Пригоршня вечности - Астахова Людмила Викторовна

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79

Но строптивый эльф не стал долго баловать врагов созерцанием своей душевной муки. Не говоря ни слова, он встал, механически поправил перевязь на груди и вышел вон. Молча и бесшумно, как кошка.

– Ну и что будем делать? – спросил растерянно Итан.

Арьятири подошел к окну и проследил, как Ириен выводит из конюшни лошадь, вспрыгивает в седло, пришпоривает животное и исчезает из виду. В глубине души Ведающий остался доволен.

– Подождем. Пройдет десять... Может, двадцать лет, он успокоится настолько, что сумеет рассуждать здраво... Тогда мы сможем побеседовать вновь. Что для меня, для него или для вас какие-то жалкие двадцать лет?

Канкомарец не был так уверен в словах эльфа. Но высказывать свои мысли не торопился. Не понравился ему взгляд Альса.

– А он руки на себя не наложит?

– Не-э-э-эт, – протянул Ведающий и горько усмехнулся: – Эльфы никогда не кончают жизнь самоубийством. Никогда. Это часть нашей природы.

Итан поднял тонкую бровь в знак серьезного сомнения.

Глава 9

ЗОЛОТО И ОЛОВО

Тяжелые пески легли на грудь. Горячие сухие струйки стекают в горло, забивают трахею, сочатся в бронхи и наполняют легкие, словно пустые мешки. Нечем дышать, нельзя пошевелиться.

Да, так мы и умирали, леди Заклинательница. Погребенные заживо потоками селя, перемолотые в пыль неумолимой мясорубкой слепой стихии. Там, где стояли наши дома, теперь плещется море. Рыбы обглодали плоть с наших костей, а кости растворила соленая вода.

Она брела по молчаливым пескам, и призрачные руки тянулись из его глубин, хватали за подол, все глубже и глубже затаскивали в шелестящую бездну. Обманчиво спокойное море лениво накатывало на берег крошечные нестрашные волны, которые шептали: «Хра-га-а-а-ас-с-с, хра-га-а-а-ас-с-с-с».

Войти в прохладные горькие воды и идти, пока не станет слишком глубоко, пусть мокрая отяжелевшая одежда утянет на дно... Может, тогда утолится нестерпимая жажда, уймется дикий жар в груди. Может, тогда перестанут грезиться плачущие голоса мертвецов под курганом?

Нам тоже было больно. Нам тоже было страшно. Несчастливые в жизни, неприкаянные в смерти, неупокоенные в посмертии. Тяжелы пески. Тяжелы... Иди к нам, саламандра! Согрей нас своим жестоким огнем!

Толстуха Шерегеш жадно проглотила звездные крошки и сама канула в Заокраинный океан. Бездонная тьма над головой рухнула на тьму, лежащую под ногами, и высекла из хрупкой тишины крошечный огонечек.

Вот и костер. Не рыжим гудящим столбом поднимался он к небу, как когда-то на берегу Стиаль. Этот танец пламени не будил издали тревогу традиционным степняцким сигналом опасности.

Обычный костер, разожженный одиноким путником, которого ночь застала в пути. В Великой степи таких костров, как звезд в бархатно-черных небесах. Подходи открыто, поклонись хозяину, назови свое имя и будь гостем. Даже не сомневайся: разделят с тобой хлеб и вино – если не по-честному, то по-братски. Ну а кто сам не пьет пьянящего сока сладкой южной лозы, тот угостит чистой водой. А что? Бывают и такие. Остроухие и ясноглазые.

– Вот я и пришла к твоему костру, Унанки... Джиэссэнэ... Встречай! Иль не рад дорогой гостье? Что же ты молчишь, эльфийский муж?

– Танцуй, саламандра, коль пришла. Уголья горячи. Танцуй!

– А ты подпоешь?

– Запросто, саламандра. Твою любимую? Ветра жаркие объятья горячей огня...

Раз – шажок! Два – шажок! Боги! Оррвелл! Больно-то как! Огонь лижет мокрый подол тяжелого платья, уничтожая его роскошь, плавятся золотые цветы вышивки, капают блестящими слезинками прямо в пепел.

Она танцевала в огне, нелепо вскидывая черные от копоти руки. И не заметила, как вытекли глаза, как сгорели легкие.

– Хватит, Унанки! Как больно! Больно!

– Детка! Не помирай!

Торвардин плакал навзрыд. Большой, взрослый, сильный мужчина, одно предплечье которого было толще, чем бедро бывшей кераганской ведьмы, плакал, захлебываясь и клокоча горлом.

– Потерпи еще немножечко! Самую малость потерпи! Ты ж сильная, девочка моя!

– Хватит причитать! Перестань! Джасс, ты меня слышишь? Ты меня видишь?

Птичья морда, нос крючком, что-то кое-где торчком! Кто сказал? Сийгин-похабник. А про кого? Про Мэда Малагана – бабника и колдуна. Имел полное право.

– Ви... жу!

Ничего она не видела, кроме вращающихся медных колес, с умопомрачительной скоростью проносящихся над головой. Словно Арраган промчался на своей солнечной колеснице прямо по хрупкому женскому телу.

– Смотри на меня! Не закрывай глаза! – орал Малаган, зажав лицо Джасс между ладонями.

Голос грохочет горным обвалом. И каждое слово, будто увесистый булыжник.

– Не... кричи...

– Слушай меня...

Глаза Мэда стали перламутровыми шариками, лицо окаменело и стало бело-мраморным, с сероватыми прожилками, а потом из открытого круглого рта серебряной струйкой потекла вода. Смешно – Фонтан-Малаган.

– У тебя переломаны кости... а еще кровотечение и контузия...

Верно, костер, разведенный внутри, не остывает ни на миг.

«Это плохо. Наверное, я умру», – подумала Джасс, поражаясь собственному спокойствию.

– Джасс, ты умираешь...

«Куммунг – двуединое божество смерти, поименованное Милостивым Хозяином и Неумолимой Хозяйкой. Жену, что зачинает во чреве и в муках рожает, забирает к себе милосердно Хозяин...» Скрижали Богов. Глава 1, страница 3, 5-й абзац.

– Я попробую остановить кровь, но не могу ручаться. Никто не сможет, – продолжал Мэд. – И скоро здесь будут магистры.

«– Меня зовут Хэйбор из Голала. И я пришел сюда познакомиться с тобой, леди Джасс, – сказал голубоглазый воин. – Ты совсем не хочешь узнать, почему я это сделал?»

– Есть только один способ...

«– Лежи спокойно и ни о чем не спрашивай... Помни, мы рядом и тебе ничто не угрожает, – сказала леди Мора».

– Девушка... – едва слышно прошептал Торвардин.

«Официально браки с другими расами запрещены только у тангаров. В порядке исключения мужчина-тангар может жениться на людской женщине. Женщина-тангарка, живущая с мужчиной иной расы, лишается имени, имущества и детей-тангаров». Имлан. Брачное уложение. Раздел 2: Регламентация брачных союзов.

– Самоубийца, – уточнил эрмидэец.

«– Убийца! Убийца! – кричали невесомые призраки и тянули из песков холодные липкие руки, обвиняя, проклиная, умоляя, прощая...»

– Я попробую кое-что сделать... Это сложно, но я по пробую... Скажи только «да».

«Оставь меня в покое!» – пыталась крикнуть она, но язык не желал подчиняться.

– Скажи – да!

«Не мучай меня, Мэд Малаган! Ты же видишь – я умираю... Ты видишь? Я умираю?.. Нет!»

– Да...

Мэд сразу заподозрил неладное. Уж больно тяжелым показалось ему тело Джасс. Не по-живому тяжелым, подозрительно неподвижным и покорным. И когда они втроем выпали из портала, бывшая хатами так и осталась висеть на его плече бесчувственной ношей. До ближайшего городка ее на руках нес Тор. Опасения не просто подтвердились, они оказались хуже прогнозов. Малаган в очередной раз только подивился бабьей живучести. Мужик бы давно скопытился, а Джасс в беспамятстве продолжала цепко держаться за тонкую ниточку жизни.

Чтобы не мозолить глаза подозрительным уриссцам своим потрепанным видом, решено было найти пристанище в пригороде за городскими стенами. Но крючконосый чужеземец и тангар, да со смертельно раненной женщиной в придачу, не внушали местным никакого доверия. Не расположил к себе честных обывателей даже толстый кошель эрмидэйца. Сочувствием проникся лишь древний старик-травник, чья покосившаяся с одного угла избушка пряталась в глубине густого сада, такого же старого, как и хозяин. Травнику достало только взглянуть на Джасс, чтобы сказать:

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79