Опричник (СИ) - Демченко Антон

Майор глубоко вздохнула, отчего её и без того внушительная грудь, затянутая в грубую ткань «камка», волнующе поднялась, заставляя работать мужское воображение, и… я вовремя отвёл взгляд. Успел до того, как на миг прикрывшая глаза Илона вновь уставилась на меня.

— Проехали, — словно затвором стреломёта лязгнула майор. — Кирилл, у меня очень, подчёркиваю, очень плохое настроение, поэтому оставь свои шуточки и переходи сразу к делу.

— К делу, так к делу, — кивнул я и, выудив из нагрудного кармана куртки инфокристалл, катнул его по столу в сторону собеседницы. — Взгляни и оцени.

Илона перевела взгляд на «подарок», чуть помедлила, но всё же взяла кристалл в руку и, сунув его в гнездо коммуникатора, развернула перед собой невидимый окружающим экран.

— Сто шестидесятая минута записи, — произнёс я, едва Илона закончила манипуляции с коммуникатором. Женщина хмуро кивнула и, прокрутив запись до нужной отсечки, вновь уставилась на экран. Миг — и Илона скривилась. Скользнула взглядом по экрану, вновь жестом отмотала запись, очевидно, возвращаясь к той же отсечке. Ещё несколько вращательных движений пальцами для изменения ракурса… и тихий, но злой матерный шёпот на трёх, нет, пяти языках. Сильна Ведьма! Я бы так не смог.

Хлопок ладонью по столу — и инфокристалл вылетает из гнезда коммуникатора. Женщина берёт его, словно ядовитую букашку, осторожно, с явной брезгливостью и, явно едва удерживая желание раздолбать стекляшку в пыль, аккуратно кладёт её на блюдце, стоящее посередине стола.

— Кирилл, я… — голос Илоны Стенич звучит хрипло, с натугой. — Богами клянусь…

— Мне не нужны клятвы, майор, — я прерываю чуть ли не рычащую женщину, от которой так и шибает злостью, страхом и болью. Болью не физической, душевной. — Мне нужно объяснение. Объяснение причин, сподвигнувших отряд «Червонных Пардусов» на нарушение договора о поддержке, заключённого вами с отрядом «Гремлины». Это предательство, Ведьма. И я хочу знать: зачем и почему.

— Кирилл… Сильвер, — Стенич сгорбилась, обхватив себя руками за плечи. Голова женщины опустилась, — Я понятия не имела, что мой… что кто-то из моих подчинённых способен на подобный шаг. Тем более, мой сын. «Пардусы» всегда исполняют свои договоры и всегда держат слово.

— Вижу, — я кивком указал на лежащий между нами инфокристалл, и майор совсем сникла. И ведь не играет, насколько я могу судить по колебаниям эфира вокруг ней. Но легче от этого не становится. Я вздохнул и, выдержав паузу, сменил тон. — Скажи спасибо, что у меня хватило выдержки провести нормальное расследование, прежде чем выдвигать претензии, и я знаю, что ни ты лично, ни «Пардусы» в целом непричастны к действиям Олега Стенича. Но в связи с этим происшествием, у меня возник вопрос. Илона, твой сын — идиот? Он не понимает, что фактически поставил на кон существование вашего отряда вообще, и жизни своих родных в частности? Не вскидывайся, и не сверкай глазами, майор Стенич! Сколько у тебя в отряде стихийников? Пять, шесть? И ни один из них не поднялся выше младшего воя. А у «Гремлинов», только старших воев — пятеро, не считая моих учениц, две из которых вышли в потолок теми же старшими воями, да ещё две — гридни, и тоже в потолке. О том, что в бой я могу выставить два десятка ЛТК — и вовсе молчу. Так сколько бы вы продержались против нас? Посчитай…

— Мой сын — идиот, — хлопнув себя ладонью по лбу, простонала Илона.

— А я о чём? — развёл я руками и, вздохнув, подвинул блюдце с инфокристаллом поближе к собеседнице. Та покосилась на кристалл, и нехотя спрятала его в кармане куртки. — Так, что делать будем, госпожа майор?

— А есть варианты? — грустно осведомилась та.

— Как говорится, даже если вас съел дракон, у вас имеется как минимум два выхода, — пожав плечами, ответил я и, поймав взгляд Илоны, договорил: — Вариант первый: мы расторгаем договор, и я вызываю Олега в круг, из которого, клянусь, он живым не выйдет. Вариант второй: мы не расторгаем договор, но я всё равно вызываю Олега в круг, с теми же последствиями, как ты понимаешь. Вариант третий, который, признаюсь, нравится мне меньше всего, поскольку не исключает дальнейших пакостей со стороны твоего отпрыска: мы расторгаем договор, и ты наказываешь Олега своей волей. Но в этом случае, я гарантирую, что при первой же глупой выходке Олега, направленной против меня, моего отряда или моих учениц, отправлю его на тот свет, без всяких поединков и дуэлей.

— А если я не только сама накажу сына, но и дам слово, что он более не посмеет даже глянуть косо на «Гремлинов» вообще, и в твою сторону в частности… мы можем сохранить наш договор? — после недолгой паузы спросила собеседница.

— Наглость — второе имя всех наёмников, или это только мне так везёт? — вопросил я тёмные, потрескавшиеся от времени балки потолка. Те промолчали.

— И всё же, Кирилл? — Илоне не только наглости, но и настойчивости не занимать. Что ж, уважаю, но… соглашаться просто так, за красивые… хм… глаза, не стану. Ольга не поймёт, а она и без того очень нервно относится к любому упоминанию майора Стенич. М-да.

— «Пардусы» берут на себя долг перед моей семьёй, — помолчав, произнёс я, и Илона облегчённо выдохнула.

— Рота атаману? — проговорила она с небольшой запинкой.

— Может быть, позже, — я чуть улыбнулся. — Мне не нужны ватажники по нужде. Верность, она, знаешь ли, штука добровольная.

— Знаю, — Илона ощутимо расслабилась и даже улыбнулась мне в ответ. А потом, ну, не зря говорят, что женщины и любопытство — это слова-синонимы. — Кирилл, а твоё расследование… это из-за него Олег пропал чёрт знает куда на добрых трое суток?

— Ну да, — кивнул я, и тут же поднял руки вверх. — Но я здесь не при чём. Его сграбастали и допросили те самые филёры, о которых ты меня предупреждала, и которым он продал информацию о нашем отряде.

— Э-э… а как тогда эту информацию получил ты? — удивилась Стенич.

— А я недавно имел встречу с их хозяевами, — признался я. — Весьма продуктивную встречу, во время которой и выяснилось, что мы друг другу не противники. Не сказать, что друзья не разлей вода, но и не враги. Они и передали стенограмму допроса твоего сына.

— Ясно, — протянула Илона и, чуть помявшись, спросила: — Я правильно понимаю, что если бы не эти обстоятельства…

— Твой сын уже был бы мёртв, — честно ответил я на вопрос, окончание которого моя собеседница, кажется, просто не решилась договорить. — А ты бы в аналогичной ситуации поступила как-то иначе?

Илона посверлила меня взглядом, но почти тут же его отвела.

— Нет, — произнесла она.

— Тогда к чему этот вопрос? — вздохнул я.

— Ты не я, — скупо улыбнулась майор. — Да и в наёмниках без году неделя.

— Если ты так прозрачно намекаешь на мою сопливость или, тем паче, на гипотетический юношеский романтизьм, спешу тебя разочаровать. Взрослым меня не считает только наше законодательство, да и то, лишь в вопросе покупки сигарет и алкоголя. Романтизм же… его от меня даже любимая женщина с трудом добивается, а уж здоровым волосатым мужикам на него и вовсе рассчитывать не приходится. Я, знаешь ли, вообще, выборочный хромофоб.

— Как-как? — удивилась Илона.

— Голубых не перевариваю. Органически, — доверительно сообщил я под смех собеседницы.

— За что? — не прекращая тихо хихикать, спросила та.

— За идиотизм, — фыркнул я в ответ и, почти демонстративно огладив взглядом фигуру Илоны, договорил: — вокруг столько красивых женщин, а они на мужские задницы заглядываются. Ну и кто они есть, как не идиоты?

— Интересный довод, — протянула Илона. — А на розовый цвет у тебя тоже… хромофобия?

— Ubi nilvales, ibi nilvelis, — с лёгким вздохом отозвался я.

— Где ты не имеешь никакой силы, там ничего не желай, — влёт перевела мою «кривую» латынь майор Стенич. — Самокритично.

— Причём здесь критика? — возмутился я. — Обстоятельства непреодолимой силы!

— Это какие же?! — изумилась собеседница.

— Невеста, — с улыбкой пояснил я. — Любимая и любящая меня, прошу заметить. А сие и есть обстоятельство непреодолимой силы… ибо нафиг мне надо от такого счастья отказываться?