Проспать Судный день - Уильямс Тэд

— Ага. Ничего не нашли?

— Там что-то есть, мистер Доллар, — подала голос Эди с заднего сиденья. — Что-то сверхмощное! Такое, что мне даже дурно стало.

Она скривилась.

— До сих пор буквально вкус чувствую!

— Вкус? Что ты такое говоришь? Вы там, что, в общепите тусовались?

— Что такое «общепит»? — спросила Оксана.

— Нет, просто такое ощущение возникает, когда я оказываюсь поблизости от чего-то мощного, — ответила Эди, опуская стекло, хотя на улице уже темнело и было изрядно холодно. — Как… я не знаю, вы никогда не пробовали батарейку лизнуть?

— Мне не дозволяется говорить о таком с младшими, — ответил я. — Таковы правила. Так, Эди, значит, эта мощная штука, ты ее видела?

Я ждал, пока скучающий охранник откроет нам выезд через Теллер Гейт. Наконец он сподобился сделать это.

— Оно выставлено в витрине, или как?

Мысль о том, что можно заполучить рог Элигора, просто разбив стекло и схватив его, меня воодушевляла.

— Боюсь, мистер Доллар, ничего не могу сказать по этому поводу. Я ничего не видела. Но могу сказать точно, что в конце этого крыла, в азиатской экспозиции, есть какая-то штука, и ее энергия очень пугает. Никогда еще у меня не было таких сильных ощущений. До сих пор озноб бьет.

По дороге к дому Эди, в северной части делового квартала, она и амазонки рассказали мне, как долго бродили по основному помещению, делая снимки и заметки по поводу разных экспонатов. Когда один из охранников остановился, чтобы побеседовать с ними, то они сказали, что собирают материал для занятий по истории искусств в колледже.

— Но именно в том крыле, где находится азиатская экспозиция, на третьем этаже, я что-то почувствовала, — сказала Эди. — Что там такое, мистер Доллар? Я никогда в жизни такого не чувствовала.

Наверняка не чувствовала, подумал я. Даже такой талантливый и востребованный экстрасенс, как Эди, не каждый день натыкается на настоящий рог Герцога Ада.

— Лучше тебе не знать этого. Какое у тебя было ощущение?

— Я не знаю. Просто… сильное. Чем дальше мы шли, тем сильнее. Я даже спросила Галину и Оксану, не чувствуют ли они что-нибудь. Ощущение было такое, не знаю, будто на улице кто-то асфальт долбит. Зубы болели.

— Это все, что ты можешь сказать? Только то, что это очень мощная штука?

— Самое сильное ощущение было в экспозиции Западной Азии, в самом конце. Такое, что я не смогла там долго находиться, но и источник не смогла обнаружить. В смысле, я не видела ничего конкретного, что создавало его, оно просто будто окружило меня.

Что означало, к сожалению, но не к удивлению, что рог где-то спрятан, возможно, в одном из подсобных помещений.

Когда мы высадили Эди у ее дома, я расплатился с ней, прибавив пятьдесят баксов за вредность. В принципе плохо эксплуатировать детей с паранормальными способностями, но еще хуже недоплачивать им за это.

Значит, музей. Донья Сепанта, она же Энаита, Ангел Дождя, регулярно его посещает. Вероятно, здесь она встретилась с Элигором, когда их сотрудничество только начиналось. Сотрудничество, приведшее ко всем тем безумным и опасным событиям, которые произошли со мной в течение последнего года. Сотрудничество, зафиксированное обменом — ее пера на его рог. А теперь Эди Парментер сообщила мне, что в азиатском крыле музея, строительство которого спонсировала Энаита, находится нечто мощное. Скучная часть работы закончилась. Пришло время придумывать, как украсть у могущественного ангела то, что она никак не желает потерять.

На самом деле, после нескольких дней разработки операции я уже просто был не в силах ждать. Эта спешка не имела никакого отношения к надвигающемуся сезону покупок к Рождеству, как и к красным, черным и зеленым флагам, посвященным Кванза, африканскому Новому году, которые развесили по всем улицам Рэвенсвуда, района, где располагалась квартира Каз. Я уже толкнул снежный ком, и он катился по склону, становясь все больше и обретя собственную инерцию. Неизвестно, сколько еще я смогу динамить моих боссов, кроме того, я уже оповестил Энаиту о том, что перешел в наступление. Не говоря уже о «Движении Черного Солнца», если за ограблением дома Джорджа стояли они, а я в этом был почти уверен. В этом случае они знали, что я интересуюсь Доньей Сепантой, ее делами и имуществом. Так что момент, когда очередной порыв ветра снесет какой-нибудь из карточных домиков, был лишь вопросом времени.

На следующий после посещения музея день я приступил к Второму Этапу.

Амазонки снова принесли «Джуниор Бургеры» и жареные луковые кольца, еду, к которой они теперь пристрастились. Я дал им поесть, а потом заговорил.

— О'кей, народ. Отправляемся за покупками.

— Замороженная пицца, — сказала Галина. — Здесь в Америке хорошая замороженная пицца. В Украине она только замороженная, но не пицца вовсе.

— Я уже немного начинаю сомневаться в вашей приверженности делу Скифии, — сказал я. — Похоже, вы больше пробуете разные виды помоечной еды, чем пытаетесь завербовать в амазонки американских подруг.

— Мы не вербуем, — со всей серьезностью сказала Оксана. — Только принимаем тех, кто приходит к нам.

— А дорога в наш лагерь в горах долгая и трудная, — сказала Галина, жуя луковое кольцо. — Большинство сворачивают обратно. Так мы узнаем, что они — не настоящие скифы.

Я не был уверен, что сам бы согласился подыматься по холодным заснеженным Карпатам, имея лишь слабую надежду на то, что где-то в лесу меня ждут друзья, но спорить не собирался.

— В любом случае, нет, мы больше не покупаем мороженую пиццу. Я не виноват, что вы купили ту ерунду, которую теперь есть не хотите. Есть множество нормальной еды, не являющейся пиццей, например курица «Кун Пао», кальмары, ягненок, запеченный в тандыре. Нет, даже не спорьте. И сегодня мы отправляемся покупать оружие.

Похоже, это вызвало у них даже больший энтузиазм, чем идея покупки пиццы. Поскольку мы отправлялись к Орбану, то я даже не стал настаивать на том, чтобы амазонки переоделись. Мне даже было интересно, как тамошние бородатые ребята, похожие на латиноамериканских партизан, среагируют на моих юных лесбо-анархистско-феминистских подруг с Украины, одетых, как панк-рокерши. Загрузив все купленное в багажник, я сел за руль. Девушки сели сзади. В сороковой или пятидесятый раз я отказался включить Леди Гагу. К этому моменту мне наконец удалось поймать на древнем радиоприемнике машины станцию, крутившую джаз. Но они всю дорогу пели «Покерфэйс», так громко, что я едва слышал Оскара Питерсона с товарищами.

Потому что амазонки — сущие задницы.

Сюрприз первый. Девушки и кузнецы-оружейники Орбана были без ума друг от друга. В смысле, настолько, как если бы я притащил в детсад корзинку со щенками. Этому очень поспособствовала любовь амазонок к оружию. Их сразу же утащили в тир, чтобы дать им пострелять из больших и малых бабахалок.

Сюрприз второй заключался в том, что Орбан, глядя на то, как девушки и парни сорвались с места, как оксфордские студенты и их подружки, бегущие на лодочные гонки, вдруг озабоченно поглядел на меня.

— Я за тебя беспокоюсь, Бобби, — сказал он.

Это последнее, что я ожидал от него услышать, кроме, может, «Я тебя люблю, Бобби, и хочу провести с тобой романтическую ночь». Обычно он говорил в таком грубом тоне, что его голосом можно было бы оттирать плитку в ванной. Единственный раз, когда он что-либо говорил о моем здоровье, так это когда одолжил мне пистолет-пулемет и посоветовал случайно себе хрен не отстрелить.

— Если ты беспокоишься, что меня затрахают до смерти, расслабься. У меня и этих двух девушек исключительно платонические отношения, основанные на желании разнести на хрен некоторых людей, которых мы одинаково не любим.

— Нет, не из-за них. Они девочки о'кей. Слишком умные, чтобы с тобой трахаться, если только не во сне и не спьяну. Я беспокоюсь потому… что слышал разное. Время от времени. Насчет того, где ты работаешь.