Отступники (СИ) - Дитятин Николай Константинович

— Ну… — начал было я.

В этот момент Медуза дернулась, словно кто-то ухватил ее за хвост, и пошла заметно медленнее. При этом нос ее начал задираться вверх.

— Я же говорил!

— Без паники, — прокомментировал Реверанс. Он забросил карты и склонился над этой жуткой панелью с огоньками и пупырышками. А еще там была куча каких-то разноцветных стеклышек. — Гм, — он был явно озадачен. — За нами действительно что-то следует, но на таком расстоянии, что прямой контакт исключается. Надо всплыть и посмотреть, в чем дело. Возможно, мы просто зацепили водорослевый атолл, такое уже случалось.

Он припал к панели. Медуза мягко двинулась вверх и назад.

Когда мы всплыли, Реверанс первый вскарабкался по лестнице, открыл люк и выглянул.

— Гм, — буркнул он многозначительно. — Ах, вот как.

И выпрыгнул наружу.

Мы последовали за ним. Рем помогал мне снизу. Я вывалился на мокрую спину Медузы и увидел на ее хвосте Олечуча. Тот одной рукой держался за кольцо для швартовых канатов, а другой не давал Проглоту уплыть вместе с несчастным чудищем. Оно было опутано языком и тащилось за нами на расстоянии хвостов сорока. Я бы сравнил его с еловой шишкой, которая решила, что мир создан для странностей.

Я мысленно поблагодарил Первого, за то, что он позволил этой парочке нагло наплевать на опасности, которые обычно поджидают любого на глубине тысячи хвостов, во все еще первобытном Океане.

— Отпусти! — советовал Реверанс, склонившись над Проглотом. — Все равно ведь не получиться.

— ..! — отвечал Проглот. Похоже, он так не считал.

— Матрас! — радостно воскликнул Рем, спрыгнув рядом со мной.

Он подбежал к Олечучу и снял с него шлем. Полилась вода. Чучело выглядело неважно. Оно разбухло и размякло, глаза стерлись, в доспехах что-то билось и шлепало. Наплечники обросли водорослями. Ножны с мечом болтались на ноге.

— Слышишь меня? — спросил Рем.

— Я вырву вам нижние челюсти, — поздоровался Олечуч. — Кия, — произнес он как-то совсем уж меланхолично. — Где они? Где все? Я пойду, запишусь на вечерние чтения. Так тихо. Кья…

— Он в порядке. Ну, насколько это для него возможно.

— Надо что-то сделать с этим… С Проглотом, — вмешался Реверанс. — Он не собирается отпускать добычу.

— ..! — подтвердил Проглот.

— Это огурец океанический небольшой, — сообщил первенец, глядя на слабо сопротивляющееся идолище. — Питается в основном торговыми барками, однако в случае нужды может переключиться на однопалубные парусники. Довольно злобная тварь.

— Можно подумать, есть миролюбивые глубинные чудовища! — воскликнул я язвительно. — «Небольшой». Представляю, чем обедает «огурец океанический разьетить-гигантский»!

— Забавно, что ты об этом заговорил, — невозмутимо отвечал Реверанс. — Как правило, большие огурцы промышляют тем, что слизывают с кораблей налет из ракушек, мидий и прочих рачков. А моряки в благодарность подкармливают их солеными луковицами.

Я промолчал.

— Кажется, наш огурец порядком шокирован, — изрек Реверанс неуверенно. — Проверю как у него дела. Вохрас, а ты пока помоги своему зверю расстаться с ним.

С этими словами он подпрыгнул, его пиджак вздулся, брюки пошли волной. Расставив руки в стороны и вытянув ноги, он перелетел на чудище. Пошел к тому, что, скорее всего, было головой.

Я подошел к Проглоту и посмотрел на него с сочувствием.

— И вы все это время были здесь? — спросил я у Олечуча. — Мы плыли на большой глубине.

— Однажды по мне ударили пудовым молотом: я сорвался с цепей и летел над головами, после чего, кхм, высадил окно и упал в грязь к свиньям — сказал тот. — Свиньи отгрызли мне ногу и заставили смотреть, пока они валялись в моих опилках и гравии. А теперь я позволил себе немного отдохнуть в тихих Океанских глубинах. Скажешь, я незаслуженно хорошо провожу время?!

— Я совсем не это…

— Сделай что-нибудь с этой шкурой! — оборвал меня Олечуч. — Я не могу вечно его держать.

— Рем, у тебя остался бонгор? — спросил я.

— Гм?

— Дай Проглоту нюхнуть бонгора. Только осторожно. Слегка отогни обертку.

Вернувшийся через минуту Реверанс сообщил, что чудище в целом не пострадало, но некоторое время будет мучиться кошмарами и нервным тиком правого верхнего периферического глаза. А так же экзистенциональной депрессией. Освобожденное, оно безвольно покачивалось на волнах, как дрейфующий корабль. Рем, который сматывал язык Проглота, нашел ему другое сравнение, которое тоже так и напрашивалось.

Проглот лежал на спине и слабо шевелил ногами.

Вволю подышав свежим соленым воздухом, мы забрались обратно в Медузу. С Олечуча сняли доспехи и положили его в жар машинного отделения, чтобы он как следует просох. Бесчувственный Проглот лежал у меня под койкой.

Через некоторое время я пришел к Олечучу с банкой черной краски и нарисовал ему новые глаза. При детальном осмотре выяснилось, что кто-то попал ему из инфузера между сочленениями доспехов в районе бедра, и Олечуч потерял некоторое количество опилок и гравия. Я хотел заполнить полость перьями из подушки, но манекен чуть не открутил мне голову. Тогда Реверанс дал мне мешочек ненужных болтов и гаек.

Когда я уже зашивал дыру, спросил у него:

— А что стало с Накатом?

Двенадцать дней назад…

По правилам Сборника Супердогм за 413-ый нерест, у каждого суперчемпиона должно быть свое убежище.

Хорошим, общепринятым и распространенным примером такого убежища может считаться сухой подвал, либо прометенная пещера низкой влажности. В минимальной комплектации оборудованные парашей, стойкой для оружия и костюма, запасом еды и питья минимум на трое суток. Приветствуются такие атрибуты как: подробная карта занимаемого суперчемпионом города, койка для мальчика-помощника и доска трофеев, к которой можно приколачивать различные предметы имеющие отношение к побежденным злодеям. Опционально допускаются портреты убитых злодеями родственников. Высшим пилотажем считается невозмутимый слуга-евнух в черной ливрее; лабораторный будуар для анализа улик оборудованный многозадачной женщиной-ученым; и какой-нибудь древний артефакт, ценность которого определяется степенью загадочности и количеством углов.

В таком убежище можно неплохо провести время, предсказать готовящееся преступление или раскрыть его. Некоторые суперчемпионы умудряются даже предотвращать их прямо в убежище. В основном это, конечно, относиться к полусумасшедшим плодам кровосмесительной дворянской любви. Им достаточно просто не выходить наружу.

Накат никогда не считал себя суперчемпионом, но его убежище почти отвечало требованиям Новейшего Сборника. Да, оно существовало, наравне с птенцами голубя, хотя видели его единицы.

Как уже говорилось ранее, Накат не любил людей и по понятным причинам делал это профессионально. Когда его коллеги говорили «ничего личного» Накат выплевывал «поделом тебе …рила …ный». Сама мысль об обитании рядом с другими людьми, вызывала у него рвотный спазм. Если б не вендетта Кошкину, Накат ни за что не поселился бы в столице.

Проблема была в том, что в Гигане найти действительно безлюдное местечко можно было только предварительно это местечко от людей расчистив. Например крикнуть что-то вроде: «у меня под рубахой бочонок хлопышей, Хладнокровный — король рок-н-ролла!» И сделать вид, что поджигаешь фитиль. Это на некоторое время даст вам личное пространство радиусом шагов в пять, для того, чтобы, например, нормально завязать распустившиеся шнурки.

В Гигане не было заброшенных строений. Даже сгоревшие дотла дома мгновенно восстанавливались людьми, не имеющими к делу никакого отношения. Это было сродни инстинкту самосохранения. «Вот сгорел дом», — говорил инстинкт хозяину. — «Как думаешь, куда денутся люди, которые в нем жили? Кроме тех, кто начал пахнуть котлетой, разумеется». А патрульный в этот момент выписывает этому самому хозяину второй за сегодня штраф «за стояние на одном месте более двух минут без уважительной причины».