Венец проигравшего - Коваль Ярослав

— И построим против них оборонительные укрепления?

— Придётся.

— А не получится ли так, что Нава и Серге окажутся у них на положении заложников?

— Об этом следовало бы думать, если б мы планировали рано или поздно нанести им коварный удар в спину. Тогда безопасность твоих брата и сестры оказались бы под угрозой, верно…

— А разве Совет не планирует именно такой шаг?

Я внимательно посмотрел на сына.

— Наверное. Но, понимаешь… Мой голос будет значить очень много. И я буду против. Я буду против ровно до того момента, пока не увижу, что иного выхода нет.

— Разве ты можешь противиться воле императора?

— Противиться? Нет, конечно. Но войска надо будет вести через мои земли. И саботировать это дело мне будет проще, чем кому бы то ни было в Империи. Причём так, что особо и не подкопаешься. Самое главное, что император это понимает. И Совет лордов тоже понимает. Им придётся считаться с моим мнением. Есть ещё один момент — на пустом месте войны не начинают. Такую роскошь может себе позволить какой-нибудь второсортный князёк с владеньицами размером с его седалище. У него мало земли, мало подданных и, соответственно, мало ответственности. Однако ответственность растёт в геометрической прогрессии в зависимости от пространства и количества населения. Так что у государя она почти вселенская. И просто так он войну не начнёт. Понимаешь?

— Да.

— Очень хорошо.

— Но в политике бывает всякое, так? И даже войны, начатые ради престижа, а не потому, что иначе никак.

Егор разговаривал уверенно, и я вдруг понял, что он вырос. Да, опыта у мальчишки маловато, и мальчишеское прорывается, но при этом суждения у него не поверхностные. Внимание к мелочам, которое, похоже, дано от природы, и оно едва ли куда-то пропадёт. Умение анализировать. Умение понимать. Толковый парень. К нему надо присмотреться. Может, на него и написать очередное завещание?

— Бывает, верно. Посмотрим, что будет дальше. Риск существует всегда, но никого из вас, моих детей, я никогда не брошу. И всегда помогу.

— Нава, по крайней мере, не будет так уж сильно рисковать, — рассудил Егор. — А Серге придётся в случае чего по-мужски искать выход.

— Если государь и решится атаковать, то лишь после того, как мы откроем способ прицельно ставить порталы в нужные миры. Тогда, если вдруг что, будем проводить спецоперацию и вытаскивать Сергея. Не зря же я годами тренировал анакдерцев.

— Может, подумать об этом прямо сейчас? До того, как отправим его?

— И? С опорой на что, на какую информацию? Сведения, необходимые для осуществления подобной операции, должен для нас добыть сам Сергей. И вот когда добудет, сорганизуем план.

Егор почесал затылок исконно русским жестом и больше вопросов не задавал. Вместо этого он отвернулся и смотрел, как уходят вражеские отряды, смотрел очень внимательно, будто пытался составить реестр. А у меня щемило сердце при мысли о том, что этой войны могло бы и вовсе не быть. Если бы в самом начале вместо немедленного удара мы хотя бы попытались начать разговор, может быть, всё сложилось бы иначе. Сколько смертей… И чудо, что я не лишился ни одного действительно близкого человека — только давнего приятеля и друга, Седара.

С другой стороны, знал бы, где упадёшь, соломки б насыпал целый стог. Как бы я смог догадаться, что надо завести беседу, что есть шанс договориться, что грубым тычком в лоб нам не одолеть эти лезущие из неизвестного мира полчища?! К тому же на начальном этапе ни император, ни я не согласились бы за просто так отрезать соседям нашей землицы. А кочевники вряд ли с ходу увидели б в нас «своих», как сейчас — с чужими не может быть и речи о договорах и о союзных браках, это уже понятно.

Да, то, к чему мы пришли, далось нам кровью, но иначе б не далось вообще.

Свадьбу предстояло играть на границе наших и их земель, но даже если б этого не было, я всё равно должен был поехать на север, чтоб увидеть, в каком состоянии хозяйство, селения и города. И не я один, конечно, отправлялся смотреть на последствия войны — многие из моих людей тоже. Это их работа, в конце концов. Айбихнэ и Ровна только-только освобождены, Джелену наверняка нужно будет восстанавливать, и хорошо, если только замок.

Область-то важная. Именно там пасутся отары самых тонкорунных моих овец, там самые лучшие для них укрытия, лучшие условия для выращивания. И лучшие пастухи, знающие своё дело от и до… Вот, пожалуй, Джелену я и отдам в лен Юрке, как только он отслужит положенное на госслужбе. Для него это отличный вариант, при должном внимании провинция будет приносить огромные деньги и мне, и ему…

— На фига мне это овечье захолустье?! — завопил сын, едва только я закинул пробное предложение. — Премного благодарен, но уж всучи кому-нибудь другому, будь добр, эту тухлую дыру.

— О как! — не удержался я.

Но обсуждать тут, пожалуй, действительно было нечего. Было бы предложено, а уж кому не по нраву мои подарки, тот может их не принимать. С доброй душой отдам земли другому сыну. Может, кто-нибудь из оставшихся оценит перспективы усердного хозяйствования.

Хотя было очень обидно за роскошную щедрую Джелену, чьи овечьи пастухи и стригали приносят мне едва ли не четверть всех моих доходов. Хороша дыра!

«Значит, малыш, продолжаешь метить на моё место, — думал я о Юрке. — Да ещё и умом не блещешь, к сожалению. Это намного печальнее. Что ж, очевидно, тут от тебя толку не будет». Надо отправлять его в столицы, служить в каком-нибудь ведомстве. Туда, где вреда от него будет поменьше.

И, раз решил, сразу же с половины пути завернул сына обратно, с наказом отправляться под начало Яромира и помогать ему. Раз ты не хочешь Джелену, то зачем тебе её смотреть?

К моему удивлению, зато вполне отвечая самому заветному желанию, оказалось, что мирных жителей и в самом деле почти не тронули, вообще побеспокоили в меру. Они встречали меня радостно, с явственным облегчением, однако следов зверств, пожарищ, массовых убийств или даже грабежей не нашлось. Откуда же такая шумная радость? Мне с удовольствием и наперебой предлагали угоститься свежим сидром, молоком или простоквашей, и столы накрывали успокаивающе щедрые. Значит, еды хватает.

Аканш только головой покачал, когда я задал вопрос. И терпеливо объяснил: им просто важно знать и видеть своими глазами, что лорд сумел решить проблему, прекратил войну, и жизнь возвращается в привычное русло. Это самое-самое главное. Любой крестьянин хочет лишь, чтоб бытие катилось по накатанному, никуда не сворачивая, и каждый день ничем не отличался от предыдущего. Мир вернулся к полной предсказуемости. Вот они и радуются. Всё остальное их интересует мало.

— Что говорят среди крестьян? — спросил я Рехаба.

Тот поспешил успокоить:

— Говорят, что с господином повезло: быстро прогнал врагов, ещё будет время спокойно доубирать урожай и до снега отвезти излишки на большую ярмарку.

— Чужаки серьёзно бесчинствовали?

— Намного меньше, чем можно было ожидать. Почти нет. Забрали часть фуража, часть провизии, но только мясное и хлебное, овощи и всякие там ягоды-грибы оставляли. Брали ещё домоткань, кожи, изделия, но меньше. Если забирали, то самое большее половину. Женщин не трогали. Не палили и не выгоняли из домов, с земли. Даже поля не топтали.

— Ладно тогда. Проследи, чтоб всем было объявлено — обещаю послабление по налогам.

— Стоит ли, милорд? — возразил младший помощник управляющего. — Хозяйство в полном порядке, убытков мало, а если господин пообещает, потом подать будет не собрать…

— Ты плохо слышал?

— Прошу прощения, милорд. Будет сделано.

Слухи путешествовали быстрее нас, и в каждом последующем посёлке меня встречали восторженно, словно триумфатора. Я теперь понимал, что да, народ радуется возврату к привычной жизни и временному освобождению хотя бы от части налогов. Но всё равно становилось стыдно, будто я украл чужое право на триумф. Откуда им, собственно, знать, что это не победа? Это, скажем так, ничья. Довольно удачная ничья.