Схимники. Четвертое поколение - Дорош Сергей Васильевич

– Барчуком кличут, – отозвался тот, переходя на манеру речи Ловца.

– Ой, метко назвали. Барчук и есть. А гордости сколько! А гонору! Но упертый был. Я же его почти до костра твоего довел.

– Значит, это ты был, – кивнул я.

– Княжна заметила меня, да, Искатель, заметила. Я такие вещи чую. Потому и ушел. А так интересно было бы посмотреть, как этот Барчук тебя побеждать пытался. Да, интересно, эх, не судьба. А за засаду извиняй. Знал бы, что ты замешан, не повел бы я людей княжьих да татей замутских. Но я ж только след видел.

– Тебе, Ловец, не передо мной извиняться, – ответил я. – Перед теми, что в засаде полегли. Охрана у каравана тогда добрая была. Как ни прикидывай, не выжили бы твои наниматели. А за Барчука спасибо. Может, и в Лихов тебя жизнь занесла, когда чума там буйствовала?

– Нет, Искатель. Далеко я тогда был. Только слухи о черной смерти до меня докатились. А потом – Император объявился. Пытался я к нему подобраться, да что толку? Сразу понял, схима его охраняет. А как схимника того в наряде дружинника увидел, о котором рассказывал тебе, так убедился в этом. Да, убедился. Из наших кто-то за спиной его стоит. Из кузенов, – добавил он, бросив на меня быстрый взгляд.

– С чего взял? А может, какой твой брат?

– Из моих братьев только Акын остался. А он среди степняков живет. Ни к чему ему венедские княжества.

– А если передумал?

– Акын? Эх, Искатель, не знаешь ты нас, степняков. Он скорей бы Орду собрал да на север двинул, чем изнутри пытался бы венедов захватить. Только не таков Акын. Да, по самодовольству ему равных нет. Его в степях почитают как великого мудреца и непревзойденного бойца. Любит брат мой и силой с кем-нибудь помериться, и так сделать, чтобы ханы на курултае приняли его решение, да еще за мудрость благодарили. А как поет! Ах, как мой брат поет! Он одной песней из людей способен веревки вить.

– А еще небось красавец писаный, – ехидно поддакнул я.

– Акын? Не, не красавец. Ох, не красавец! Ноги кривые, глаза косят, зубы щербатые. А лысину на макушке даже схимой вывести не смог.

– Разве не все вы, степняки, такие? Кроме лысины, конечно, – с наивным видом поинтересовался я.

– Ох, Искатель, шутник ты. – Ловец рассмеялся. Но вдруг оборвал смех и продолжил уже серьезно: – От Золотого Моста на юг двину, может, на корабле, быстрее будет. К брату Акыну в гости поеду.

– Думаешь там жить?

– Ах, Искатель. Умный, а глупости говоришь. Не уживутся два схимника в одном улусе. В Империю звать его буду. Если и сможет кто сбросить с имперцев эту их дрему и повальную почтительность к Императору – так только Акын своими песнями.

– Думаешь, люди тебе спасибо скажут?

– Сразу не скажут. А только нельзя оставлять все как есть, ох нельзя.

– Напрасно все это, – покачал я головой. – Может, в степи Акын – властитель дум. В Империи все по-другому. На одного него тысячи сказителей, которые Императора славят.

– А ты слышал их песни?

– Я – нет. Малышка слышала.

– В старые времена на этой ерунде они бы и на кусок хлеба не заработали, – задумчиво произнесла моя ученица. – Послушала. Музыка примитивная, слова – еще хуже. А народ слушает, в ладоши хлопает. Что с людьми случилось?

– А то и случилось, – с необычной для схимника горячностью ответил Ловец. – Мозги у всех жиром заплыли. Да, заплыли от сытой жизни да чувства безопасности. Коли есть в песне строчка об Императоре, какой он сильный, мудрый, или про землю венедскую, бескрайнюю, богатую, родную-любимую, то слушают, раскрыв рты. И поверьте мне, из императорского дворца эти все горе-певцы растекаются по градам и весям. Не полками держит венедов в повиновении Император, а тем, что все думы их им же в голову вложены.

– Сомневаюсь, что один человек, пусть даже схимник, сможет это изменить, – честно признался я. – Свой, венед, может быть, и смог бы, но не чужак из степи. Схимники не всемогущи. Вон мы с тобой как следы путали, а все же нашли нас простые ученики. Правда, задержались слишком.

– Не думали, что ты на свой след вернешься, – признался Барчук.

– Да это же самый верный прием, – рассмеялся Ловец. – Хотя как у вас вообще получилось нас выследить?

– Ну это просто, – произнес Зануда. – Учителя мы найти и не пытались. Он-то знал, кто за ним шел. А вот ты считал нас простыми людьми. Хотя вести тебя – врагу не пожелаешь. Один шел следом, трое – рассыпались впереди по самым вероятным направлениям. Связь приходилось держать птичьими криками, но наш слух позволяет распознать их даже в городском шуме. К тому же ты хоть и великолепно умеешь выслеживать людей, города не знаешь, а я вырос на улицах. Когда ты наконец от нас оторвался, я уже вычислил систему твоего перемещения. А дальше – проще. Все шло к тому, что ты стремился в этот квартал. На подобные мысли меня навела также встреча с Караванщиком. Ну а найти подходящий караван-сарай – это уже ерунда.

– Потрясающе! – воскликнул Ловец. – Только не забывай на будущее о петлях. Да, петли, заячий прием. Выйти на свой след – первое, что приходит в голову тому, кто желает скрыться. Одному из вас следовало остаться. Тогда, ведя еще и Искателя, вы легко могли прикинуть, где наши пути сойдутся.

– Так, стой, степняк, это мои ученики, – теперь и я улыбнулся, не скрывая гордости.

– Слушай, отдай мне его, хотя бы на пару лет, – попросил Ловец. – Талант пропадает!

– Не пропадет, если в самом деле талант. К тому же он – не вещь. Захочет – сам уйдет.

– Нет, не захочу, – качнул головой Зануда. – Я – сын Искателя, им и останусь.

– Завидую. – Ловец сник. – Повезло тебе, кузен. А вот я все никак не найду достойных схимы. В степи все Акыном очарованы, а в Империю поздно подался.

– Время еще есть. – Я ободряюще улыбнулся. – Ты же Ловец. Поймаешь себе кого-нибудь.

– А может, ну ее, эту Империю? В Заморье податься. Про него ничего толком не известно. Схимники туда даже не смотрят. Может, зря?

– Может, и зря. – Я задумался. – Мы ведь не знаем, что происходит за очерченной непонятно кем границей. Вот смотри, к примеру, коньяк. Напиток вроде бы простой, и делают его по всей венедской земле. А слово – не наше, не из древнего языка, не из заведейского, и даже не из вашего. Откуда это название? Я у Палача когда-то спрашивал, тот ответил, что с востока привезли.

– С востока? – удивился Ловец. – А я слышал, из Заморья. И кто из нас ошибается?

– Может, оба, а может, никто. Мой брат Механик говорил, что наш мир имеет форму шара. Тогда мне это бредом показалось. Как это? Почему те, кто внизу, не падают в небо? А вдруг он прав. И не суть важно, куда направишься – за море, на запад или на восток, через бескрайнюю пустыню, – а все равно выйдешь рано или поздно туда, где живут люди, для которых слово «коньяк» что-то значит. Не просто набор звуков, обозначающий винный спирт, выдержанный в дубовых бочках. Слово со своими корнями. Как у нас, к примеру, чубовская горилка – потому что хорошо горит, или деревенский самогон – потому что сами гонят, мутняк – потому что мутный, вино – потому что из винограда. А что такое «коньяк»?

– Далеко на юге и юго-востоке степь упирается в горы, – ответил Ловец. – Через них никто никогда не переходил, кроме славной Орды. Высоко в горах живут огромные быки, которых называют яками. Коньяк – конь и як. Значит, напиток этот родом из наших степей, а не с востока или запада. Может, потому так назван, что мощный, как як, и в голову бьет быстрее, чем бежит конь? Мы – народ поэтичный, да, поэтичный. И названия наши надо понимать образно.

– Осталось только понять, откуда ваш народ брал в старые времена виноград и дубовые бочки. Если ты объяснишь мне это, на остальное закрою глаза, как на мелкие детали.

– Наш народ древний и мудрый. Да, мудрый, мы не обременяем себя летописями. Все важное сохраняется в народной памяти и передается из поколения в поколение. Неудивительно, что какие-то мелочи затерялись. Тем более что и вы, венеды, несмотря на обилие книг, не можете похвастаться знанием древней истории.