Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна

В предложении был свой резон. Расстаться с сигаретой Маришка не могла, поэтому сунула рыжему кофе. В несколько затяжек вытянула «винстонину» до фильтра. Полезла за новой. И только вновь прикурив, стала адекватно реагировать на раздражители.

– Меня называют Орнольф Гуннарсон, – сказал рыжий. – А тебя как?

– Марина Чавдарова, сотрудник программы «Тайновидение», – отрапортовала Маришка. Привычка представляться полным именем и фамилией въелась в костный мозг еще во времена учебы в ШЮКе, ну а насчет сотрудника – это уже Аллочкина школа.

Как-то он странно разговаривает. Не очень-то по-русски. Его, правда, и зовут не по-русски. Швед, наверное.

– Журналистка, значит?

– Значит журналистка.

А ведь где-то она уже слышала этот голос. Для такого молодого парня слишком низкий, но для парня такого здорового – в самый раз.

В том доме! Бли-ин!

– Это ты сказал, что нас не спасти! – заорала Маришка, изо всех сил треснув по стаканчику с кофе.

Того, что случилось потом, ей не приходилось видеть даже в кино. Не пришлось и наяву, потому что ничего она толком не увидела. Хрустнул тонкий пластик стаканчика. Держащая его рука смазалась, как на нечеткой фотке. И вот уже Орнольф снова сидит рядом и держит в руках чуть помятый стаканчик, по-прежнему полный кофе.

– Я полагал , что вас не спасти, – объяснил он спокойно, – но Хельг, как обычно, поступил по-своему и оказался прав. Хочешь сказать ему спасибо?

– А где он? – Маришка забрала кофе и огляделась. Парня в плаще в округе не наблюдалось. Народ был по преимуществу в куртках. И длинными черными волосами никто здесь похвастаться не мог. Вообще, из длинноволосых был только Орнольф, но он, во-первых, рыжий, во-вторых, тоже в куртке, а в третьих… бр-р-р, опять мысли путаются. Нет уж, своего спасителя, Маришка хоть и видела издалека, но не спутает ни с кем.

– Там, внизу, – Орнольф показал на далекий щит, возле которого стояла сейчас еще одна машина. – Хельг – мизантроп, он в одиночку работает. Ну что, идем?

– Идем.

Одним глотком допив кофе, Маришка поднялась на ноги.

Орнольф переговорил с каким-то дядькой в полковничьих погонах. Тот, в свою очередь, тоже поглядел в сторону щита, покивал.

Козырнул.

Вот ничего себе, рыжий швед, значит, старше по званию? Или как у них тут принято?

Орнольф поманил Маришку, и вдвоем они направились к мизантропу-спасителю. По имени Хельг. Тоже швед? Для иностранцев они совсем неплохо говорят по-русски. Во всяком случае, неплохо говорили там, в доме, когда Маришка умудрилась их подслушать.

Как они это делали, кстати? Прятались там где-то? Наверняка. Дом-то большой, там есть, где спрятаться. На чердаке или в подвале…

Или в зеркале?

Хельг сидел на капоте «мерсовского» внедорожника, сосредоточенно разглядывая что-то в руках, и на Маришку с Орнольфом внимания почти не обратил. Покосился мельком и вернулся к изучению непонятного предмета.

Зато у Маришки перехватило дыхание, как будто снова пришлось с испуганными воплями пробежать от сельсовета до шоссе. Потому что это был Он . Тот самый парень, неописуемо красивый, невообразимо, ненормально, сверхъестественно красивый парень из зеркала. Или с постера? Словом, именно его она увидела, когда задремала в кабинете Виталия Макаровича. И сейчас он был перед ней живой, настоящий, реальный. Его можно было потрогать и убедиться, что это не сон. Все взаправду: переливающийся плащ змеиной кожи, сияющие даже под тусклым утренним небом волосы, матовый свет серьги в правом ухе…

В правом?

Ах, плевать ей в каком ухе у него серьга! Смотреть бы и смотреть в темно-карие с зеленью глаза. Такие внимательные.

Или равнодушные?

– Это Хельг, – сказал Орнольф. – Хельг, это Марина Чавдарова.

Все-таки внимательные. Даже очень. Как будто он слышал ее имя и запомнил.

– Привет! – Маришка первая протянула руку.

– Привет! – он слегка улыбнулся. – Вообще-то, меня зовут Альгирдас. Извини, руки не подам.

И показал ей то, что держал в правой руке. Человеческую кисть. Грязную. Очень грязную. Маленькую, с обломанными, когда-то длинными ногтями.

– Не уверен, что это гигиенично, – как сквозь вату донеслось до Маришки.

Она узнала колечко на среднем пальце. Ленкино золотое колечко с розочкой из золотой проволоки. Ленка его не снимала, даже когда ходила в душ. И когда ездила в лес. Вообще никогда не снимала.

Орнольф не дал ей упасть. А окончательно Маришка пришла в себя уже в салоне машины, полулежа на удобном кресле. Снаружи слышалось недовольное рокотание рыжего шведа:

– Ты бы хоть иногда думал, что делаешь!

– Я забыл, – оправдывался Хельг. – Ну, правда, забыл. Рука и рука, подумаешь, что особенного-то?! Ну, грязная. Я не обязан все время помнить, как они реагируют на свои оторванные конечности.

– Они! – с невыразимым сарказмом повторил Орнольф.

Заглянул в машину, встретил взгляд Маришки и попросил:

– Извини его, ладно? Он не со зла, исключительно по рассеянности. Выпить хочешь?

– Хочу, – вяло ответила Маришка.

– Куда тебя отвезти? – Орнольф протянул ей фляжку.

– И где тебя искать, если что? – подал голос Хельг.

Визитница осталась в рюкзаке. Рюкзак – в Поташкинском сельсовете. И никакие силы не заставили бы Маришку вернуться туда. Она осторожно глотнула из фляжки. Там оказался коньяк – хороший, ароматный, мягкий коньяк. И когда Орнольф посоветовал:

– Ты пей, пей, хотя бы грамм сто пятьдесят прими.

Маришка с удовольствием последовала рекомендации. Хотя, надо сказать, что сто пятьдесят на голодный желудок, да поверх стресса оказались убийственно сонной дозой. Как и когда «мерседес» тронулся с места, Маришка даже не заметила. Спала. Сквозь сон слыша, но не понимая, тихий красивый голос:

– Руку оторвали, а кисть зацепилась за что-то. Там все кровью залило до самого шоссе. Вот они по крови границу и перешли.

– Как и собирались, – сдержанно басил Орнольф.

– Ну… – нагоняющая сладкий сон пауза, и снова голос, ласкающий слух, – этих-то я уничтожил. А остальные утащили девчонку на эйт трэйсе и ушли оттуда. Их мы не скоро поймаем. Что они с ней сделали… им теперь надолго кровищи хватит.

Они были дома, на Меже – отдыхали от трудов праведных. Альгирдас пытался медитировать. Орнольф скучно обыгрывал компьютер в преферанс и целеустремленно отвлекал от медитации.

– Меня до сих пор зло берет, Хельг. Столько времени ухлопать на подготовку, соткать охрененную «вершу», выманить их к месту силы. И упустить! Из-за каких-то соплюх и дурацкого гуманизма! Ты можешь внятно объяснить, на кой черт ты пустил эльфам под хвост такую прорву работы?

– Могу, – прикрыв глаза, пробормотал Альгирдас, – если с этого дня мы считаем год подготовки – солидным сроком, то конечно могу. А если нет, то и объяснять ничего не надо.

– Ах ты, засранец!

– Как скажешь, любовь моя, – промурлыкал Альгирдас. – Как скажешь…

Орнольф оставил компьютер в покое и уселся на пол позади Паука, обняв того за плечи:

– Но ты хотя бы понимаешь, что бывают ситуации, когда смертными нужно жертвовать? Ты спас пятерых, но под угрозой теперь жизнь многих других, в том числе и таких же девчонок.

– Не-а, – Альгирдас немедленно воспользовался датчанином, как спинкой кресла, и завозился, устраиваясь поудобнее, – не понимаю, рыжий. Я импульсивен, горяч, несдержан и не умею считать. Тебе, кстати, говорит о чем-нибудь ее имя?

– Марина Чавдарова?

– Да. Сразу вспомнил. Значит, говорит.

– Так звали девушку твоего тезки, которую он убил. И что?

– Во-первых, он не мой тезка, – рассудительно уточнил Паук, – Ольгерд и Олег – это разные имена. Во-вторых, я бросил к ней ниточку, чтобы ей проще было убедить других девочек убежать оттуда. И знаешь, что увидел, когда заглянул подальше?

– Что ты увидел? – Орнольфу очень трудно было сохранять суровый тон, (хотя бы тон!) когда подбородок и шею щекочут черные, шелковые волосы. Когда в такт сердцу, совсем рядом бьется сердце Эйни. Маленькая, злая, теплая птица… – Только не говори, что эта Марина связана со своей погибшей тезкой.