Потомки джиннов - Гамильтон Элвин

Ну хоть не соврал: по большей части кровь и правда была чужая. Если не считать рваного следа от пули на боку, помешавшего прыгнуть с балкона, да огромного синяка под татуировкой чайки на спине, других ран я не заметила. Зато заметила кое-что другое.

Плечо было обмотано ярко-алой тканью. Могло бы даже показаться, что это повязка, пропитавшаяся кровью, но свою куфию я узнала бы где угодно. Пальцы будто сами потянулись к ней, ощупывая, и Жинь глянул, приоткрыв глаза.

— Да, это твоя, — кивнул он чуть удивлённо, как будто сам забыл, и, опустив руку, стал возиться с узлами под мышкой.

Я озадаченно присела на пятки.

— Была уверена, что потеряла…

Глупо, конечно. Всего-навсего кусок ткани, ничего не значащий по сравнению с Жинем и нашим делом, просто вещь. Вещь, которую я уже не чаяла вновь отыскать.

— А я думал, нарочно оставила. — Он не смотрел на меня, всё ещё распутывая узлы.

«Потому такие тугие, что боялся потерять?»

— Зачем?

Узлы наконец поддались, и Жинь стал разматывать алую ткань, охватившую тугие мышцы. Кожа под ней, долго не видевшая солнца, была бледнее.

— Утром, когда ты исчезла, она лежала у моей палатки, — объяснил он.

«Ну ясно, потеряла, когда отбивалась от Сафии, а сперва стояла у палатки, решая, войти или нет».

— Я думал, это вроде прощального послания.

Он протянул мне куфию, и я взялась за один конец. Между нами повисла вся история наших встреч, первых дней, когда всё было проще — только Змей Востока и Синеглазый Бандит, мы вдвоём, без всяких восстаний и судеб страны. Хотелось сказать, как глупо было решить, что я могла сбежать просто так, но слова не складывались. В разговорах с Жинем они никогда не складывались как надо.

— Всё равно ты первый меня бросил! — Я дёрнула куфию к себе. — Когда меня ранили…

— Когда ты нарвалась на пулю, Амани, — поправил он, отводя у меня от лица отбившуюся прядь, такую короткую из-за ножниц Айет, и вглядываясь в меня. «Сам нисколько не изменился, а я?» — Потому что не беспокоилась о собственной жизни.

— А ты часто беспокоишься о своей?

— Верно… — Он убрал руку от волос и положил мне на плечо, гладя пальцами затылок. — Только всё равно обидно.

— Ты на меня сердился, что я чуть не умерла?

Мы сидели так близко, что наше дыхание смешивалось. Казалось, лишь его руки не дают мне рассыпаться, и в то же время от их жара я готова была выпрыгнуть из собственной кожи.

— На тебя, на Ахмеда, на себя самого… на всех! — Он наконец взглянул мне прямо в глаза. Кожа его сияла в тёплом мерцании угольков. — Я не люблю терять друзей, Амани… а до этой страны мне дела нет, ты же знаешь. — Он сидел неподвижно, как скала, лишь пальцы играли моими волосами, заставляя меня ёжиться. — Шазад, Ахмед — другое дело, я здесь только потому, что мне есть дело до него и Далилы, а им не всё равно, что здесь будет. Вот и до тебя есть дело. Ты сама и есть эта страна. Когда ты готова была умереть, я ничего не мог поделать, но когда пропала, готов был обшарить всю пустыню в поисках.

Очень хотелось сказать что-нибудь утешительное, но я не могла лгать. Война есть война, сейчас никому не безопасно. Как обещать, что я вновь не поймаю пулю… да и он не может ничего мне обещать. Сама надежда, что ведёт нас вперёд, никому не даёт обещаний. Поэтому я промолчала и просто потянулась к нему, чтобы ощутить в поцелуе всё его отчаяние и решимость.

Конечно, одного поцелуя Жиню не хватило, ему никогда не хватало. Одна рука уже шарила по рваному халату, путаясь в пышной золотой вышивке в поисках моего тела, а другая сняла с волос золотую диадему и отбросила в сторону, словно освобождая меня от дворцовой мишуры и возвращая себе. Казалось, мы задыхаемся, перебегая под огнём неприятеля, и если остановимся, то погибнем. Халат уже валялся на полу рядом с окровавленным комком ткани, и я осталась в тонкой льняной рубашке, отталкивая руку Жиня, которая уже подбиралась к груди. Он задрал подол и принялся гладить шрам на бедре. Меня затрясло, я прижалась к нему, впитывая всей кожей его жар и ощущая другую руку на пояснице.

Его движения вдруг замедлились, сердце забилось реже. Огонь превратился в тлеющие угольки. Только тут я осознала, как близко мы подошли к опасной черте.

Внезапно дверь со стуком распахнулась, и мы отпрянули друг от друга. В кухню ввалился Сэм с бесчувственной Лейлой на плече.

— Что случилось? — Я вскочила на ноги. Жинь тоже поднялся, кряхтя и держась за стену.

— Девочка решила сопротивляться, — буркнула Хала, заходя следом и вновь обретая золотую кожу, скрытую на улице под иллюзией. — Кричала, что не оставит брата… но пришлось оставить. — Она окинула одним взглядом моё тело с разводами почти стёршейся позолоты, затем глянула на перепачканного той же пудрой Жиня и насмешливо хмыкнула: — Прискорбное зрелище.

Он смущённо потёр лицо, но безрезультатно: рука тоже успела стать золотой. Я бы тоже, наверное, смутилась, но появление друзей с принцессой пустило мои мысли в другом направлении.

— А где остальные? — тут же выразил их Жинь, оставив тщетные попытки отряхнуться.

Прежде чем золотокожая успела ответить, на пороге появилась Имин в обрывках костюма слуги, а следом Шазад, которая тащила за руку Тамида. Он сердито вырывался, но она отпустила не сразу, сначала вытолкнув вперёд. Потом заметила меня, расплылась в улыбке и кинулась обниматься.

— А что Рахим? — спросила я.

— Пока жив, — вздохнула она, отстраняясь, — но схвачен. Настоящий солдат… остался прикрывать наш отход. — Она решительно сжала челюсти. — Ничего, это мы поправим.

Не поверить было трудно. Главное, я вернулась! Я больше не пленница султана, а значит, нам любое дело по плечу.

Шазад повернулась к Имин, и я осталась лицом к лицу с Тамидом, который стоял, припав на бронзовую ногу и угрюмо опустив глаза.

— Спасибо тебе! — Я обняла его и прижала к себе, чувствуя невероятное облегчение. — Ты меня спас!

Однако Тамид даже не поднял взгляда и неловко отстранился.

— Я не предатель, Амани, — буркнул он, покосившись на Жиня, — и сделал это не ради вашего мятежа.

Последний раз он видел Жиня в Пыль-Тропе, когда лежал с простреленным коленом, а тот затаскивал меня на буракки. Понятно, что особой любви ожидать не приходилось.

— Ну что ж… — Шазад положила руку ему на плечо, и я сглотнула комок, подступивший к горлу. — Тогда, пожалуй, тебе лучше посидеть на цепи вместе с принцессой. Пошли!

— Что это за место? — с дрожью в голосе спросила я, направляясь следом за ними в другую дверь.

— Мой дом, — спокойно ответила Шазад, и от изумления я споткнулась на пороге. — Отец в отъезде, а мать я отослала в особняк на побережье, тут может стать слишком опасно.

— Вы устроили лагерь в доме командующего Хамада? — В памяти возник величественный сановник, которого я видела в тронном зале у султана.

— Нет, мы не настолько беспечны, — успокоил меня Жинь, придерживая за талию. — Лагерь не здесь… — Он поморщился, схватившись за бок, и я помогла ему войти в дверь, за которой открылось сумрачное пространство пышно отделанной столовой. — Мы устроились в саду неподалёку, отсюда прорыт тайный ход.

Через столовую мы прошли в другую дверь. Жинь всё так же обнимал меня за талию, словно боялся отпускать от себя, а я поддерживала его. Подземный ход начинался в подвале за двумя огромными ящиками — судя по надписям, с мукой, но звякало внутри явно оружие. Шазад зажгла масляную лампу и пошла впереди.

Подземный туннель оказался довольно длинным. Сначала я считала шаги, потом надоело. Наверное, за это время можно было бы дважды пройти Пыль-Тропу из конца в конец. Наконец впереди показался лучик света — ещё одна дверь, поняла я.

Сколько раз я стояла перед скалой в Стране дэвов и ждала, когда мне откроют! Смыть с себя песок, почувствовать себя дома. Теперь того лагеря нет, а есть новый дом, за этой дверью. Там не волшебный оазис, и тех, кто не успел убежать из него, тоже нет. Что там? Не важно, главное, что дом.