людей, находясь в разных концах города, то и дело посылали друг другу гонцов с посланиями, дабы выработать некое соглашение, и вели себя при этом крайне осторожно и предусмотрительно. Впрочем, в Доме Совета продолжались яростные дискуссии. А на рыночных площадях только и говорили, что о новом положении Ансула, и люди, как всегда, спорили и жаловались на жизнь.

А перед Домом Оракула по-прежнему бил возродившийся фонтан.

На улицах стали постепенно восстанавливать святилища наших богов; крошечные храмики вновь появились на всех перекрестках и мостах, фигурки богов вынесли из тайников, а алтари отчистили, отмыли, заново покрыли резьбой и убрали свежими цветами. Камень Леро порой просто скрывался под грудой различных подношений. А в праздник Иене, на весеннее равноденствие, мужчины и мальчики принесли в город множество дубовых и ивовых веток, сплели из них гирлянды и шумной процессией прошли по улицам, а потом развесили эти гирлянды над дверями домов. А женщины танцевали на рыночных площадях и на площади Совета и пели в честь Иене старинные гимны, и пожилые женщины учили молодых, вроде меня, не знавших ни фигур танца, ни слов этих песен.

В течение всего лета из разных уголков Ансула в столицу все приходили и приходили люди. Часто они следовали прямо за альдами, войска которых выводили из северных городов и собирали у нас перед отправкой на восток, за горы, в Асудар. Жители других городов приходили в Ансул, чтобы понять, что же происходит в столице, и принять участие в выборах; за ними следом к нам повалили купцы и торговцы. В начале осени в Ансул из Томера приехал тамошний Хранитель Дорог. Он остановился в Галваманде, и наша Иста в течение двух недель пребывала в состоянии крайней нервозности, прямо-таки из сил выбиваясь, чтобы гость непременно был принят так, как того требовала честь дома.

К этому времени Совет заседал уже регулярно и Галваманд перестал быть центром политических дебатов и выработки дальнейших планов действия. Теперь он стал просто домом Лорда-Хранителя, где, правда, велись бесконечные разговоры о восстановлении торговли, о возобновлении перевозок кормов и о рынках крупного рогатого скота, а также о том, что можно получить в Медроне или Дюре в обмен на поставки, скажем, сушеных абрикосов или маринованных оливок. Первое голосование в только что избранном Совете Ансула привело к тому, что Главным Хранителем Дорог был единогласно избран Султер Галва, которому вместе с этим постом вручались и определенные денежные средства для приема гостей и содержания дома. Деньги, правда, были выделены не слишком щедро, но для нас, обитателей Галваманда — и особенно для тех, кто занимался домашним хозяйством, — это было неслыханное богатство и весьма обнадеживающий знак того, какова разница между выплатой Асудару чудовищной контрибуции и уплатой стабильных налогов в качестве его протектората.

Тогда, в самый первый раз, я совершенно неправильно поняла слова Иораттха и неверно судила о намерениях нового верховного правителя Асудара. Тогда мне хотелось одного: отринуть всякую «опеку» со стороны государства-завоевателя, любую попытку манипулировать Ансулом, любой политический компромисс. Мне хотелось уничтожить все существующие между нашими странами связи, бросить вызов тираническому господству Асудара. Мне хотелось навсегда изгнать ненавистных альдов с нашей земли, уничтожить их… Ведь я дала обет, поклялась, когда мне было всего восемь лет, всеми нашими богами и душой моей матери, что непременно добьюсь этого.