Вавилон - Куанг Ребекка

— Следующие кандидаты на получение степени сдали квалификационные экзамены с отличием. Мэтью Хаундслоу...

Кто-то в дальнем углу издал громкий вопль.

— Адам Мурхед.

Студент, стоявший впереди, сел на пол посреди вестибюля, закрыв рот обеими руками.

— Это бесчеловечно, — прошептал Рами.

— Очень жестоко и необычно, — согласился Робин. Но он не мог оторвать глаз от процесса. Он еще не был на экспертизе, но теперь она была гораздо ближе, и его сердце сильно колотилось от викарного ужаса. Как бы ужасно это ни было, это было еще и захватывающе, это публичное объявление о том, кто проявил себя блестяще, а кто нет.

Только Мэтью и Адам получили отличия. Профессор Плэйфер объявил о получении заслуг (Джеймс Фэрфилд) и пропуске (Люк МакКафри), а затем очень мрачным голосом сказал:

— Следующий кандидат не сдал квалификационные экзамены, и ему не будет предложено вернуться в Королевский институт перевода для получения аспирантской стипендии, а также не будет присуждена ученая степень. Филип Райт.

Райт был специалистом по французскому и немецкому языкам, который сидел рядом с Робином на факультетском обеде в первый год обучения. С годами он стал худым и изможденным. Он был одним из тех студентов, которые постоянно таскались в библиотеке с таким видом, будто несколько дней не мылись и не брились, и смотрели на стопку бумаг перед собой со смесью паники и недоумения.

— Вам были сделаны все поблажки, — сказал профессор Плэйфер. — Вам было предоставлено больше удобств, нежели это было полезно для вас, я думаю. Теперь пришло время признать, что ваше пребывание здесь закончилось, мистер Райт.

Райт попытался подойти к профессору Плэйферу, но двое аспирантов схватили его за руки и оттащили назад. Он начал умолять, лепетать о том, что его экзаменационный ответ был неправильно истолкован, что он мог бы все разъяснить, если бы только у него был еще один шанс. Профессор Плэйфер невозмутимо стоял с заложенными за спину руками, делая вид, что не слушает.

— Что случилось? — спросил Робин у Вимала.

— Дал народную этимологию вместо настоящей. — Вимал драматично покачал головой. — Пытался связать канареек с канарками, видите ли, только канарейки не связаны с канарскими утками — они с Канарских островов, которые названы в честь собак...

Остальная часть его объяснения ускользнула от Робина.

Профессор Плэйфер достал из внутреннего кармана стеклянную пробирку, в которой, как предположил Робин, находилась кровь Райта. Он поставил ее на стол и топнул ногой. Осколки стекла и коричневые осколки рассыпались по поверхности пола. Райт застонал. Было неясно, что на самом деле с ним сделало разбитие пробирки — все четыре конечности, насколько мог судить Робин, были целы, свежей крови не было, — но Райт рухнул на пол, схватившись за живот, как будто его проткнули.

— Ужасно, — сказала Летти, потрясенная.

— Положительно средневековая, — согласилась Виктория.

Они никогда прежде не были свидетелями такого провала. Они не могли оторвать глаз.

Потребовался третий выпускник, чтобы поднять Райта на ноги, дотащить его до входной двери и бесцеремонно сбросить со ступенек. Все остальные смотрели, разинув рты. Такая гротескная церемония казалась неподобающей для современного академического учреждения. Однако это было совершенно уместно. Оксфорд и, соответственно, Вавилон, в основе своей были древними религиозными институтами, и при всей их современной изощренности, ритуалы, составляющие университетскую жизнь, все еще основывались на средневековом мистицизме. Оксфорд был англиканством, христианством, что означало кровь, плоть и грязь*.

Дверь захлопнулась. Профессор Плэйфер смахнул пыль со своей мантии, спрыгнул со стола и повернулся лицом к остальным.

— Ну, вот, с этим разобрались. — Он сиял. — Счастливых экзаменов. Поздравляю всех.

Два дня спустя Гриффин попросил Робина встретиться с ним в таверне в Иффли, почти в часе ходьбы от колледжа. Это было тусклое, шумное место. Робин не сразу нашел своего брата, который сидел, ссутулившись, на задней скамейке. Чем бы он ни занимался с момента их последней встречи, он явно не ел: перед ним лежали два дымящихся пастушьих пирога, и он поглощал один из них, не боясь обжечь язык.

— Что это за место? — спросил Робин.

— Я здесь иногда ужинаю, — сказал Гриффин. — Еда ужасная, но ее много, и что важно, никто из университета сюда никогда не ходит. Это слишком близко к... как их называл Плэйфер? Местные жители.

Он выглядел хуже, чем за весь семестр — заметно измотанный, с впалыми щеками, исхудавший до острого, худого стержня. От него исходил дух человека, пережившего кораблекрушение, человека, который проделал долгий путь и едва выбрался живым — хотя, конечно, он не сказал Робину, где он был. От его черного пальто, висевшего на стуле позади него, несло перегаром.

— Ты в порядке? — Робин указала на левую руку Гриффина. Она была обмотана бинтами, но рана, которая находилась под ней, явно была еще открыта, потому что темное пятно на предплечье значительно увеличилось с тех пор, как Робин сел.

— О. — Гриффин взглянул на свою руку. — Ничего страшного, просто оно долго не затягивается.

— Значит, это что-то.

— Ба.

— Выглядит плохо. — Робин усмехнулся, и то, что последовало дальше, прозвучало более горько, чем он хотел. — Ты должен наложить шов. Бренди помогает.

— Ха. Нет, у нас есть кое-кто. Я посмотрю на это позже. — Гриффин натянул рукав на бинты. — Как бы то ни было. Мне нужно, чтобы ты был готов на следующей неделе. Я пока не знаю ни времени, ни дня, но дело важное — они ожидают огромную партию серебра от «Magniac & Smith», и мы хотели бы получить ящик во время разгрузки. Для этого, конечно, потребуется большой отвлекающий маневр. Возможно, мне придется спрятать взрывчатку в твоей комнате для быстрого доступа...

Робин отшатнулся.

— Взрывчатку?

— Я забыл, что ты легко пугаешься. — Гриффин махнул рукой. — Ничего страшного, я покажу тебе, как привести ее в действие до начала дня, и если ты все хорошо спланируешь, то никто не пострадает...

— Нет, — сказал Робин. — Нет, все, с меня хватит — это абсурд, я не буду этого делать.

Гриффин выгнул бровь.

— Откуда все это идет?

— Я только что видел, как кого-то исключили...

— Ох. — Гриффин засмеялся. — Кто это был в этом году?

— Райт, — сказал Робин. — Они раздавили пузырек с его кровью. Они выбросили его из башни, изолировали, отрезали от всего и всех...

— Но с тобой этого не случится, ты слишком гениален. Или я отвлекаю тебя от твоей работы?

— Открывать двери — это одно, — сказал Робин. — Установить взрывчатку — совсем другое.

— Все будет хорошо, просто поверь мне...

— Но я не верю, — пробурчал Робин. Его сердце билось очень быстро, но было уже поздно молчать. Он должен был сказать все сразу; он не мог вечно сдерживать свои слова. — Я не доверяю тебе. Ты становишься грязным.

Брови Гриффина взлетели вверх.

— Грязным?

— Ты не появляешься неделями, а когда появляешься, то опаздываешь в половине случаев; твои инструкции нацарапаны и пересматривались столько раз, что требуется мастерство, чтобы расшифровать то, что в них написано. Безопасность Вавилона выросла почти в три раза, но ты, похоже, не заинтересован в том, чтобы разобраться с этим. И ты до сих пор не объяснил, что случилось в прошлый раз, и каков твой новый обходной путь для вардов. Я был ранен в руку, а тебе, похоже, все равно...

— Я сказал, что сожалею об этом, — устало сказал Гриффин. — Больше такого не повторится.

— Но почему я должен тебе верить?

— Потому что это важно. — Гриффин наклонился вперед. — Это может все изменить, может сместить баланс...

— Тогда расскажи мне, как. Скажи мне больше. Это не работает, когда ты всегда держишь меня в неведении.

— Слушай, я ведь рассказал тебе о Сент-Алдейтсе, не так ли? — Гриффин выглядел расстроенным. — Ты знаешь, что я не могу сказать больше. Ты еще слишком новичок, ты не понимаешь рисков...