Круг - Козаев Азамат

– Братцам чем хуже, тем лучше, – покачал головой Черный Коготь. – Смуту посеют, народ под вилы да топоры поставят. Мол, Залом плохой, всех под корень извести хочет.

– Как пить дать поставят, – согласился Папаша Палица. – Языки длинные, костей нет. Так причешут, что горожане последние рубахи снимут на благое дело.

– Подкопаться под стену?..

– Запрудить ручей?..

– Красный петух?..

Залом упрямо качал головой, отметая одно предложение за другим. Хороша будет победа, если город придется восстанавливать заново, а жителей сгонять на поселение из окрестных деревень, а то и вовсе ждать, пока народятся новые горожане.

Верна, задрав голову, угрюмо таращилась в небо через просветы в каменном своде. Хоть наверху и голубело, но первые звезды уже выкатились в небесный круг и лукаво заглядывали в думную палату. Не первый день и не последний. Вереница закатов и рассветов кажется нескончаемой, а вольница закончится через год. Немного времени удалось выторговать у жениха. Следующим летом придется надеть свадебный наряд и всю оставшуюся жизнь убеждать себя в том, что счастлива безмерно.

Иногда Верна сама себе казалась чудовищем, выродком в человеческой шкуре, ведь ни за что не смогла бы притворяться и глядеть на мир одним глазом, прикрыв другой. Хотя для большинства баб это вовсе не трудность. И сказать по совести, чем плох отчаюга, что ринулся за тобой через море, сунулся под мечи целой дружины и не отступился от соплюхи за долгие годы? Здоровенный, могущественный, вон какую дружину передал в охранение дорогой невесте, чтобы сгоряча не прирезали. А произнесешь его имя… нутро звенит, ровно гусельная струна. Морозно делается, как в зимнюю стужу голяком.

– Постучимся в ворота, попросим открыть, – пожала плечами. Хоть и произнесла вполголоса, однако услышали все. Звонкий голос расколол басовитый мужской гвалт, точно молния синюшное небо.

Вои замерли, будто воды в рот набрали, медленно повернулись и удивленно воззрились на Верну, сидящую на каменной приступке. Даже села, чтобы совсем не стало видно.

– Теплое подложи, – буркнул Залом. – Зад простудишь.

Кто-то перебросил через головы шкуру, и несколько рук буквально вздернули десятницу на вес, пока расстилали на камне овчину.

– Постучимся? Попросим открыть?..

– Ага. Что делать, если хочешь войти в дверь, а там закрыто, лезешь в окно – заколочено, норовишь через крышу – там наглухо забрано досками?

– Знали бы, что делать, здесь не сидели, – прогудел Бык.

– Мне вчера подсказали.

– Ну?! Не томи!

– Постучишься – откроют.

– Сама не понимаешь, что говоришь!

– Мой десяток откроет городские ворота. Нам бы только внутрь попасть. Вы тихонько постучите в ворота, и мы откроем.

Сотники недоверчиво уставились на Верну, она лишь усмехнулась. Три тысячи – это не сто двадцать, а вдруг получится? Вдруг девятеро не уберегут ее, и прости-прощай клятва, данная вчерашней ночью, на рассвете? Ведь есть же предел человеческим силам, должен быть!

– А ведь может получиться, – задумчиво бросил Черный Коготь. – Вряд ли у ворот стоит больше сотни воев.

– Тут хватит одного крика, – весомо произнес Двужил. – И полные три тысячи сбегутся к воротам. А крик в глотке никак не удержишь. Захотят крикнуть – крикнут. И что дальше?

– Нужно продержаться до тех пор, пока мы не подойдем. – Залом навис над Верной бронированной горой. После возвращения из похода не успел сбросить доспехи.

– Раз надо, продержимся, – пожала плечами.

Чудом удалось не выказать радость. Если получится… если получится, это будет верный конец! Девятерым не выстоять против трех тысяч. И это не полусонные коффы, самонадеянно забывшие кольчуги, – на ворота выкатится лязгающая, бряцающая волна и сметет, поглотит хлипкий островок из жалкого десятка человек.

– А это мы проверим, – усмехнулся истинный князь, и его каменная челюсть тяжеловесно качнулась из стороны в сторону. – Завтра же.

С утра зарядил моросящий дождь, мелкий настолько, что иному вполне мог показаться туманом, зависшим над ущельем. Парни ушли под крышу, и спать снаружи остались только самые оторванные, те, у кого хватило ума сработать спальный мешок из просмоленных шкур. Говорят же, привычка – второе нутро, если привык ночевать под открытым небом, хоть кол на голове теши. Едва рассвело, Залом и сотники высыпали к воротам крепости и обмерили их в ширину. Вспоминали устройство ворот Бубенца, пытались не упустить даже самую мелкую мелочь. Высота, ширина, толщина запорного бруса, лестницы, ведущие на стены, как велика площадь перед воротами, сколько человек встанет в ряд, есть ли где засесть стрелкам…

– Вилами по воде писано, – морщился Черный Коготь. – За семь лет братцы-князья могли все перестроить. Ворота утяжелить, брус утолщить, да мало ли что…

– Отправим в Бубенец разведчиков, не беда.

– Сколько, говоришь, времени ушло на коффов? – спрашивал Залом сотый раз.

– Шатры догорали, когда все было кончено. А что гореть сухой шкуре? Раз-два и готово!

Быстрее быстрого поставили на площади несколько шатров посуше, запалили светочи.

– Поджигай, – кивнул Залом и начал счет. – Один, два, три…

– Четыре, пять, шесть… – шепотом считал Бык.

– Семь, восемь, девять… – мерил время Черный Коготь.

Верне самой стало интересно, и с опозданием в несколько счетов она бросилась вдогонку за остальными.

– Десять, одиннадцать, двенадцать…

– Тридцать пять, тридцать шесть…

– Сорок семь, сорок восемь…

– Все, спекся. – Папаша Палица, ухмыляясь, кивнул на ближайшее пожарище. Больше ничто не напоминало стройный островерхий шатер, лишь кучка чадящих угольев искристо дымилась в середине грязновато-седой пепельной кашицы.

– Сорок восемь, – задумчиво повторил Залом, оглаживая бороду. – Немного. И ведь сырость кругом, шкуры мало-мало, а намокли. Если не начнут стрелять, вполне можно успеть. Пусть на площади перед воротами стражу несет пятьдесят человек, пусть даже полная сотня, все равно порубят.

– Пусть даже и стреляют, – глухо буркнула Верна. – По-моему, парням все равно.

Залом и воеводы с удивлением покосились, дескать, все правильно поняли, не ослышались? Кивнула, не ослышались. Порою ловила себя на странном чувстве, будто заглянула туда, куда строгий хозяин смотреть запретил. Будто старую сказку рассказывают: «В девять палат заглядывай, к десятой не подходи». Что там увидишь? Говоришь с кем-нибудь из хранителей и глаза поймать не можешь, а когда по случаю ловишь, странно делается, ровно заглянула в темную пропасть. Пробуешь глубину высчитать, а не выходит – глубже, чем полагала, темнее, чем надеялась. «Какие чудеса полезут из тех глубин, какие чудовища? Чудо, чудовище… слова похожи, только от одного хорошо на душе делается, от другого, напротив, страшно».

– Зови своих, – коротко бросил Залом. – Попробуем.

– Что попробуем?

Усмехнулся.

– Саддхут Бейле-Багри, чью галеру я таскал по морям семь лет, норовом крут-крутешенек, и недоброжелателей у подлеца всегда хватало. Всех соседей обидел. И как-то выпало ему отвечать за безобразия. Чужих воев под стенами встало видимо-невидимо, самое время бросать в бой дружину, а он совет держит.

– С воеводами?

– Почти угадала. – Истинный князь кивнул. – Один из воевод, уж так судьба распорядилась, вышел ко всему и придворным звездочетом. Вылазку подготовили, четыре дня отрабатывали, каждое движение, каждую мелочь. Все точно под счет, ни мгновением больше, ни мгновением меньше.

– И что?

– Звездочет. – Залом пожал плечами. – Как просчитал, так все и вышло. Ушли за стену, на бесшумной ладье добрались до лимана, по суше подобрались к сокровищнице одного из саддхутов-соседей и подожгли город к Злобожьей матери. И ни одна живая душа ничего не видела. Все учел, сволочь, даже то, сколько шагов делает дозорный от угла до угла.

Ага, ясно. Лишь кивнула, убегая за десятком…