И тут же наткнулась на внимательный взгляд темного вождя, в котором застыло какое-то странное выражение. Почему-то ей показалось, будто он довольно долго смотрел ей в спину. Вероятно, погруженная в собственные мысли, она просто не почувствовала назойливого взгляда раньше.
Ладья шла против течения, и руки воинов, временно ставших гребцами, бугрились от напряжения. Все знали, что гребля для мужчины лучше всякой тренировки. Это изнеженные илиринцы сажали за весла рабов, а в Отерхейне мужи не боялись трудностей походной жизни. И пусть солнце стояло в зените и нещадно жарило тело, пусть весла нагревались от трения, и пусть их приходилось смачивать, чтобы не задымились – воинам Отерхейна все было нипочем, они ко многому привыкли.
Элимер отчего-то почувствовал себя неуютно, столкнувшись с взглядом обернувшейся айсадки. Он понимал, что девушка боится и не доверяет ему по-прежнему, и это вызывало легкую досаду. В конце концов, что такого плохого он ей сделал? Дикари сами сглупили, когда напали на Отерхейн. А он сохранил ей жизнь и, более того, собирался оказать честь поединка. Она должна быть благодарна. Ни одному врагу он еще не предоставлял такой возможности. Только ей.
И вот, теперь она стояла перед ним, девчонка в мальчишечьей одежде, и на что-то наивно надеялась. А между тем, надеяться ей было не на что. Даже рядовые воины Отерхейна славились искусством боя далеко за пределами Империи. А его, кхана, обучали великие мастера, и сейчас он – один из лучших. Куда до него дикарям, тем более этой вот маленькой пленнице. Ничего, он будет осторожен, он не причинит ей вреда, а потом… Потом придумает что-нибудь еще, чтобы она не погибла в неволе.
Ближе к северу Элайету круто сворачивала, огибая Дейнорские леса. Именно здесь Элимер велел остановиться. Воины бросили якорь и спустили на воду челнок: кхан решил, что до земли лучше добраться на нем, ведь в этой части реки немудрено было сесть на мель и повредить судно.
Пока Элимер вел лодку к покатому песчаному берегу, он смотрел на сидящую напротив девушку, однако айсадка старательно отводила взгляд.
– Все еще хочешь убить меня? – немного погодя спросил он.
– Да, Шакал.
– Так сильно ненавидишь?
– Презираю, – усмехнулась она.
Ее слова неприятно кольнули Элимера, и он, в отличие от обыкновения, не смог этого скрыть. Айсадка заметила его реакцию, и в лице ее промелькнуло злорадство.
Как только челнок пристал к берегу, девушка ловко выпрыгнула на песок и, отойдя на несколько ярдов, обернулась, поджидая противника. Элимер вытащил лодку на сушу, подошел к айсадке, и вместе они двинулись прочь от реки. Молча, не глядя друг на друга, поднялись по каменистому склону, на вершине которого песок и глина сменились травой и кустарником. Там они и остановились.
– Здесь? – спросил Элимер, оглядываясь.
Айсадка равнодушно кивнула:
– Все равно. Главное, быстрее.
– Может, назовешь свое имя перед тем, как начнем?
Девушка посмотрела на него долгим взглядом и ответила:
– Когда убью тебя, пусть злой твой дух не знает мое имя.
Элимер стиснул зубы.
– Тогда назовешь его, когда проиграешь.
Он вынул из ножен меч и направил острием на грудь айсадки. Девушка сделала то же самое, и какое-то время они стояли неподвижно, изучая друг друга.
Шейра ударила первая. Лезвия встретились, зазвенели и, задрожав, оттолкнулись друг от друга. А дальше клинки заплясали так, что стороннему взгляду было бы сложно уследить их движение, и обычный воин не понял бы, кто побеждает в этом поединке. Однако Мастера Мечей непременно заметили бы, что кхан иногда странно замедляет удары, которые, будь они чуть-чуть быстрее, могли бы сиюминутно завершить бой гибелью айсадки. Но Шейра Мастером Мечей не была и даже не обучалась у них, а потому не видела в поединке ничего странного. Ей казалось, что она не сильно уступает темному вождю в воинском искусстве. Она легко отбивала удары и нападала сама, не чувствуя ни усталости, ни страха. И снова ощутила что-то похожее на ту одержимость, которую испытала, отправляя в полет Стрелу надежды. Должно быть, память стрелы еще жила в Шейре.
Айсадка очередной раз попыталась дотянуться острием до темного человека.
Но тут произошло это! Она не поняла, как именно, но ее руку резко дернуло вверх и в сторону. Так быстро, что она даже не успела осознать, что произошло. Меч вылетел из руки, а в следующее мгновение вождь оказался у нее за спиной, прижимая к шее холодную сталь.
– Назови мне свое имя, девочка, – почти мягко произнес он.
Она ответила после недолгого молчания. Упавшим голосом, тихо, почти шепотом, но все-таки ответила:
– Шейра… Шейра-Сину
Стоя у нее за спиной, прижимая к ее горлу меч, кхан почувствовал, как плоть его напряглась, возбужденная близостью разгоряченного боем девичьего тела.
"Что это? – мысленно изумился он. – Ведь она всего лишь дикая девчонка!"
Нет. Не всего лишь. Она сказала, ее зовут Шейра.
"Шейра", – неосознанно повторил Элимер вслух, и больше всего в этот момент ему захотелось отбросить меч, а ее закинуть на плечо и унести в заросли, словно зверь добычу. Но вместо этого кхан медленно опустил оружие и отошел в сторону. Шейра осталась неподвижна. Казалось, она все еще не понимала, что произошло, и стояла, безвольно опустив плечи, в попытке осознать поражение.
Элимер первым нарушил молчание:
– Мы можем вернуться на ладью, или провести ночь здесь. Решать тебе, – сказал он.
Какое-то время девушка соображала, как будто его слова не сразу дошли до нее. Затем, не отрывая потухшего взгляда от лесной полосы на горизонте, откликнулась тем бесцветным голосом, который иногда можно услышать у смертельно больных:
– Все равно.
– Тогда останемся, – сказал Элимер и тут же увидел ее просящий взгляд и услышал мольбу:
– Если в тебе живет от человека что-то, Темный Вождь, то убей! Хочешь, умолять буду? Пожалуйста, забери клятву, дай умереть! Пожалуйста, так лучше мне, чем в норе из камня! Умоляю!
Никогда ни до, ни после Элимер не слышал в ее голосе такой интонации. Кажется, Шейра действительно находилась в отчаянии. Но чем он мог помочь?
– Я не стану тебя убивать, – отрезал кхан. – И тебе не позволю. Не проси.
Голова девушки опустилась, взгляд потух, и снова поникли плечи. А он добавил:
– Если тебя хоть как-то это утешит, то знай: твой народ…
Она вскинула голову, а в глазах зажглась смесь волнения, надежды и тревоги. От неожиданности Элимер запнулся, но тут же закончил:
– Твой народ свободен. Те, кто выжил, сейчас там, в лесах, – он кивнул в сторону далекой, затуманенной сумерками лесной полосы. – Я отпустил их.
И тут случилось невероятное: плечи айсадки задрожали, она заплакала и засмеялась одновременно, а потом рухнула на землю, сотрясаясь в громких, почти истерических рыданиях. Он понимал, что эти слезы не горечь поражения – они придут позже, и их она постарается скрыть. Это – слезы облегчения оттого, что соплеменники ее живы и свободны.
Не говоря ни слова, Элимер собрал хворост и разжег костер: ночью станет слишком холодно, а на ней лишь легкая льняная одежда.
Когда огонь разгорелся, Шейра все еще рыдала, а кхан сидел у потрескивающего костра, задумчиво наблюдая, как прожорливое пламя алчно лижет сухие ветки, выбрасывая вверх снопы искр.
