Противостояние. Армагеддон - Кинг Стивен

— Нет, — сказал он. — Я не брошу тебя. Просто скажи, когда ты сможешь идти, и мы пойдем.

Когда она смогла идти, они пошли.

Они перебрались через трупы, идя в обнимку, словно двое пьяных дружков, возвращающихся домой из расположенного по соседству кабака. Потом они наткнулись на какое-то препятствие. Ничего не было видно, но ощупав предмет руками, Рита сказала, что, должно быть, это поставленная на-попа кровать. Вдвоем им удалось сбросить ее вниз через перила. Она врезалась в стоявшую внизу машину с таким громким звуком, что оба они подскочили от испуга и сжали друг друга в объятиях. За кроватью оказалось три трупа, и Ларри подумал, что это — солдаты, расстрелявшие еврейскую семью. Они перелезли через них и пошли дальше, взявшись за руки.

Через некоторое время Рита остановилась.

— В чем дело? — спросил Ларри. — Какое-то препятствие?

— Нет. Я вижу, Ларри! Там конец тоннеля!

Он пригляделся и понял, что и сам может теперь видеть. Свет был таким тусклым, что он не замечал его до тех пор, пока Рита не заговорила об этом. Он различал в темноте призрачные отсветы на плитках и смутное пятно лица Риты невдалеке. Взглянув налево, он увидел мертвую реку автомобилей.

— Пошли, — сказал он в ликовании.

В шестидесяти шагах лежали новые трупы — все солдаты. Они переступили через них.

— Почему они решили закрыть Нью-Йорк? — спросила она. — Разве что, может быть… Ларри, может быть, все это случилось только в Нью-Йорке?

— Не думаю, — сказал он, но ощутил смутную, иррациональную надежду.

Они пошли быстрее. Выход из тоннеля был теперь прямо перед ними. Он был заблокирован двумя огромными армейскими грузовиками, поставленными нос к носу. Грузовики заслоняли дневной свет. Если бы их там не было, Ларри и Рита давно бы уже шли при свете.

Они протиснулись между грузовиками, вскарабкавшись на бамперы. Рита не смотрела по сторонам, но Ларри заглянул в кабину. Там был наполовину собранный автомат, коробки с патронами и баллоны с чем-то вроде слезоточивого газа. Также внутри было три трупа.

Когда они вышли из тоннеля, навстречу им подул влажный ветер, и его восхитительно чистый запах сделал оправданным все их кошмарное путешествие. Он сказал об этом Рите, и она кивнула в ответ и на мгновение положила голову ему на плечо.

— Но пройти снова я не согласилась бы и за миллион долларов, — сказала она.

— Через несколько лет ты будешь использовать деньги вместо туалетной бумаги, — сказал он.

— Но ты уверен…

— Что это было не только в Нью-Йорке? — Он сделал жест рукой. — Посмотри.

На посту, где взималась пошлина, никого не было. За шлагбаумом ведущая на запад половина шоссе была абсолютно пуста, насколько они могли видеть, но полосы движения, ведущие на восток, в тоннель, из которого они только что вышли, были забиты мертвыми автомобилями. На разделительной линии возвышалась беспорядочная гора трупов, за которой молчаливо наблюдала стайка чаек.

— О Господи, — сказала она ослабевшим голосом.

— Столько же людей пыталось попасть в Нью-Йорк, сколько и выбраться из него. Я вообще не знаю, с чего это им вздумалось блокировать тоннель со стороны Джерси. Думаю, они и сами не знали. Просто чья-то великолепная идея, чтобы создать видимость деятельности…

Рита сидела на дороге и плакала.

— Не плачь, — сказал он, опускаясь рядом с ней на колени. Впечатление от тоннеля было еще слишком свежим, чтобы вновь начать сердиться на нее. — Все в порядке, Рита.

— Что все? — всхлипнула она. — Скажи мне только одно: что все?

— Так или иначе мы выбрались. Это уже что-то. И здесь свежий воздух. Честно говоря, в Нью-Джерси никогда раньше не было такого свежего воздуха.

Он заработал вымученную улыбку. Ларри посмотрел на царапины у нее на щеке и около виска — следы осколков плитки.

— Нам надо найти аптеку и смочить твои раны пероксидом, — сказал он.

— Ты можешь идти?

— Да. — Она посмотрела на него с немой благодарностью, и он почувствовал себя неловко. — И я раздобуду себе новые туфли. Что-нибудь вроде спортивных тапочек. Я сделаю все, что ты мне скажешь, Ларри.

— Я накричал на тебя, потому что был не в себе, — сказал он спокойно. Он откинул назад ее волосы и поцеловал одну из царапин над правым глазом.

— Я вовсе уж не такой плохой парень, — добавил он тихо.

— Просто не оставляй меня.

Он помог ей подняться на ноги и обнял за талию. Потом они пошли к заставе, оставив позади себя Нью-Йорк.

34

В центре Оганквита был небольшой парк с пушкой времен Гражданской войны и памятником погибшим. После того как умер Гус Динсмор, Фрэнни Голдсмит пошла в этот парк и, сидя на берегу пруда с утками, лениво стала бросать в него камни, наблюдая за расходившимися по воде кругами.

Позавчера она проводила Гуса в дом Хэнсона, стоявший на побережье, опасаясь того, что ему придется «уйти из жизни» (именно таким гнусным эвфемизмом обозначали смерть ее предки) в раскаленной крошечной будке на пляжной автомобильной стоянке.

Она думала, что Гус умрет тем же вечером. У него был очень сильный жар, и он бредил. Дважды он падал с кровати и даже принимался расхаживать по спальне старого мистера Хэнсона, сшибая вещи, падая на колени и снова вставая. Он кричал, обращаясь к людям, которых не было в комнате, отвечал им и наблюдал за ними с чувствами, воплощавшими собой всю гамму от радостного ликования до ужаса, до тех пор, пока Фрэнни не ощутила, что его невидимые собеседники реальны, а она сама превратилась в призрак. Она умоляла Гуса снова лечь в постель, но для Гуса она не существовала. Ей приходилось уступать ему дорогу, потому что если бы она этого не сделала, то он бы просто сшиб ее на пол и прошелся бы по ней.

Наконец он рухнул на кровать и перешел от энергичного бреда к бессознательному состоянию, которое показалось Фрэн предсмертной комой. Но на следующее утро она увидела, что он сидит в постели и читает вестерн в бумажной обложке, найденный им на одной из полок. Он поблагодарил ее за то, что она о нем позаботилась, и выразил надежду, что прошлой ночью ему не довелось сказать или сделать что-нибудь неподобающее. Когда она стала утверждать, что ничего подобного не было, Гус с сомнением оглядел окружающий хаос. Она приготовила немного супа, и он съел его с аппетитом.

Фрэнни накрыла тело Гуса чистой простыней и оставила его на кровати старого Джека Хэнсона, перед окном с видом на океан. Потом она пришла в парк и стала швырять камешки в пруд, ни о чем не думая. Но подсознательно она поняла, что это уже не была та странная апатия, которая охватила ее после смерти отца. С тех пор она постепенно все больше приходила в себя. Она взяла розовый куст в цветочном магазине Натана и аккуратно посадила его на могиле Питера. Она понадеялась, что куст хорошо приживется. Ее теперешнее бездумное состояние было чем-то вроде отдыха после смерти Гуса. Оно ничем не напоминало то преддверие безумия, в котором она находилась раньше.

Но вскоре ей надо будет подумать о том, что делать дальше, и, по-видимому, в этих мыслях будет присутствовать Гарольд Лаудер. Но не только потому, что она и Гарольд были единственными оставшимися в живых людьми в этом районе, но и потому, что она просто не могла себе представить, что случится с Гарольдом, если некому будет за ним присмотреть. Он ей по-прежнему не слишком-то нравился, но, во всяком случае, он попытался быть тактичным, и оказалось, что у него есть хоть какие-то представления о приличиях.

Гарольд оставил ее в покое с момента их встречи, состоявшейся четыре дня назад, возможно, проявив уважение к ее желанию остаться один на один со своим горем. Но время от времени она замечала «Кадиллак» Роя Брэннигана, бесцельно круживший по городским улицам. И дважды, при соответствующем направлении ветра, до окна ее спальни донеслось постукивание пишущей машинки. Сам факт того, что она могла услышать этот звук, несмотря на то, что дом Лаудеров находился почти в миле от нее, подчеркивал реальность случившегося. Она немного удивилась, что, хотя Гарольд и позаимствовал чужой «Кадиллак», он не заменил свою механическую пишущую машинку на одну из этих гудящих электрических торпед.