Мертвец (СИ) - Расторгуев Дмитрий

Сегодня утром тучи висели низко, покрывая туманом склоны гор – обычная картина для этих мест, давно набившая оскомину обитателям рудника. Берт вылез в мутную белую пелену – его трясло. Впереди, пошатываясь, брёл Ман, он не проронил ни слова за всё утро. Берт не часто с ним разговаривал: друзья помирились, но всё равно на душе оставался осадок былого раздора, да и болтать было некогда. Они уже подходили к кухне, когда Ман рухнул, как подкошенный.

– Ты чего? – схватил его Берт, стараясь поднять. – Вставай! Нельзя лежать: еды не дадут.

Ман пытался, но силы покинули его. В последние дни он и так работал на пределе возможностей, отчаянно борясь за существование. Ман тоже знал о побеге, и хоть он отнёсся скептически к этой идее, всё равно не захотел оставаться в стороне и с нетерпением ждал заветного дня.

– Борись! – тряс его Берт; парня накрыло отчаяние, все прошлые обиды улетучились в миг: умирал самый близкий человек, который у него остался среди холодных гор. – Подумай о свободе! Вспомни нашу деревню, семью…

– Нет, – выдавил Ман, – я – не жилец. Да и не будет никакой свободы, мы все здесь умрём.

– Кто меня всегда упрекал в трусости? – Берт тормошил старого приятеля, чуть ли не со слезами на глазах, – Хватит вести себя, как баба! Ты выживешь!

– Оставь. Будь, что будет. Сил нет.

Ман начал бредить, бормоча бессвязные вещи. Стражники его подняли и унесли на лежанки, где уже валялись с десяток больных, а Берт всё никак не мог придти в себя.

В этот день в штольню не отправили. Его и ещё одного заключённого заставили сжигать тела. Трупы складывали за пределами лагеря рядом с частоколом, и за несколько дней их набралось почти два десятка. Ещё несколько человек лежали обессиленные в скальной нише, многие бредили. Лекарь обошёл больных и на вопрос надзирателя лишь покачал головой:

– Надо всех сжигать. Лечить здесь нечем, обратно везти не можем. Помрут рано или поздно.

Заключённого, которого поставили работать вместе с Бертом, звали Одди. Тощий, с острым лицом он походил на скелет, обтянутый кожей. Он тоже болел, но, как и Берт, ещё цеплялся за жизнь. Этот был из старожилов, работал в лагере уже много месяцев, прежде Берт не обращал внимания на этого нелюдимого молчуна.

Сопровождали арестантов два стражника с повязками на физиономиях. Судя по глазам, испещрённым красными прожилками, солдаты уже были заражены.

Костёр разожгли чуть ниже по склону, в удалении от лагеря. Именно тут находился обрыв, куда и прежде сбрасывали трупы, но сейчас администрация лагеря приняла решения тела предварительно сжигать. Пришлось навозить кучу дров и развести огромное пламя, а затем таскать тела, бросать их огонь и ждать, пока от них останутся обугленные головешки.

Преодолевая омерзение, Берт брался за окоченевшие конечности трупов, твёрдые, будто камень, синие, покрытые сыпью и следами разложения. Поначалу выворачивало наизнанку, но под безжалостными взглядами конвоя приходилось продолжать. Одди за весь день не проронил ни слова, он таскал мертвецов с таким невозмутимым видом, будто занимался самым обычным делом. Процедура оказалась не быстрой: тела горели очень долго, воняя палёным мясом, от чего к горлу подступал ком тошноты. В огне мертвецы шевелились, изгибаясь и скрючиваясь, кожа обгорала, глаза лопались. Берту было не по себе от такого зрелища, но вот Одди… тот даже глазом не повёл, храня полное равнодушие ко всему происходящему.

Уже вечерело, а трупов меньше не становилось.

И вот, придя за очередной партией, Берт понял, что перед ним лежат те, кто утром ещё был жив: стражники закололи всех больных и вынесли на улицу. Когда же он увидел среди мёртвых Мана, то не смог сдержать слёз. Парень даже не успел попрощаться со своим приятелем: Ман исчез, а вместо него лежало остывающее тело – ещё один человек превратился в кусок задеревенелого мяса. Берт лишился не только семьи и дома, но и последнего друга, с которым пришлось делить невзгоды все полтора месяца заключения. Осталась лишь боль утраты.

– Твой друг? – негромко спросил Одди, и это были первые слова, сказанные им за день.

– Односельчанин. Росли вместе, вместе сюда загремели, – вздохнул Берт.

Напарник понимающе кивнул.

– Пошевеливайтесь! Уже вечер, а ещё вон сколько жечь! – поторопил их надзиратель.

Трупы один за другим поволокли к обрыву. Берт снова подошёл к черте изнеможения, которую перешагивал каждый день. Тела тащили по земле, будучи не в силах поднять, но даже так работа казалась невыносимой. «Больше не могу», – вертелось в голове Берта. Он падал, спотыкаясь на ровном месте, но потом вновь поднимался и волочил дальше труп по каменистому спуску, понимая, что останавливаться просто нельзя. А потом они с Одди возвращались назад, и всё повторялось по новой.

Стражники всё же разрешили передохнуть. Огромный костёр пылал на краю обрыва, разгоняя вокруг себя сгустившуюся тьму. Языки пламени временами приобретали зеленоватый оттенок от сгораемых мозгов и сухожилий, а дым стоял столбом, распространяя по округе нещадный, тошнотворный смрад, пропитывая насквозь одежду и даже кожу двух каторжников. Берт сел, прислонившись к дереву, и принялся отдирать очередной зудящий нарост. Он кинул взгляд на обрыв в двадцати шагах от себя: «А что, если… – возникла мысль, – и мучения прекратятся. Всё равно не убегу: в таком состоянии не пройти и мили». Стражники о чём-то болтали в стороне, они не успели бы остановить Берта, если б тот захотел прыгнуть.

– Я тоже терял близких, – вдруг проговорил Одди.

Берт посмотрел не него, не зная, что ответить на эту запоздалую реакцию.

Со стороны лагеря послышался шум: там кричали люди. Но что это были за крики! Устрашающий боевой клич десяток глоток разносился над склоном горы.

– Слышал? – спросил один из надзирателей своего коллегу. – Что там происходит? Будто стадо демонов из преисподней вылезло!

– Пойду, гляну, – вызвался второй, – а ты этих карауль.

– На кой ты туда прёшься? Опасно слишком. Прятаться надо.

– Думаешь, я собираюсь на рожон лезть, если там всё так плохо? Но проверить-то надо!

Он ушёл, а его товарищ остался, держа наготове копьё и опасливо посматривая в сторону леса, за которым находилась шахта. Судя по звукам, на руднике вовсю шёл бой.

– Неужто тёмные? – шёпотом спросил напарника Берт.

Одди мотнул головой, показывая, что не знает, а затем поднялся с места и стал осторожно подходить к надзирателю.

– На шахту напали? – поинтересовался заключённый.

– Сиди, где сидишь! – раздражённо буркнул стражник и снова уставился в сторону леса.

Вопреки приказу, Одди не вернулся, а подошёл ещё ближе, пристально вглядываясь в темноту. Надзиратель хотел было осадить его, но арестант вдруг ткнул пальцев в сторону леса.

– Смотри, что там? – воскликнул он. – Бежит кто-то!

– Где? – солдат весь превратился в зрение.

– Да вон там, за деревьями.

– Ничего не…

Надзиратель не смог закончить реплику, потому что в этот момент Одди, будто хищник, тихо и молниеносно наскочил сзади, накинул ему на шею цепь, и стал душить. Они повалились на землю и начали кататься. Стражник хрипел и вырывался, но Одди не ослаблял хватку. Берт вскочил на ноги, наблюдая за их вознёй, не зная, что делать: то ли помочь, то ли бежать, то ли остаться на месте. Он не понимал, как этот щуплый человечек может бороться с крепким, откормленным солдатом. Тем не менее, цепь всё сильнее впивалась в глотку надзирателя, а тот лишь брыкался, безуспешно пытаясь разжать мёртвую хватку. Наконец, он перестал дёргаться. Одди, тяжело дыша, поднялся и плюнул на труп, а затем схватил копьё. Он казался таким же невозмутимым, как и минуту назад, когда сидел под деревом.

– Чего встал? – крикнул Одди, – Валим отсюда!

– Но что там происходит? – Берт снова указал в сторону шахт, где всё это время не смолкали крики.

– Какая разница? Пойдёшь узнавать?

Берт отрицательно покачал головой и, звеня кандалами, посеменил за избавителем.