Яростный клинок - Геммел Дэвид

Длинный Князь покачал головой и невесело улыбнулся.

– Знаешь, Лизона выбрала Семь Ив именно из-за Морских Волков. Она знала, что я буду беспокоиться. Должно быть, она огорчилась, когда они не напали. Возможно, испугались ее. Клянусь Таранисом, я бы скорее сразился с целой армией, чем снова попал под меткие удары ее язычка.

– А Коннавар?

– Я спрошу его, хочет ли он взять на себя эту миссию. Может быть, Конн откажется.

– Ставлю бочку эля против бокала вина, что он не преминет воспользоваться случаем.

– Ставка принята, – ответил Длинный Князь.

Молодежь Трех Ручьев искала общества Коннавара, в их глазах он был могучим героем, но сердце матери чувствовало, что за внешним спокойствием кроется буря чувств. Как и Руатайн, она пыталась выпытать правду у Паракса. С теми же результатами. Он вежливо отказался отвечать.

Мирия прекрасно понимала, что нет смысла расспрашивать самого Конна. Если бы он захотел поговорить, то сам бы к ней обратился. Это мучило ее. Не то чтобы Конн никогда не улыбался матери, но глаза его всегда были полны затаенной боли.

Еще она заметила, как он меняется в присутствии младшего брата, одиннадцатилетнего Бендегита Брана. Он становился как будто мягче, обнимал золотоволосого мальчика, а потом мрачнел и умолкал. И обычно, пообщавшись с Браном, Конн бродил в одиночестве, возвращался в старый дом Руатайна или скакал по лесам. Это особенно удивляло Мирию. Еще больше ее удивила реакция старшего сына, когда Бран порезался, играя со старым ножом. Рана была неглубокой и требовала всего пары стежков, но Конн, увидев ее, побледнел, и у него затряслись руки.

Мирия пришла со своей болью к Эриате. Не реже чем раз в неделю после полудня они встречались в маленьком домике дочери земли на задворках Трех Ручьев. Подруга выслушала рассказ Мирии о Конне и его странном поведении.

– Удивительно, что он не хочет рассказать об этом, – заметила Эриата. – Мой опыт говорит, что мужчины больше всего любят поговорить о себе. Ты его не спрашивала?

– Нет, – призналась Мирия, – но Руатайн пытался. Он всегда легче находил с ним общий язык. Видимо, за морем что-то произошло с мальчиком. Он сильно изменился.

– Мне кажется, что война способна изменить любого. Смерть и кровь…

Мирия покачала головой.

– Две недели назад Руатайна ранило в плечо. Один из быков боднул. Конн зашил ему рану. Не моргнув глазом. Но когда Бран порезался, я думала он потеряет сознание. Я не могу спать спокойно. Люблю его больше жизни, и не в силах помочь.

– Я пойду к нему. Вдруг он захочет поговорить?

– Я надеялась, что ты это предложишь, – улыбнулась Мирия. – Ты не скажешь, что говорила со мной?

– Конечно, нет.

Следующим вечером Эриата перешла первый мост и отправилась через поле к дому Копна, постучала в дверь. Открыл старик с седой бородой. Он жестом пригласил ее зайти.

– Ты пришла к Коннавару?

– Да.

– Он скоро вернется. Он в кузнице, разговаривает с Наннкумалом. Принести тебе что-нибудь выпить?

– Нет.

– Ты ведь Эриата, дочь земли?

– Да.

– Конн за тобой посылал?

– Нет.

– Ну, госпожа моя, садись у огня. Я как раз собирался отправиться в таверну Пелейн и выпить кувшин-другой. Надеюсь, что ты не обидишься, если я тебя оставлю одну.

Эриата увидела еду на столе и заметила, что на Параксе нет ни сапог, ни ботинок. Она была благодарна ему за маленькую ложь и благородство, вызвавшее ее.

– Нет, друг мой, я не обижусь. Ступай и веселись. Паракс натянул сапоги, взял плащ и вышел наружу. Эриата села у огня и оглядела комнату. На стенах не было украшений, и только на полу лежал старый ковер. Пол был земляной, хотя кто-то нарисовал на нем узор из переплетающихся кругов. Должно быть, Руатайн.

Коннавар пришел домой не раньше чем через час. Бросив плащ на стул, он отправился на кухню, а потом заметил Эриату. Он не удивился.

– Где Паракс?

– В новой таверне Пелейн.

– Ты поела?

– Я не голодна, Конн. Я просто решила зайти и проведать тебя. Ты не против?

– Нет. Честно говоря, я думал прийти к тебе сам.

Эриата поднялась со стула. На ней было простое небесно-голубое платье. Сделав шаг к Конну, она сбросила одежду и уронила ее на пол. Конн повел ее в первую спальню.

Час спустя, Эриата лежала на кровати, а Конн спал рядом с ней. Он был почти яростен в постели, и все же нежен. Юноша быстро заснул и глубоко дышал. Мирия права. Он изменился.

Она услышала, как в дом тихонько вошел Паракс, прокрался в собственную спальню и прикрыл дверь.

Ночь сгущалась, и как раз когда Эриата собиралась вылезти из кровати, Конн задрожал. Рука, лежащая поверх одеяла, напряглась, пальцы сжались в кулак. Потом он застонал, словно в отчаянии, и вскрикнул. Эриата придвинулась к нему, погладила рыжие волосы со светлыми прядями.

– Спокойно, – прошептала она. – Это всего лишь сон. Конн проснулся и перестал дрожать. Перекатившись на спину, он вытер пот со лба.

– Это не просто сон. Я был там и видел все.

– Расскажи.

– Тебе не захочется это знать, поверь.

– Ну же, говори, – настаивала она. – Тебе надо облегчить душу.

Некоторое время ей казалось, что Конн забыл про нее – так спокойно он лежал, закрыв глаза. Потом начал рассказ.

– После падения Алина и окончательной победы над кердинами тургонские солдаты собрали тысячи кельтонов, чтобы продать их в рабство. Тысячи отправились в цепях в Каменный Город. Остальных… убили, приколотив к огромным крестам… целые сотни. – Он помолчал. Эриата тихо лежала рядом. Она ждала. Дочь земли знала, что самое страшное еще не сказано. – Среди пленников я обнаружил Паракса. Я его знал и попросил освободить его. Джасарей позволил. И в последний день, когда мы с Параксом готовились отправиться домой, мы увидели… мы увидели… – Он сел и закрыл лицо руками. – Я не могу…

– Скажи, Коннавар. Тебе это нужно. Юноша глубоко вздохнул.

– Мы выехали из Алина и увидели не меньше пяти сотен детей на холме. Их охраняли солдаты. Мы ехали мимо, в гору. Вскоре донеслись крики. Мы продолжали путь. На вырубке, в полумиле от города, солдаты убивали детей. Там были сотни тел – младенцы и дети постарше. Выкопали огромную могилу. Я видел, как один человек бил ребенка головой об дерево… – Голос его дрогнул. – Мне хотелось обнажить меч и броситься к солдатам, убить, сколько смогу. Я буду жалеть, что не сделал этого, столько, сколько проживу.

– В таком случае они убили бы тебя, а потом продолжили резать младенцев.

– Знаю. Как знаю, что поспешил вернуться к Каэр Друаг, чтобы подобное не постигло мой народ. Но мне не забыть, как я отвернулся от тех детей и уехал прочь. Ни один герой не поступил бы так. И еще кое-что… Я убил одного человека в Алине, незадолго до войны. Он предал Бануина. Когда я готовился убить его, мимо дома пробежала группка детей. Они все смеялись. Я сказал, что дни смеха для его народа подходят к концу и я сделаю все, что в моих силах, чтобы стереть их с лица земли. И я сделал.

– Ты сражался с воинами, Конн, а не убивал детей. А спасти их было не в твоих силах.

– По меньшей мере я мог умереть за них.

– Может быть, так и получится, – прошептала Эриата. – Зачем их убивали?

Конн хрипло рассмеялся.

– На маленьких детей спрос невысок. Поэтому они отобрали самых красивых, а остальных зарубили. Больше тысячи в одном Алине. А теперь, куда бы я ни ехал, люди говорят: «Коннавар – человек, убивший злого короля». Злого короля. – Юноша провел рукой по лицу. – Насколько я знаю, Карак убил четверых: своего брата, его жену, сына и Бануина. Джасарей, победоносный герой Каменного Города, погубил неисчислимые тысячи. А я помогал ему. Он наградил меня конями и шестью сундуками с золотом. Теперь я вижу во сне лица тех детей. Они зовут меня на помощь. А я ничего не делаю. Коннавар герой!.. Скорее уж, Коннавар трус.

– Ты не трус, и сам знаешь это, – возразила она. – И сможешь защитить детей. Детей риганте. Я слышала, что ты сказал Руатайну и другим. Однажды армии Каменного Города пересекут море. Тогда ты выступишь против них. Прошлое мертво, оно ушло. Его не изменить. Нас ожидает будущее. Если бы ты бросился и убил нескольких солдат, тебя бы убили. А тысячам детей, еще не рожденным, выпал бы ужасный жребий умереть во младенчестве. Подумай об этом.