Эндана - Ли Галина Викторовна

— Беременность!!! — рявкнула фрейлина и замерла в притворном спокойствии, следя за реакцией короля цепким взглядом.

Тиар сидел оглушенный новостью. Он не мог поверить, его маленькая упрямая сестренка беременна…. Да такого просто не может быть! Она постоянно у него на виду!.. Да она еще в куклы играет, он сам на днях видел! Как?!!

Видно последнюю мысль Его Величество произнес вслух, потому что Финдхоем пожала плечами и сказала, — Я думала Вас будет больше интересовать вопрос «КТО».

— Финдхоем, а ты уверена, что Алба действительно…. — Тиар замялся, ему казалось, что его слова прозвучат окончательным приговором.

— Ждет ребенка? — произнесла за него фрейлина. Уверена, впрочем, Вам стоит самому поговорить с принцессой. Она разрыдалась, когда я…деликатно намекнула ей на сходность симптомов ее недуга с тем, что часто испытывают женщины, выполняя свое главное предназначение. Я успокоила ее, как могла, оставила на попечение служанки и примчалась к тебе. Вам необходимо разыскать этого негодяя раньше, чем положение несчастной девочки будет заметно всем! Вы ведь защитите ее?

— Я семь шкур спущу с мерзавца! — пообещал Тиар, не замечая, как смялось в руке тонкое серебряное кружево кубка, и вино расплескалось по скатерти.

— Только не убейте его! Раз принцесса решилась на такой шаг, значит, он ей не безразличен! Уж поверьте мне, такая девушка просто так не прыгнет в постель, она любит его. Это просто юношеская горячка и дело кончится свадьбой!

— А вот это не тебе решать! — поднялся из- за стола Тиар.

Когда грозный силуэт вырос на пороге апартаментов принцессы, в ее комнате успела собраться стайка фрейлин, впрочем, предпочетших исчезнуть с глаз долой при одном только взгляде на гневного короля. Финдхоем тоже не решилась остаться с Ее Высочеством, тем более, что Тиар недвусмысленно указал ей пальцем на дверь. Некоторой время он молча смотрел на лежащую в кровати сестру.

Принцесса Алба и впрямь выглядела неважно, под припухшими от слез глазами залегли черные тени, губы были искусаны, волосы в беспорядке.

Она испугано посмотрела на брата, и он сдержал рвавшийся наружу гнев и спокойно спросил, — Это правда, Алба, ты действительно ждешь ребенка?

Девушка съежилась в комочек под его взглядом и кивнула головой, после чего разразилась слезами. Тиар растерянно сел рядом. Он до последнего мгновения надеялся, что это ошибка и принцесса просто слегка приболела.

— Алба, кто он?

Девушка замотала головой, отказываясь говорить.

— Почему?

Боль, прозвучавшая в голосе юноши, заставила поднять принцессу голову, и сквозь рыдания проговорить, — Он не хочет жениться…. Он не любит меня…

— Не любит!!!

Разъяренный рев Тиара заставил принцессу замолкнуть, слезы сами высохли, и теперь о недавней истерике напоминала только напавшая на девушку икота.

— А о чем же он раньше думал, когда….

Молодой человек снова вскочил на ноги и как раненый зверь метался по комнате.

Внезапно он остановился и спросил, — Ты будешь, счастлива, если он женится на тебе?

Принцесса перестала икать, села, посмотрела на брата с надеждой и прошептала, — Да!

— Тогда скажи его имя.

— И мне тоже интересно его услышать, — проскрипел старческий голос и Тиар увидел знакомую серую хламиду Избранного брата, шагнувшего навстречу правителю из- за плотных полотнищ прикроватного балдахина.

Глава 33

Разная работа бывает на свете, хорошая и не очень, кому как повезет. Худой и сутулый мужчина лет двадцати пяти от роду поерзал на жестком табурете и украдкой вздохнул. Его работа ему не нравилась, да и кому доставит удовольствие следить за исполнением наказаний! Всего то два месяца в этой должности, а уже бывает, что по ночам кошмары снятся. Ладно, когда убийц или насильников пытают, заслужили, а когда…

Да что тут говорить! Вот накопит денег на товар, откроет свою лавку и уйдет отсюда!

Он покосился с завистью на палача.

Вот у кого нервы железные, ничто его не берет, даже обедает в пыточной, ему то уж точно кошмары не снятся.

Палач возился у стола со своими инструментами, выбирая подходящий. До этого он обошел закованного в цепи юношу, разглядывая его со знанием дела. Руки пленника бы закованы в кандалы и задраны над головой, он почти висел на толстой цепи, вкрученной в низкий сводчатый потолок, касаясь, пола только кончиками ног. Наконец палач выбрал плеть о трех концах, из тяжелой плотной кожи.

Первый удар кнута разорвал тонкую ткань рубашки, и на коже вспухли кровавые полосы. Узник прикусил губу, чтобы сдержать рвущийся стон. Где- то после двадцатого удара он обессилено обвис на цепях, ноги отказывались держать, но по- прежнему молчал, зло, сверкая глазами, а потом и вовсе поднял голову, усмехнулся и посмотрел на своего мучителя.

Палач озадаченно хмыкнул и подошел ближе, чтобы рассмотреть результат своего труда. На спине от одежды остались жалкие лохмотья, пропитанные кровью.

Мужчина пожал плечами и сам себе под нос проворчал, — Стойкий значит…. А если я вот так?

И кнут просвистел с особой силой, захватив плечо и разорвав рукав, сквозь прореху стал, виден затейливый узор татуировки, перечеркнутый красной полосой рассеченной плоти.

Спокойный голос писаря произнес, — Двадцать шесть…

Снова свист плети, влажный чмок о мягкое тело тот же бесстрастный голос, — Двадцать семь…

Еще семьдесят ударов…. Толстая цепь звякнула и качнулась.

— Двадцать восемь… двадцать девять…

Но этой цифре тело узника дернулось и обвисло, сознание погасло, милосердно спасая от окружающего кошмара.

— Воды принести? — деловито поинтересовался писарь.

— Нет! — осадил доброхота палач. Тебе что, больше всех надо? Пусть висит без сознания, это не так больно.

— Так наказание же! — возмутился писарь. Он даже не застонал ни разу!

А я итак его исполняю! А если кто- то не верит, могу для убедительности продемонстрировать на его собственной шкуре! Хочешь?

Служка затряс головой.

— Правильно не хочешь, — удовлетворенно кивнул головой палач. От моего удара ты не только застонешь, ты так заорешь, что в башнях услышат!

А он что ж не орет? — ехидно поинтересовался писарь.

Он — воин, — вздохнул мужчина. Таких, хоть до смерти запори, рта не откроют. А до смерти нельзя…приказа не было.

Тут палач немного схитрил, приказ то был, Избранный брат Масген шепнул ему на ухо, что не огорчится, если паршивец не доживет до утра, да только и он не слепой. Татуировка на плече — не простой узорчик, такие получают только очень близкие друзья Его величества, за особые заслуги…. А ну как король к утру одумается? И решит, что погорячился? Как бы за порку не взгрели, приказ то жрец отдавал…

— Ты считай лучше, а то я не умею.

— Тридцать…. Тридцать один…

Писарь с жалостью посмотрел на пленника, он бы может, и скосил бы несколько ударов, раз палач считать не умеет, да только где гарантия, что за дверями не стоит кто- нибудь, глазом моргнуть не успеешь, как окажешься рядом с этим несчастным.

— Тридцать два…

Хорошо хоть палач уже сбавил прыть, а то остались бы от этого юноши, к сотому удару только ободранные кости на спине. Хотя итак….шансов выжить немного, уж больно щуплый, одни жилы. В чем провинился, неясно. Ни обвинений, ни судей, все тайно, кроме короля и жреца в пыточную никого и не пустили, стражников выгнали, как только юнца подвесили на цепи. Потом король вылетел, как ошпаренный, а жрец еще долго не уходил, и когда, наконец, удалился, вид у него был очень довольный. Это он отдал приказ всыпать узнику сто плетей.

Писарь все же сбился со счета, покосился на дверь и рискнул.

Сорок один… Сорок два… Сорок три… Сорок восемь…. Пятьдесят…

И все- таки, что такого страшного мог натворить этот мальчишка?

Боль, лишившая сначала ее сознания, вырвала потом из спасительного забытья. Девушка дернулась и попыталась опереться о пол, странно, но у нее получилось. Видно палач немного приспустил цепь, теперь можно было встать на всю ступню.