Ветер удачи - Молитвин Павел Вячеславович

Хмелея от его поцелуев и нарочито дерзких прикосновений, она уже не могла вспомнить, в чем же подозревала желтоглазого. Теперь это, впрочем, было не важно. Она сделала свой выбор на празднике Цветущих Деревьев, согласившись совершить с Таанретом «большой прыжок», и теперь раскаиваться было поздно. Ах, если бы она могла знать, что и он сделал свой выбор и совместный их прыжок в будущее будет длиться, длиться и длиться…

Ильяс не заметила или, лучше сказать, не запомнила, каким образом они снова очутились в беседке. Голова у нее кружилась, очертания предметов расплывались перед глазами. Ей казалось, что она на какое-то время потеряла сознание, ибо как иначе можно объяснить, что Таанрет успел освободить ее от тонкого шерстяного плаща, а спущенное с плеч сари позволяло ему ласкать ее обнаженные груди? Он сосал и покусывал их, а она, вместо того чтобы запретить ему это или хотя бы попросить отложить свои ласки до свадьбы, извивалась и охала, прижимая его голову к своему телу.

Холод колонны, к которой она прижималась голой спиной, вернул Ильяс малую толику рассудительности, и она подсказала ей, что они зашли уже слишком далеко, и ежели немедленно не остановятся, то влажные эти циновки превратятся в их брачное ложе. Одному Великому Духу известно, захочет ли тогда желтоглазый жениться на ней, ведь мужчины, если верить слухам, не любят легких побед и презирают слишком уступчивых женщин?

Мысль о том, что Таанрет может отказаться от нее, настолько поразила девушку, что она нашла в себе силы оттолкнуть его голову и попытаться прикрыть грудь мягкой материей. И сразу же пожалела об этом. Охватившее ее разочарование было слишком велико: груди ломило, кровь пульсировала в набухших сосках, а укромное местечко между ног прямо-таки горело. Несколько мгновений Таанрет молча наблюдал за тем, как она кутается в свои одежды, а потом, протянув руку, неожиданно сильно дернул ее к себе, увлекая на циновки.

— Ты не должна бояться меня! И не должна испытывать мое терпение. Клянусь, если ты будешь продолжать отпихивать меня и отталкивать, я отгрызу тебе руки!

Он зарычал и в самом деле легонько куснул ее за плечо. Жаркие губы коснулись горла, язык скользнул в ушко Ильяс, и она жалобно захныкала, чувствуя, как нетерпеливый любовник сдирает с нее одежду.

— Я не хочу, чтобы это произошло здесь! Я не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью украдкой, как с какой-нибудь служанкой или рабыней!.. — запротестовала форани и замерла, ощутив тяжесть мозолистой ладони Таанрета на своем животе И тут только осознала, что он оставил ее совершенно голой и что возражать и сопротивляться надобно было раньше, а проявляя неуступчивость теперь, она будет вести себя как последняя дура и вконец разозлит желтоглазого.

— Хочешь! Еще как хочешь, маленькая моя мокрая сучка! — невыносимо грубо, злобно и вместе с тем ласково и угрожающе прошептал ее будущий супруг.

— Нет! — возмущенно вскрикнула Ильяс, чувствуя, как его пальцы вторгаются в ее лоно.

— Да! Да, моя радость!

Она пыталась увернуться от его умелых и ласковых прикосновений, ощущая, как ее охватывает предательская слабость, восторг и неистовое желание. Извиваясь и постанывая, она жадно хватала воздух широко раскрытым ртом, умирая от желания и стыда. Нечто подобное она уже испытала когда-то, попав в руки Кролика, и все же теперь все было по-другому. Тогда это была игра, почти не затрагивавшая ее чувств, которые сейчас были напряжены до предела.

— Таанрет… Пожалуйста… Не надо… — взмолилась Ильяс, содрогаясь от накатывавших на нее волн наслаждения. — Нет. Нет… — шептала она распухшими от поцелуев губами, в то время как тело молило: «Еще! Не останавливайся! Да! Да! Да!»

— О Великий Дух! Ты сама не знаешь, чего хочешь!

Таанрет отстранился от нее, и после мимолетного облегчения девушка ощутила щемящую пустоту и одиночество. В мертвенном лунном свете ей почудилось, что лицо желтоглазого выражает растерянность и брезгливое недоумение.

«Вай-ваг! Что же это со мной происходит? Меня как будто раздирают на части!» Ильяс потянулась было к Таанрету, затем отпрянула от него, не в состоянии понять самое себя.

— Ладно, подождем до свадьбы. Может, тогда ты окажешься более сговорчивой, — с усмешкой пробормотал желтоглазый, упруго поднимаясь на ноги.

— Нет! — отчаянно крикнула Ильяс, испугавшись, что он уйдет. — Не надо ждать!

Устремившись к нему, она встала на колени, охватив руками его сильные ноги. Прижалась щекой к бедру и, скосив глаза, увидела вздыбившуюся под короткой холщовой рубахой мужскую плоть. О Нгура, почему же они, сгорая от желания, все время спорят и ссорятся? Чего она боится? Где ее хваленая отвага и столь необходимое ей ныне безрассудство?

Закусив губу, Ильяс начала гладить ноги замершего от неожиданной ласки Таанрета. Руки ее поднялись выше, скользнули под обрез рубашки, и желтоглазый содрогнулся и тихо выругался. «Ага, значит, и ты можешь дрожать от страсти и желания! Ну что ж, посмотрим, сумеешь ли ты теперь дотерпеть до свадьбы! Однако же какой он гигантский! Этаким копьем он меня насквозь пропорет.»

— Хватит! — прорычал Таанрет, стремительно опускаясь на циновку и впиваясь ртом в губы своей мучительницы.

Ильяс инстинктивно сжала бедра, но колено желтоглазого уже утвердилось между ее ног, руки скользнули к ее соскам, и она со стоном откинулась на спину.

Он ощутил, как тело девушки расслабилось, и в то же мгновение вошел в нее. Эта девчонка слишком долго испытывала его терпение. Она, сама того не сознавая, довела его до белого каления, и сдерживаться больше он уже не мог.

Ильяс протестующе вскрикнула, ощутив проникновение чужой плоти в ее тело. Это было слишком… И… слишком болезненно! Мужское естество желтоглазого и без того заполнило ее всю, а он, и не думая останавливаться, продолжал вколачивать его все глубже и глубже.

— Нет! Не-ет! — всхлипнула она, и из глаз ее брызнули слезы.

Таанрет на мгновение остановился и вновь ринулся на приступ ее девственности.

— Больно! О Нгура, как же мне больно! — прохрипела форани и почти в беспамятстве забилась под желтоглазым, изнывая от нестерпимой муки и вспыхнувшей внезапно ненависти к неумолимому палачу.

А он продолжал вонзаться в нее, не слушая криков, тяжелый, твердый, горячий, словно раскаленный железный штырь. И постепенно Ильяс начала сознавать, что мучившая ее боль уходит. Она затихла, прислушиваясь к своим ощущениям, и неожиданно поняла, что наслаждение вытесняет все прочие чувства. Тело начинает плавиться от сладостного восторга и уже само вздымается навстречу Таанретовой плоти. Поощряя его, призывая, поторапливая…

— Я больше не могу… — чужим умирающим голосом пролепетала она.

— Можешь! — уверенно процедил желтоглазый, замедляя ритм.

Его ленивые, издевательски медленные движения возмутили ее, а потом довели до грани безумия. Тлевший между бедрами огонь вспыхнул, и девушка почувствовала, как от живота пламя распространяется по всему телу, рукам и ногам, охватывает сердце и мозг. Время замерло, окружающий мир перестал существовать. Осталось лишь ощущение жара и полета. Правду ли говорят, будто орлы, чуя приближение смерти, устремляются к солнцу и летят к нему до тех пор, пока перья их не вспыхивают от нестерпимого жара?..

Наблюдая за тем, как пущенные девушками певучие стрелы одна за другой вонзаются в соломенное чучело, установленное на расстоянии трехсот локтей от новоявленных лучниц, Сабаар испытывал чувство гордости за своих учениц. Хозяйка «Мраморного логова» и ее подруга не только научились справляться с тугими луками, но и метко поражали мишень, хотя стрелы, разумеется, пускали значительно медленнее, чем положено воинам. Они оказались способными ученицами, и у телохранителя Газахлара не было причин для неудовольствия. Вот только пристало ли юным форани забавляться подобным образом? Стрелять из луков, драться на мечах, метать ножи — все это, что ни говори, занятия, приличествующие оксарам, но не женам их, дочерям и невестам. Умение обращаться с оружием никому еще не повредило, однако было все же что-то противоестественное в том, с каким рвением и упорством взялись за обучение Ильяс с Нганьей. Неужто неудавшийся штурм «Мраморного логова» произвел на них столь сильное впечатление?