Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич

Артема с его, похоже, постоянным сопровождением в виде Веры обнаружил уже вне здания, сидящим на мраморном бортике возле фонтана. Вид он имел траурный, под стать своему черному костюму, а во взгляде чувствовалась вся боль и обида, которую только может причинить бездушная машина образования выбравшемуся из леса медведю. Он к ним с добром — а они его палкой, дефисом и тире по голове…

— Он сидит и молчит, — вместо «здравствуйте» тревожно сообщила девушка, продолжая придерживать кавалера за руку. — Уже долго, почти пять минут!

На меня Вера посмотрела только мельком, да и я в ее внимании не нуждался.

— Хм. — Пощелкал я перед лицом Артема, не добившись никакого результата. — Понятно.

— Что понятно?!

— Недостаток энергии, — присел я с другой от Артема стороны, достал из внутреннего кармана шоколадку. — Организм большой, энергопотери при стрессовой работе мозга заоблачные.

Девушка с недоверием проследила, как я снимаю этикетку и осторожно подвожу лакомство к лицу друга. Даже с возмущением — будто я над ним издеваться вздумал.

Стоило шоколадке достичь критической дистанции до носа, немедленно открылся пищеприемник и попытался уцепиться за лакомство. Но я опытным жестом отвел руку в сторону и вложил шоколад Артему в ладонь.

Тот сработал так, как обычно — по кратчайшей траектории вернул шоколад туда, где секундой раньше зазря клацнули зубы, и активно заработал челюстями.

— Ну вот, критический момент миновал, организм выходит на режим, — подытожил я, передавая ему новую шоколадку.

Хотя в таком состоянии Артем с одинаковым успехом пережевывает шоколад, карамель в обертке и кедровые шишки.

— А можно я? — Робко попросила Вера, протянув раскрытую ладошку.

Покосился на нее с сомнением, но все же постарался быть объективным. В конце концов, данные из лаборатории пока не пришли, и все с ней может быть действительно хорошо и прекрасно.

— Убери обертку и отдай ему, — вздохнув, согласился.

Та выполнила все ровно наполовину — с трогательной романтичностью вознамерившись покормить Артема с рук. А винить будут меня!

— Вера! — Одернул я.

Та горделиво приподняла подбородок и продолжила путь к отделению травматологии, глупости и хирургии.

Ладно, если девочка хочет покормить медведя, девочка покормит медведя — уже внутренне махнул я рукой.

Артем среагировал, как положено хищнику — сразу ухватив шоколадку под две фаланги пальцев, ее державших. Но, к удивлению, зубы не сомкнул, задумчиво подержав и отпустив назад. Шоколад, естественно, не вернул (а когда такое вообще было?).

«Это что же, у него все серьезно?» — Удивился я, сбрасывая с телефона набранный номер скорой помощи.

Вера, порозовев, смущенно отвернулась, платочком с милой розовой вышивкой украдкой оттирая пальчики. Артем же сделал хватательное движение рукой, ожидая новой шоколадки.

— Хватит тебе, — постановил я, не собираясь переводить НЗ.

— Максим, ну еще немножко? — заступилась за него Вера.

— Я его норму знаю, — отмахнулся от посягательств на мой шоколад и громко щелкнул у Артема рядом с ухом.

Друг встрепенулся, с шумом вобрал воздух, еще содержащий в себе приятные ароматы, выдохнул и посмотрел уже осмысленно.

— Максим, у тебя гаубицы с Сортировочной еще не уехали? — Спросил он чуть нервно, облизав пересохшие губы.

— Сразу видно разумного человека! — Обрадовался я, вновь доставая телефон. — Сейчас свяжусь с боевым расчетом.

— Стойте! — Спохватилась Вера, вставая перед нами и требовательно заглядывая нам в глаза. — Я не знаю, что вы задумали, но вы этого делать не будете!

— Не угадала, — отреагировал я, прислушиваясь к длинным гудкам.

— Артем, да подождите вы!

— Максим, подожди, — чуть поморщившись, попросил друг.

Со вздохом, положил трубку и скептически глянул на девушку.

— Средний проходной балл на «Мировую политику» в прошлом году был восемьдесят баллов! У вас за два экзамена почти по сто! То есть, если даже будет шестьдесят, то ничего страшного не произойдет!

— У меня девяносто девять по математике, — поморщился Артем.

— Но и русский ведь не на тройку? — Логично заметила Вера.

— Нет, не все так плохо, конечно, — провел друг ладонями по лицу. — Но там какая-то дикость. Вот что такое «синестезийная метафора», а? А «полипредикативные сложные предложения»?

— Понимание русского языка на таком уровне приходит примерно с восьмой-девятой кошкой. — Важно отметил я и был проигнорирован.

— Н-не знаю, — чуть испуганно произнесла девушка, и вот ее он услышал.

— Вот! И я не знаю! А это же русский язык, я же на нем разговариваю! — Возмутился товарищ. — Думаю на нем! Как такое вообще можно придумать, а? Зачем? За что?!

— Ты видел их зарплаты? — Привел я довод. — Может, они хотят, чтобы другие тоже страдали.

— А может, вас валят? — Пискнула Вера и замерла под нашими задумчивыми взглядами. — С-слишком высокие баллы? А мест — мало…

— Конверт был не вскрыт, — заметил Артем.

— Но это ничего не значит, — добавил я от себя.

Впрочем, к этой версии мы оба отнеслись скептически — не из-за того, что такого быть не может. Просто объяснять собственные сложности внешним заговором было настолько недостойно, что попросту не хотелось это обсуждать. Даже если злоумышляют — на то и голова на плечах, чтобы пройти испытание достойно. А если что-то пойдет не так — вовремя взорвать результаты.

— Значит, историю и английский надо сдавать идеально, — подытожил друг само собой разумеющееся.

С английским, в общем-то, точно проблем не ожидается — на нем Артем думать тоже способен. А вот история…

— Хотел предупредить — вчера читал местные учебники. Так вот, наше княжество в Стоянии на Угре не выигрывало.

— Чего? — Выразительно поднял Артем бровь. — А тогда что мы там делали?

— Были за монголо-татар.

— Да ну, — протянул он.

— Вот-вот, — поддакнул я.

— А скальп у нас тогда чей д… в музее? — Возмутился друг.

— А рядом чей скальп? — Напомнил я.

— Эти сами грабить полезли, когда мы казну хана Ахмата взяли! — Распалился Артем. — Да мне дед сам рассказывал!

Я взглядом показал на Веру, ошарашенно переводящую взгляд то на него, то на меня.

— Мы просто очень любим историю, — улыбнулся я ей вежливо и первым встал с бортика. — В общем, я предупредил.

— Возмутительно, — уже гораздо тише ворчал Артем, тоже подымаясь с места. — Я буду писать особое мнение! У меня источники!

— И скальпы. В музее.

— Да!

— Скальпы предков нынешних владык, — напомнил я. — Очень злопамятных.

— А нечего шкурами полы застилать, — чтобы не услышала Вера, совсем тихо шепнул Артем, не поднимая взгляда от дороги.

Потому что в том взгляде была такая ненависть, что даже мне стало немного не по себе.

— Очень вряд ли вам попадется такой вопрос, — тронула его Вера за руку, осторожно поглаживая сверху вниз.

И тот, вроде, оттаял, успокоившись и вернувшись к прежнему, веселому и обаятельному для своей более чем сотни килограмм мускулов состоянию.

Не знаю, как ему, но мне в итоге достался разбор периода европейской политики начала двенадцатого века — разумеется, уже после всех тестов на точное знание дат (иногда настолько странных, что невольно вспоминались слова Веры и Винни-Пуха, что это «ж-ж» неспроста). Память, впрочем, не подвела ни на простых заданиях, ни на заключительном, требовавшем от абитуриента написать эссе. Да и полезно это — знать прошлое человечества, особенно в практическом плане. Потому что меняются времена, совершенствуются технологии и средства производства, а вот люди остаются прежними. Свита вертит корольками, фавориты опустошают казну, кланы ведут себя, как бандиты, которым дали на разграбление территорию, а решением всех финансовых проблем станет грабеж соседа. За экономическим чудом будет дешевый рабский труд, а жизнь человека легко сменяют на два ящика гвоздей.

В руке жалобно скрипнула ручка, сминаясь под нажатием пальцев. Я осторожно убрал ее в сторону, взял новую и вывел на первой строке аккуратным почерком: «Облеченный мудростью, император Византии Иоанн Второй Комнин, движимый заботой о поданных и величии государства, ратуя за равенство в торговле, постановил отменить золотую буллу о привилегиях Венецианских купцов». Так началась история четырехлетней резни за деньги и сверхприбыли, в результате которой логично победили те, у кого было больше золота на высокоранговых наемников — то есть, купцы. А вот мое эссе завершится примирением, устранившим внутренние недопонимания. И никаких вырезанных под корень двух Византийских городов и уничтоженных венецианцами конкурентов из Греции. Императоры не ошибаются (хотя бы в школьной программе). Но с тех пор определенно помнят, что титулы — титулами, но с теми, у кого реальная сила, необходимо считаться. Забывчивым, как показывает история, напоминали, не стесняясь.