По извиистым волнам (ЛП) - Лейн Вал И.

Она продолжила, и черты ее лица снова стали суровыми.

— Ее отец ничего для меня не значил. Но, полагаю, я хорошо разыграла свои карты. После смерти он, наконец, показал, чего стоит. Он оставил мне все, что у него было. И на протяжении десятилетий я использовала это, чтобы создать империю, которой владею сегодня. Потому что я должна была.

Пока она говорила, между серебряными зубцами трезубца проскакивали электрические разряды. Без объяснений она указала трезубцем на воду.

— Это то, что тебе нужно, Катрина. Если мы хотим построить лучший мир, тебе нужен кто-то, кто готов бросить вызов твоим чувствам. Ты должна осознать, что жизнь несправедлива, а любовь не придает силы. Только слабость.

Я моргнула, в замешательстве наблюдая, как сила вытекает из трезубца, открывая трещину в морской воде внизу.

— Что ты делаешь? — крикнула я сквозь рев воды.

— Испытываю трезубец. Очевидно, что он может управлять временем и пространством. Но давай посмотрим что насчет жизни, а? Говорят, что он может даже возвращать к жизни мертвых, которые сделали море своей могилой. Итак, я возвращаю кое-кого, специально для тебя. — Она холодно подмигнула мне, и я испугалась того, что должно было произойти дальше.

Я замерла в изумлении, с открытым от благоговения ртом наблюдая, как море бурлит там, где командовала Корделия. Трещина в море засветилась, как сам трезубец, и через мгновение появилась фигура — мужская.

Я бросилась к перилам и в отчаянии перегнулась через них, чтобы посмотреть, возможно ли, что она вернула Майло. Слабая надежда затрепетала в моем сердце, причиняя боль. Может быть, только может быть, она хотела, чтобы он вернулся ко мне. Но когда небо над головой потемнело от черных туч, я отчетливо разглядела испуганное лицо Беллами, когда он вынырнул из воды, хватая ртом воздух. И тут я разбилась вдребезги.

— Зачем ты это сделала? — закричала я, меня охватило холодное чувство предательства. Меня захлестнуло столько эмоций, что я даже не могла определить, что причинило мне больше всего боли, когда я увидела, как Беллами воскрес. Это была жестокая шутка по отношению к нам обоим. — Пусть он отдохнет! Он и так уже через многое прошел!

От бессердечной улыбки Корделии у меня по спине пробежали мурашки, и я бросилась за одним из спасательных средств, оставшихся на палубе после того, как команда вытащила МакКензи и Ноя в безопасное место.

— Помогите мне вытащить его! — крикнула я друзьям, которые поспешили за мной, когда мы бросили Беллами спасательный круг.

Он в панике схватился за него, когда вода обрушилась ему на голову, и волны подбросили его, как бочку. Мое сердце слегка сжалось от того, насколько это, должно быть, страшно и запутанно для него. Он только что воскрес и впервые открыл глаза на все это.

Я чувствовала слабость перед приливом, натягивая веревку, привязанную к Беллами, но, поскольку сила Ноя и МакКензи прибавилась к моей, мы собрались с силами, чтобы подтянуть его и помочь ему подняться и перебраться через борт.

Он задыхался, откашливался от морской воды и держался за живот, пока я помогала ему выпрямиться. Странно было видеть его таким, беспомощным и испуганным, хотя всего несколько часов назад я наблюдала, как он бесстрашно ведет атаку на корабль, стреляя из пушек и обнажая мечи. Сейчас он выглядел так же, как и тогда, когда я впервые встретила его несколько месяцев назад в библиотеке, одетый в промокшие темные джинсы и черную куртку, его черные как смоль волосы были подстрижены короче, чем в те дни, когда он был капитаном флота своего отца.

— Где я? — Его голос дрожал, но самого звука его голоса — того, что он был мне знаком, — было достаточно, чтобы дать мне некое подобие утешения размером с камешек посреди всего, что происходило вокруг нас. Я посмотрела на него тяжелым, убитым горем взглядом, и к моим глазам подступили слезы.

— В конце света, — сказала я.

40. Черное море

Катрина

Корделия воспользовалась возможностью, чтобы расположиться на носу яхты, призывая силу трезубца, чтобы начать свою долгожданную миссию. Трезубец продолжал излучать мощь, в то время как небо над головой потемнело, как от пепла, из-за увеличения количества облаков и грома. Лицо Корделии, освещенное сиянием трезубца в руках, оставалось твердым, когда она сосредоточилась на управлении течениями и поднимающимися волнами с помощью силы трезубца.

— Сорок дней и сорок ночей потребовалось, чтобы однажды затопить землю. На этот раз это не займет так много времени. — Она говорила скорее для себя, чем для кого-либо из окружающих. Ныряльщики и члены экипажа на яхте с изумлением и страхом наблюдали, как океан начал подниматься, огромные водяные холмы медленно накатывались и плескались по мере того, как судно поднималось все выше, пока, наконец, люди не стали слишком напуганы, чтобы оставаться на палубе, и не побежали прятаться в каюту.

— Корделия, остановись! — закричала МакКензи, и ее слегка веснушчатое лицо залилось слезами, когда она увидела разворачивающуюся перед ней сцену. Ной бросился на Корделию, но был отброшен назад силой, исходящей от трезубца, и остался корчиться от боли на палубе, а морская вода заливала борта.

— Скажи своим друзьям, что это бесполезно! — Корделия окликнула меня, поднявшись на самую высокую точку на носу и подняв трезубец, как приз. — Но не волнуйся. Если вы на моем корабле, вас пощадят. Я к вам благосклонна. — Ее темно-красные губы изогнулись в улыбке, которая заставила меня отшатнуться.

Я подумала о своей семье и семьях моих друзей. Я подумала о Беллами и о том бессердечном поступке, который Корделия только что совершила по отношению к нам обоим, приведя его сюда. А потом я подумала о Майло и о том, как его отнимали у меня снова и снова из-за женщины, которая играла роль Бога на носу этого корабля. И я больше не могла сдерживать слезы. Меня больше не волновало даже спасение мира. Очевидно, я потерпела неудачу. Но это означало, что Майло напрасно пожертвовал собой. И именно это терзало меня так, что я не могла с этим справиться.

Беллами вытер слезинку, скатившуюся по моей щеке, пока я тупо смотрела на палубу у себя под ногами.

— Я все помню, — тихо сказал он.

— Все? — Я шмыгнула носом, пораженная его словами. — Даже все в 1720 году?

Он кивнул, и его пристальный взгляд был единственным, за что я могла уцепиться, пока стояла в замешательстве. А потом я упала в его объятия, когда он крепко обнял меня, нежно, защищая, что дало мне всего лишь одну ощутимую секунду комфорта и привычности во всем этом хаосе.

— Он мертв? Он выжил? — Я плакала, уткнувшись лицом в его мокрое плечо. — Что с ним случилось?

— Он выжил, — ответил Беллами. — Он сбежал.

Волна облегчения захлестнула меня, но мое сердце все равно разрывалось от осознания того, что Майло остался там, один, пойманный в ловушку где-то между своим настоящим и прошлым и никогда не сможет вернуться в свое будущее. Он продолжит стареть с годами, а это означало, что к настоящему времени он уже давно мертв. Его собственный ход истории изменился навсегда, и я могу искать его по всему миру, но никогда не найду его в этой жизни с бьющимся сердцем.

Я открыла глаза, когда стало слишком трудно сдерживать слезы, все еще прижимаясь лицом к плечу Беллами. Волны вокруг нас обрушивались на лодку, неумолимые и яростные. Картина вокруг меня была размыта, белый цвет яхты смутно сливался с тяжелым штормовым небом над головой и полуночной синевой воды внизу. Будто смешивались цвета в картине… как акварель.

Акварельные краски.

Абсурдная мысль пришла мне в голову, напомнив о силе, к которой я не ожидала прибегнуть. Но, когда слезы потекли быстрее, я поняла, что они могут оказаться моей величайшей силой. С кратким приливом надежды я отстранилась, глядя в лицо Беллами.

— Забери у нее трезубец, вот что бы то ни стало, — произнесла я.