В паутине чужих заклинаний - Вонсович Бронислава Антоновна

— Ментальная чистка? — поразилась я. — Какая еще ментальная чистка?

ГЛАВА 4

Слова о ментальной чистке были такими дикими, настолько ко мне неприменимыми, что ввергли меня в настоящий шок. Что у меня могли стирать, да еще так, чтобы я об этом услышала впервые? Возможно, Дитрих ошибается?

— А вы не знали? — в свою очередь, удивился он. — У вас не так давно очень грубо что-то стерли.

— В Сыске? — неуверенно предположила я. — Последний раз я имела дело с менталистом в Сыске. Последний и, пожалуй, единственный.

— Сыск можете сразу отбросить, — уверенно сказал Дитрих. — Ничего они стирать без решения суда не будут, ни один менталист, работающий на Корону, на такое не пойдет. Странно, что вы вмешательства не заметили и даже не заподозрили. Стирание очень топорное, но наверняка это воспоминание для вас неважно.

Его слова оказались для меня настолько неожиданными, что ноги моментально перестали держать и я тяжело плюхнулась на лабораторную табуретку, так кстати стоявшую рядом со столом, который играл роль алхимического. Пустые склянки жалко звякнули, и мысль о нарушении техники безопасности почти привела меня в себя. Почти — потому что даже если все имеющиеся на столе ингредиенты смешать в одну кучу, ничего страшного не случится.

— Этого не может быть, — с трудом выдавила из себя я. — Зачем кому-нибудь влиять на меня ментально? Какой в этом прок?

— Возможно, инора Вернер? — предположил Дитрих. — Сначала располагала к себе, а потом стерла что-то, что вы случайно узнали?

— Если бы она была менталистом, то это было бы никак не скрыть, — возразила я. — Да и не хотела она меня брать. Мне пришлось ее уговаривать.

— Тогда внушала, чтобы вы от нее отстали?

Я невольно рассмеялась.

— Это у нее плохо получилось. Ей пришлось меня терпеть два года.

Я помолчала, пытаясь придумать хоть какое-то объяснение узнанному. Если это, конечно, правда. Я с подозрением посмотрела на своего собеседника:

— Дитрих, меня проверял менталист Сыска. Неужели он бы такое не заметил?

— Что у вас в голове кто-то пошарился? Наверняка заметил и написал в отчете, который вы должны были подписать. Вы его читали?

— Нет, — смутилась я. — После ментального сканирования мне было не до этого. Даже если бы попыталась прочитать, все равно ничего бы не поняла — все расплывалось перед глазами.

Мне было так плохо после ментальной проверки, что я подписала, даже не посмотрев, что именно. На тот момент больше всего я боялась, что меня вытошнит прямо на эти сероватые листы, заполненные убористым аккуратным почерком. Никаких других мыслей у меня не было.

— Кружилась голова и сильно тошнило?

— Да. — Я зябко передернула плечами.

Даже от воспоминаний о проверке до сих пор было плохо. Нет, мне говорили, что процедура не из приятных, но что она настолько отвратительна, я не ожидала и не была к ней готова. Дитрих задумчиво на меня смотрел, чуть склонив голову набок.

— И все же я уверен, что Сыск так грубо не стал бы работать, — наконец сказал он. — Вмешательство было сильнее, чем требовалось для обычного сканирования, но они наверняка пытались подцепить стертое. Стирал кто-то другой. Думаю, либо ваша наставница, либо кто-то, кому вы доверяете. Итак, с кем вы близко общались месяца два назад? Перед гибелью вашей наставницы скорее всего. Может, чуть раньше. Или чуть позже.

Я не могла представить, что кто-то, с кем я была близка, так гадко со мной поступил. Да и не так их много было — после того как я начала встречаться со Штефаном, мое общение ограничивалось им, Эмми и инорой Вернер.

— Почему вы так уверены, что это кто-то из близких мне людей?

— Вы не заметили, когда к вам залезли в голову, — пояснил Дитрих. — Я не такой уж специалист в этом вопросе, но знаю, что для этого вы должны доверять тому, кто вот так некрасиво вашим доверием воспользовался. Возможно, кто-то из ваших родственников?

— Я никого из них давно не видела, — неохотно ответила я. — Последний курс выдался очень напряженным, к отцу я так и не выбралась, а он сам в Гаэрру не приезжает.

Говорить, что отца я навещала редко, да и само пребывание в отчем доме всегда было коротким, я не стала. Главное для Дитриха — что я его не видела, а какие отношения в моей семье, его не касается.

— Хорошо, поставим вопрос по-другому. С кем вы постоянно общались в то время?

— С подругой.

— Которая на театральные курсы записалась? Нет, она отпадает — будь у нее элементарные навыки владения ментальной магией, она не стала бы так вульгарно подслушивать под дверью. Кто еще?

— Инора Вернер, моя наставница.

— У нее уже не спросишь. Еще кто то?

Я молчала. Говорить про Штефана не хотелось. Мне почему-то было неприятно даже думать, что он был в моей жизни, а уж говорить этому симпатичному молодому инору, сидящему напротив, — тем более.

— Линда, не поверю, чтобы у вас не было какой-нибудь сердечной склонности. За такой красивой девушкой должны ходить толпы поклонников. Хоть десяток припомнить сможете?

— Ходили, — невольно улыбнулась я. — А потом Штефан всех распугал.

— Штефан — это?..

— Штефан Эггер.

— Маг? Не маг? Где работает? — деловито спросил Дитрих.

— Маг. В магистрате.

— И как долго вы с ним встречаетесь?

— Встречались, — поправила я. — С середины осени и до… трагического происшествия с инорой Вернер.

— Вот как… Инициатор разрыва?

— Разрыва как такового не было, — пояснила я. — Он перестал приходить. А когда Эмми встретила его с другой, на ее возмущение заявил, что мы расстались.

— Смотрю, вас это не расстраивает, Линда.

— Как ни странно, да.

Намного больше меня расстроило предположение, что Штефан мог быть причастен к ментальному влиянию на меня. Зачем ему это было нужно? Добиться моей склонности? Но два месяца назад она уже была. И что тогда было стерто из моей памяти? Дитрих говорит, что-то неважное, но сейчас я была уверена, что это что-то — просто жизненно мне необходимо. Ведь не просто так его стерли?

— А восстановить стертое можно?

— Хм. Не знаю, я не специалист по ментальной магии. Мы можем проконсультироваться. — Он оживился. — А пока давайте-ка запишем…

Дитрих чуть переместился так, чтобы беспрепятственно выдвинуть ящик из стола, откуда достал карандаш и чистый лист бумаги. Краем глаза я успела заметить в ящике еще и лабораторный журнал — новехонький, наверное, даже ни разу не открытый. Больше я увидеть ничего не успела, и не потому, что ящик задвинулся сразу же, а потому, что в дверь раздался громкий уверенный стук. Солидный инор лет пятидесяти с небольшим вошел, даже не дожидаясь разрешения.

— Хартман? Маг по особым поручениям? — спросил он у Дитриха, выглянувшего из лаборатории.

— Он самый. — Дитрих изящно кивнул, подтверждая правоту своего собеседника. Впрочем, выбор у того был невелик — либо я, либо Дитрих, ошибиться почти невозможно. А если учесть, что я была визитером не замечена, то и «почти» отпадало. — Добрый день! Мы как раз переезжаем в новый офис, но если ваше дело не терпит отлагательств, можем приступить к нему хоть сейчас.

— Мы? — Инор наконец увидел меня и нахмурился. — У меня дело весьма деликатное, не хочется о нем говорить при посторонних.

Да уж, деликатное. Все, как я и думала, — слежка за неверной женой…

— Инорита — мой секретарь, — важно ответил Дитрих. — Можете не сомневаться, все ею услышанное тут и останется.

Прозвучало это несколько зловеще с учетом моей подчищенной памяти и пока не данного согласия на эту работу. Впрочем, другую мне все равно никто не предлагал. Почему бы и не заняться чем-то полезным? Тем более что обещают выдать артефакт от ментальных воздействий, который, как оказалось, был мне нужен уже давно. Но пока Дитрих торжественно вручил мне всего лишь лист бумаги и карандаш, которые он достал из стола, когда собирался записывать мои ответы, и так и продолжал держать. Я усмехнулась, взяла орудия моего нынешнего производства и села за секретарский стол. Стул подо мной предательски скрипнул и чуть перекосился, но я приняла невозмутимый вид и гордо выпрямилась. Инор недовольно посопел, но, наверное, подумал, что специалист с секретарем намного солиднее, чем без секретаря, и смирился с моим присутствием.