Негатор магический обыкновенный (СИ) - Творцова Аня "Optemus"

— Не стоит, я всё понимаю, да и признаться, несколько безпокоился. Барьер-то у нас магический, а что как не выдержал бы, ну да я, как и обещал тебе в нашу первую встречу, кое-чего почитал. Так, к примеру, если грамотно замкнуть тебя на что бы то ни было, желательно живого мага, то это на время поможет. Именно поэтому я и вышел. Ты бы, скорее всего прошёл, а вот все, кто за тобой…

— Ой, — только и смог выдавить из себя осознавший весь масштаб проявившейся перед ним проблемы Гарри.

— Ну да ничего, не стоит так сильно переживать, не так уж всё на самом деле и фатально. Как минимум, один из способов решения твоей проблемы я тебе показал. Не самый, признаюсь, приятный для меня, но тем не менее весьма ценный и очень важный опыт. Так открыть мне глаза на старости лет и вправду мог бы только и исключительно такой как ты. Ну да тем ценнее обретённое. Запомни, молодой человек, мы слишком быстро перестаём ценить то, что принимаем как своё по праву, и лишь лишившись оного, и то не всегда понимаем, до чего же оно было для нас в реальности безценным.

— Простите, Сэр, я не хотел, Сэр…

— Ничего страшного, и пока ты в фантазии своей не надумал чего глупого, поясню. Когда я замкнул тебя, то ты забрал у меня мой дар видеть связи и суть предметов. Я жил с этим с рождения. Развивался, учился, и тем не менее, несмотря на все наставления отца, уже попросту привык. И вот, возможно впервые в жизни, посмотрел на *мiръ широко открытыми, абсолютно лишёнными магии глазами. Когда-то я умел так смотреть, но затем за ненадобностью перестал. Видеть, оно ведь удобнее. Особенно если для этого не нужно ещё и усилия прикладывать. И я потерял. Потерял, но благодаря тебе обрёл вновь. И небольшой дискомфорт по сравнению с обретённым вновь чувством мiра, его красок и полноты. Просто поверь мне, он совершенно ничтожен.

— Простите…

— Полноте, мистер Поттер, как я и сказал, всё просто прекрасно и иногда нам, старикам, весьма полезно немного взбодриться, ну да что же мы стоим то, проход перегораживаем, идём.

По дороге до приглянувшегося им купе Гарри всё время гадал о том, что же такое увидел мастер палочек. Что могло пересилить, как он сам ему признался, вполне ощутимый от контакта с ним дискомфорт? Увы, ответа он так и не нашёл и лишь надеялся, что слова старика о вновь обретённом им были сказаны не для того, чтобы просто его успокоить. Украдкой пару раз посмотрел на идущего рядом мастера, но тот даже на вид выглядел абсолютно счастливым. А у входа в вагон замер, и практически с видимым упоением некоторое время любовался летящими в лазури небес облаками. В итоге сам для себя Гарри решил, что всё хорошо и ничего плохого не произошло. Ну не ведут себя так люди, которым и в самом деле плохо.

Купе встретило алыми с золотыми вензелями и гербами Хогвартса диванчиками, сиденьем их язык назвать не поворачивался. Они открывались, и именно туда и перекочевали его вещи.

— Присаживайся, Гарри, в ногах правды нет, не уверен, что она вообще имеется, но, да и ладно, не суть это, не о том мы сейчас. А о том, что месяц назад я дал тебе два небольших обещания.

— Да сэр, так и было, сэр, — кивнул на его слова весь напрягшийся от охватившего его внутреннего волнения Гарри.

— И так как одно из них изустное, а второе, скажем так, материальное, начать предлагаю именно с изустного. Почему так, спросишь? А потому, что едва ты увидишь её, как мiръ перестанет для тебя существовать, видел уже не раз, точно знаю. И если обыкновенные палочки и те вызывают у их владельцев неподдельный восторг, коим я, признаться, каждый раз из раза в раз наслаждаюсь, то что уж говорить о сделанной по всем правилам и метрикам, исключительно для одного единственного клиента.

— Я понял, сэр, я…

— Нет, Гарри, не понял, но это не страшно, это нормально, тебе одиннадцать. Ты ребёнок, и, как и любому ребёнку тебе разрешается: не знать, не понимать, быть непосредственным, самим собой, ребёнком. Самым обыкновенным одиннадцатилетним ребёнком. Не забывай этого, не позволяй взрослым отнять у тебя то, что принадлежит тебе, так скажем по праву, праву возраста.

— Хорошо, сэр, я буду стараться, сэр. И…

— Не мог бы я пояснить, почему в начале назвал тебя внуком, а затем по фамилии?

— Да! — с явным облегчением выпалил буквально раздираемый этим вопросом Гарри

— Не ищи сложностей там, где их и вовсе нет. И это ещё один мой тебе, на будущее, совет. Что же до моих слов. Я понимаю, что это может быть не вполне удобно, и тем не менее, ты мне просто понравился. Ещё тогда в магазине, в тебе есть то первородное, да, именно так, первородное любопытство. Ты был непосредственен, честен. Не пытался просчитать, как окружающие отреагируют на то или иное твоё слово. Поверь мне, в магическом мïре такое искреннее, открытое поведение ныне огромная редкость. Особенно при учёте твоего статуса. Кстати, о нём, ты ведь прочитал то, что я тебе посоветовал?

— Да, сэр, признаться, я в недоумении, и я…

— Не можешь согласиться с написанным? — предположил улыбающийся, устроившийся напротив него старик.

— Да, — с горячностью согласился Гарри и чуть замявшись, продолжил: — Я не могу понять, как, откуда. Оказывается, я знаменит, имени меня даже куклу выпустили. Я всю свою жизнь провёл в Литтл-Уингинге на Тисовой. Стриг газоны, мыл дядину машину, убегал от Дадли и его банды. Ничего геройского, ничего удивительного.

— Вот и именно. Вот только об этом знаешь ты, теперь вот ещё я. Для остального же магического мïра ты был, поверь мне, где угодно, но не у своих опекунов. Дамблдор позаботился. Ведь именно от него вся без исключения магическая Англия узнала не только о падении нарёкшегося темным лордом, как он себя называл, Волдемортом. И это, кстати, вовсе не его имя. Ведь мальчика, которому, я когда-то продал ту самую волшебную палочку, звали Том, Том Реддл.

— Ого… — заморгал столь неожиданно получивший ответ на заданный им когда-то Хагриду вопрос Гарри. Великан тогда и мялся, и как только не юлил. А тут прямо без страхов и тайн.

— Когда-то именно ему я продал палочку из белого Тиса, семь с половиной вершков, с сердцевиной из пера феникса. Неимоверно мощная была палочка. Мощная и необычная, ведь до тридцать первого июля этого года она была не одинока.

— В смысле, мистер Олливандер, как палочка может быть не одинокой?

— О, всё весьма просто, — живо встрепенулся поймавший любимую тему старик. — У той палочки была сестра. Шесть с половиной вершков и один нокоть. Остролист и перо феникса. Возможно, ты её помнишь?

— Ддааа… сэр, кажется я её…

— Не кажется, Гарри, именно ты стал тем, кто её уничтожил, и я, признаться, позволил тебе это совершенно намеренно. Ведь уже в тот момент я начал догадываться, в чём именно дело. Единственное, чего я в тот момент не подозревал, так это того, что ты не весь такой, что только рука. Но вот палочку я дал тебе осознанно. Прекрасно понимая, какая судьба ожидает это моё творение. Быть может, я суеверен и тем не менее, я верю, что этим разорвал, как кажется мне, в некотором роде "порочный" в своей связи круг. У меня нет доказательств. И тем не менее, несколько лѣтъ назад у меня состоялся один разговор. Произошёл он с владельцем того самого феникса, перья которого стали сердцевинами упомянутых мною изделий. И он спросил у меня, не продал ли я вторую, и если нет, то не мог бы я её придержать. Никакой конкретики, никаких просьб, и тем не менее. И вот в лавку вошёл ты. Переломал немерено товара, и меня как стукнуло, она. И в тот же момент я понял, что попросту не допущу. Не сломаю ещё одну жизнь. Именно поэтому, даже понимая, что произойдёт, я не сказал тебе поменять руку ранее, чем она погибла. И лишь после этого… — произнёс, казалось бы, ушедший в себя старик.

— Но как, как палочка могла бы?

— О, весьма просто, молодой человек, весьма и весьма просто. Палочки-сёстры — это всегда связи. А связи в магическом мïре — это вовсе не пустой звук. И чем их меньше, а уж тем более таких, тем лучше. И связь с палочкой, убившей твоих родителей, да и не только их, в тот момент я неимоверно остро осознал, что эта связь вполне реально способна поломать жизнь. Осознал, и как сумел пресёк. Признаться, просто воспользовался. Сам бы, признаться, так не сумел, каждая из них для меня всё одно что дитя, моё собственное творение. И нет, я понимаю, и ломаются, и гибнут, все бывает, но не от моих рук, не от своего создателя.