И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна

Мне грустно, и неожиданная грусть ранит сильнее, чем боль, отголоски которой долетают со стороны шадд’ара. Я даже немного ему завидую: загоню Мантию на место, и он снова станет прежним. Каким захочет. А я… Я обречен остаться посередине, между «не было» и «не будет»… Так больно, что я даже начинаю испытывать наслаждение, упиваясь своим уродством… Еще чуть-чуть, пожалуйста, – я смогу рассыпаться на мелкие кусочки, и тогда, быть может… я перестану чувствовать…

Нет. Зачем я пытаюсь обмануть самого себя? ЭТО не способно меня разрушить. Я привык быть ничем, и незавершенность меня не пугает. Возможно, находиться в Пути все время – лучше, чем бегать по кругу, из начала в конец и обратно…

Раздражение уходит, просачиваясь между стиснутыми пальцами, и утекает вниз, смешиваясь с журчащими локонами реки. Новая игрушка упала на пол, едва не разбившись, и я потерял к ней интерес? Пожалуй. Но – ломать?.. Не стоит. Потому что это – не моя игрушка…

– Достаточно, ma’daeni. Пощадите его… и себя. – Тихий голос заставляет всколыхнуться Полог, который я мог бы опустить до конца.

Мантия, хитро скалясь, сворачивает Крылья.

Не так быстро!

«Что-то еще?»

Осторожнее, иначе ты покалечишь сознание парня!

«Что мне за дело до этого невоспитанного ребенка?»

Когда-то я… сам был таким.

«Не лги… ТАКИМ ты никогда не был…»

Почему же?

«Тебе никто никогда не прикрывал спину…»

Дыхание на миг сорвалось, и я скривился, когда игла сожаления кольнула грудь.

Оставим эту тему.

«Как пожелаешь…»

Помедленнее!

Я попытался мысленно коснуться сознания оборотня. Нежно-нежно, словно губами…

Все хорошо, малыш… Не бойся, все прошло… Я больше никогда не заставлю тебя испытывать такую боль… Дыши ровнее и глубже, сейчас все закончится… Вот так, хорошо…

Пора и мне возвращаться к реальности…

Я встряхиваю головой, поворачиваясь.

Не может быть! Так вот кто ты, добрый друг моего детства! Почему же я не знал? Почему никто не говорил мне? И ты сам – зачем ты хранил в тайне свой титул?

Янтарные глаза все так же теплы и понимающи. Я тону в них, отчаянно крича: «Почему ты не приходил раньше? Ты был так нужен мне!» И он отвечает:

– Мы всегда рядом друг с другом. Если хотим. Достаточно – вспомнить…

– Вы… Здесь… Зачем?

– Разве та, которую я послал говорить от своего имени, не объяснила цели?

– Да, но… Искать убийцу – не занятие для Главы Семьи.

– Все зависит от того, кто – убийца и кто – жертва.

– И? – Я заинтересованно вскидываю бровь.

– Я выяснил все, что хотел. – Он мягко улыбается.

– Каково же будет ваше решение?

– Вас заботят такие мелочи, ma’daeni?

– Это вовсе не мелочи! – Я качаю головой. – Я не отрицаю, что виновен в смерти одной из Охотниц… вы вправе назначить наказание. Какое сочтете нужным.

– Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? – Как много ты знаешь, старик…

– Я действовал… не слишком честно, – сознаюсь я, хотя и неохотно.

– Вы имели на это право.

– Нет, вы не понимаете… Я… не хочу пользоваться Правами.

– Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? – Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущенно отвожу взгляд. – До поры до времени это будет вам удаваться, но… Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано.

– Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить свое Право. Кроме разрушения… Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплевывая в сторону…

– Что же вам мешает заслужить уважение и любовь?

– А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств?

– Кто знает… Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать.

Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения… Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать – значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделен ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвел ее, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере – чтобы можно было набить ему морду…

Меня следует бояться. Примерно так относятся к бездумной стихии: гроза прекрасна, когда смотришь на нее издали, из надежного укрытия. Но не стоит подходить ближе: молния ненароком может ударить в вас… Да зачем далеко ходить: что я сотворил первым делом? Чуть не убил оборотня из свиты шадд’а-рафа. Подозреваю, что нажил себе еще одного заклятого врага. Кстати, как он себя чувствует?

Шадд’ар уже почти отошел от перенесенного потрясения, вернувшись в человеческий облик, но дышит пока еще очень тяжело, затравленно поглядывая на меня снизу вверх. И как мне поступить теперь?

– Я хочу принести извинения.

Теперь в его глазах мелькнул настоящий ужас. Если мой гнев был так разрушителен, то чего можно ожидать от моего снисхождения?

– Я был излишне суров по отношению к тебе. Достаточно было поставить блок, а не отвечать ударом на удар. Прости за то, что заставил пережить столь… неприятные минуты. Но обещай, что впредь ты сначала трижды взвесишь все «за» и «против», и только потом бросишься на врага.

– Но… – Голос звучит прерывисто и несмело, но упрямо. Совсем в моем духе. – Если долго думать, враг нападет первым…

– Разве я сказал «долго»? – Улыбка сама собой забралась на мои губы. – Я имел в виду лишь «тщательно». Теория «первого удара» обладает неоспоримыми достоинствами и столь же существенными недостатками. Начинать поединок первым целесообразно только в том случае, если ты можешь предсказать ответную реакцию противника на несколько вдохов вперед. В противном случае рискуешь нарваться на убийственную контратаку… – Я прерываю свои «поучения», заметив, КАК на меня смотрят: юноша – внимательно-восхищенно, старик – поощрительно-лукаво.

– Эй, чего это вы вдруг притихли? – Пришлось резко вильнуть в сторону от темы, сбивая ритм.

Шадд’а-раф улыбнулся:

– Из вас получится замечательный Учитель, ma’daeni. Когда вы начнете преподавать в Академии, я прослежу, чтобы молодежь посещала ваши лекции.

– Какие лекции? – взвился я. – Какая еще Академия?!

– Та самая, символ которой вы носите…

Я впился взглядом в его лицо:

– Что означают эти руны?

– Право, я не…

– Что они означают? Отвечайте!

– Я позволю себе не выполнить этот приказ, ma’daeni. – Он ответил спокойно, чуть извиняющимся тоном.

– Почему? Что кроется за этим узором? – Я почти дрожу от нетерпения.

– Я не могу утверждать…

– Ну же!

– Одно из толкований может означать «собственность» или «принадлежность». – Тихий голос мягко выделил слова «одно из».

– «Собственность» или «принадлежность»… – задумчиво повторил я.

– Как вам будет угодно.

– Угодно… Чего-то подобного я ожидал… Но что это за Академия?

– Вы не знаете? – Он удивился. На самом деле удивился.

– Представьте себе! На меня вывалили груду знаний, но не научили жить… вы расскажете мне?

– Нет, ma’daeni. Пусть это огорчит вас, но я вынужден принять сей грех на свою душу.

– В чем причина отказа?

– Вам будет куда интереснее узнать все самому. – Теперь он улыбается. Можно подумать, отгадывание загадок – мое наилюбимейшее занятие!

– Вы хотите бросить меня в омут боя, не объяснив, кто – враг, а кто – друг?

Старик укоризненно покачал головой:

– Со временем вы поймете, кто есть кто.

– Со временем… Чем больше у меня времени, тем больше ошибок я ухитряюсь совершить!

– И тем больше ошибок вы успеваете исправить.

– Хотелось бы в это верить… – Я вздохнул и тут же ругнулся, подхватывая шнурок, который все же улучил момент, чтобы соскользнуть вниз.