Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович

Клирик окончательно убедился – мозги и тело работают враздрай. На что срабатывает "слезодавительный механизм", пока не понял. Тем не менее установил, что и обниматься совершенно не обязательно. Достаточно прижаться к женскому телу. И извольте получить в кровь бочку гормонов общности.

– Не раздумала быть моей ученицей?

– Нет.

– Тогда будешь колесничей. Ходят слухи, несколько лет назад ты выиграла гонки. Это правда?

Очень вежливая правда. Не несколько, а, поди, все два десятка лет назад Анне последний раз довелось участвовать в гонках. Еще девчонкой. Выиграла… А все проигравшие заявили, что молоденькая ведьма сглазила соперников прямо на трассе! Чуть камнями не побили. И приза не дали, наоборот, клан отступное платил. Чтоб замять скандал.

– Правда. А зачем тебе колесничая? С тобой и состязаться никто не будет. Какой смысл?

– Так речь‑то не о гонках. Мы на фэйри идем охотиться. Ученая сида есть, священник есть. Знахарка тоже нужна. Из меня лекарь, как из мэтра Амвросия – молотобоец. Целебный источник найти и вывести наружу – мой предел.

Анна вздохнула. Немайн, похоже, достигла в величии обыденности и не понимала уже истинной природы могущества. Неужели поставить припарку больному – сила большая, чем обеспечить панацеей тысячи – и на века?

– Что значит ученая сида?

– Хм. Которая знает… – Клирик не успел перечислить обязательные для хорошей сиды дисциплины.

– Ты же рожденная!

– И хорошо.

– Как же ты можешь "знать"? Тебе в лучшем случае мать рассказывала.

– Именно поэтому и ученая, а не просто знающая. – Клирику это очень надоело: ляпнешь сакраментальность и не успеешь оглянуться, как под ногами вместо земли хрустит тонкий лед! И он поспешил оборвать непонятную и неприятную тему:

– Знакомься, Анна, это «Пантера». Знакомься, «Пантера», это Анна. Вылезайте, воины. Сейчас мы испытаем колесницу на ходу. А пока подготовят упряжку, я коротко опишу этот новейший образец.

А потом его понесло. Залился соловьем, словно сдавая объект заказчику:

– Сделать, конечно, нужно еще многое. Борта, например, будут укреплены четырьмя щитами‑павезами каждый, а щиты еще не готовы. Но главное – вот. Рессоры. – Немайн похлопала по странной подвеске. – Двойные, торсионные! Есть и проблема – каждое утро их нужно натягивать заново. А ночью или ослаблять, или, на случай чего, менять на другие. Иначе потеряют упругость.

Из‑за всей этой профилактики он и назвал колесницу «Пантерой». Про себя еще часто добавлял: модификация G. Поскольку у фашистов последней была модификация F. Немецкий танк отличался превосходной для своего времени гладкостью хода… пока держались узкие катки. У танков торсионы были стальные. У колесницы – из дерева и льняных веревок. Решение подсказал Вегеций. Если веревки и дерево прекрасно заменяли в баллистах стальной лук, то почему и в рессорах не заменить? А тип рессор, работающий на кручение, и есть торсион.

Клирик был весьма рад скромным успехам. Работал‑то на собственную задницу. Ездить на том, что ему гордо выкатили из ипподромного гаража, оказалось невозможно. Даже пассажиром. Стало ясно – колесница вправду транспорт героев. Никак по‑другому назвать человека, лезущего туда хотя бы во второй раз, нельзя! С появлением примитивной конницы колесницы исчезли с поля боя почти сразу. Движения лошади – регулярные, к ним приспособиться проще, чем к прыжкам колес на случайных неровностях дороги. Даже хорошей римской дороги. И сплетенное из кожаных ремней дно колесницы мало чем помогает. Смягчать толчки приходится собственными ногами, что означает – ехать всю дорогу на полусогнутых, держась за бортики повозки. В двадцать первом веке похожий номер на парадах приходилось проделывать министрам обороны – на Красной площади, на пневматических шинах и мягких рессорах. Все равно объезд давался очень тяжело, особенно штатским. Правда, им приходилось стоять смирно, это тоже трудно. Кстати, именно из‑за тряски все изображения колесничных лучников, стреляющих с хода, – туфта и пропаганда. Даже с «Пантеры» стрелять из лука было бы тяжело, разве что на ипподроме. Стоять на полу колесницы – не сидеть в высоком военном седле. Не держась за бортики, непременно навернешься. Разумеется, лучнику можно сделать сиденье, да и пристегнуть. Чем Немайн и озаботилась. Вот только стрелять из лука она не могла. При сломанной руке.

Анна боевую колесницу в жизни не водила. И вообще отвыкла от гонок. И вот упряжка готова к старту. Сзади подпирает сиденье – в походе вещь, очевидно, нужная, но не в бою и не на испытаниях. Возле заднего сиденья – очередная мешанина из ремней и деревянных колес. Колесничное копье торчит по левую руку. Что колесницы не воюют на ходу и вообще воюют, только если прижмут, – ведьма знала. Когда бежать невозможно, колесница должна остановиться. А герой и возница – взяться за оружие. Герой – за обычное, пехотное. А возница – за колесничное копье. Длинное, шестиметровое, похожее на двузубую вилку, какими едят на официальных собраниях клана в «Голове». Только большую и с крюком. Таким копьем можно (и нужно) колоть через головы лошадей. А древние герои, бывало, и на ходу с ним управлялись. Для того и крюк – цеплять неприятельских солдат. Последние столетий шесть колесничное копье использовалось как древко вымпела с клановой расцветкой на гонках, и почетное оружие колесничих на дуэлях. Именно с таким копьем Анна собиралась выходить на поединок с Немайн.

На месте колесничей Анну охватил восторг, без всякой примеси ностальгической печали. Она вернулась! И пусть кто‑нибудь теперь попробует сказать слово поперек! Если уж сиде можно… От сидовской колесницы она ожидала чего угодно – если б та и взлетела, не удивилась бы. Но та, приняв колесничую, легко качнулась, словно лодка.

Вот чего она не ожидала – что однорукая сида всерьез соберется воевать. Для этого рыцари есть. Но Немайн‑Неметона страшна и однорукой. Сида вспрыгнула – колесница взбрыкнула, точно живая. Немайн плюхнулась на сиденье сзади, принялась поправлять рясу среди оказавшихся у нее в ногах ремней и барабанов. Наконец, перекинула через плечо ремень, закрепила привычным жестом, будто отточенным годами. А Эгиль водрузил на раму в корме корпуса еще одну рессору. По крайней мере, на рессору – хоть и вывернутую наизнанку – устройство было похоже. Брусья, веревки…

Немайн зацепила крюком от устройства в ногах одну из веревок. Сделала несколько быстрых движений ногами – и веревка – тетива! – отвела плечи «рессоры». На ложе легла длинная тяжелая стрела.

– Скорпиончик. – Немайн ласково погладила ложе. – Поменьше, чем у римлян. Зато, надеюсь, пошустрее. Эй, мишени на двести шагов готовы?

В натянутом виде «скорпиончик» и вправду напоминал насекомое. Плечи‑клешни, ложе‑хвост. И жало тяжеленной стрелы.

Сначала Клирик подумывал об арбалете. Но сталь, выходившая у Лорна, была не слишком упругой. Собственно, в другие эпохи ее и сталью бы назвать постыдились. А сила скрученных веревок годилась и для метательного оружия. Маленькая баллиста, поставленная Немайн на шкворень, отличалась от описанного Вегецием образца ровно настолько, насколько заставило физическое нездоровье. А именно – арбалетного типа спуском под одинокую правую руку, да ножным приводом ворота.

– Мишени готовы. Езжайте!

– Ездят рыцарь на лошади и жена на муже. Колесницы ходят, – сообщила Анна. – Немайн, ты готова? У какой мишени остановить?

– Ни у какой. С места я умею. Попробуем с ходу.

Для начала Анна пустила квадригу шагом. Колесница двинулась непривычно тяжело – да и была раза в три тяжелее гоночных. Но шла – ровно. Привычный мелкий дребезг так и не появился. Вдруг колесница чуть вздрогнула и дернулась вправо. Анна оглянулась – сида перекинула баллисту на правый борт и, хитро прищурившись, приникла к ложу. Хлопок тетивы. Колесницу ощутимо дергает влево. Обиженное:

– Мимо… Еще круг шагом, пожалуйста, хочу упреждение подобрать.