За краем небес (СИ) - Сурикова Марьяна

— Чай за заслуги твои? — я за Тинара порадовалась. — Оценил, стало быть, воина хорошего?

Наемник плечами пожал, хмыкнул и взгляд в сторону Эртена бросил.

— За заслуги, сардар? — вопросил.

— За смелость, — тот ответил, — не каждому духу хватит сардара за ногу цапнуть.

Тинар рассмеялся, а я смешалась вконец. Про ногу какого сардара говорили? Рот открыла спросить, а тут Тальраир вмешался:

— Среди эльфийских воинов нет вольных, у каждого главенствующего клана своя лютина.

— Что свое? — я больше по привычке спросила, а у самой уж ответ в голове мелькнул.

— Дружина, по-вашему, отряд, — Тальраир ответил. — Остальные кланы подчиняются верховодящим, их отряды объединяются под начальством лютин. Например, я подчинялся эсте, на вашем языке предводу, Призрачных теней, то есть моего собственного клана, но обучение проходил на соответствующем направлении академии Тау Вердин.

— Это что значит? — Тинар спросил.

— Тау Вердин — один из ведущих кланов. Если перевести дословно, получится «клан Лесной тени».

Эти названия мне были знакомы. Шеаллин как раз из этого клана происходила, которому Тальраир подчинялся, а дядя ее приходился дальним родственником одному из трех советников главы клана. Удивительно все же, что я теперь столько всего об эльфах знала, даже словам Тальраира не удивлялась и названия их непростые, эльфийские, могла без запинки проговорить.

В этот миг как раз голову подняла, чтобы про дядю эльфийского вопрос задать, да случайно взгляд диорский на себе поймала. Он не стал вид делать, что не смотрел, зато я зарделась, про вопрос забыла. А у самой вдруг в голове пронеслось, будто вспышка мелькнула, как диор меня на руках держит, крепко-крепко к себе прижимает, а в глазах пламя светится и отчаяние ярче того пламени горит. Тряхнула головой, развеялось воспоминание, а я только лоб потерла в замешательстве. Пригрезилось, что ли?

— Как ты про невесту-то доложил? — это Тинар будто мысли мои прочел.

— Как есть, так и рассказал. Главе клана мы соврать не можем. Он присутствовал на талсаре, когда меня допрашивали обо всем, что случилось. Даэн прочел мои воспоминания, а после велел привести тебя, Мира.

— Как привести?

— В качестве гостьи в эльфийское королевство. Это большая честь.

Я растерялась от новости такой, а Тальраир успокаивающе улыбнулся.

— Не волнуйся, никто не будет тебя заставлять. Это и правда приглашение, даэн лишь хочет разобраться в особенностях ритуала и во всем, что произошло потом. Ему нужны твои воспоминания, однако вреда никто не причинит. И дядя Шеаллин тоже хотел тебя увидеть.

— А ему я на что?

— Если честно, я не знаю, Мира. Только у него, кроме племянницы, нет никого, родители Шел давно погибли, во время восстания морьеров. Он ведь сам племянницу растил.

— Что за морьеры? — тут же Тинар подключился.

— Это долгая история, — ушел от темы снеговолосый, а я тоже промолчала. Была это главная причина, отчего стали эльфы налаживать связи с людскими королевствами. Но коли они привыкли обо всем умалчивать, то и я не стану тайны раскрывать, они мне без эльфийского разрешения достались.

— А точно не заманите Мирку, чтобы браком повязать? — воин Тальраира подначил, — а то счастье прямо из-под носа ускользнуло.

— Мое счастье меня избегает, — эльф ответил. Я приметила, как в глазах небесных грусть промелькнула, но сторонний человек о чувствах эльфа догадаться не мог. Рассудил бы только, что снеговолосый такой присказкой сожаление выразил.

— Эх, Мирка, — это уже воин ко мне обратился. — И куда я глядел, пока на пару до форта добирались? Такую дивчину упустил.

— Помню, ты сперва целовать хотел, а после съесть, дальше уж не ведаю.

— Так что красивую девку не поцеловать? Только ты не давалась никак. Ну а после обращения точно не до того стало, — ухмыльнулся воин, — когда излечился, то и вовсе припозднился.

И со значением так взгляд на меня кинул, а я вид сделала, что намека не поняла. Неужто наемник дерзкий приметил, какими глазами я на диора гляжу? Тут же сквозь землю провалиться захотелось, а позже вспомнилось, что после Тинаровского излечения я к королю вернулась, может, о том и речь?

— Не открыла для короля дверцу, стало быть? — будто ответил на мои мысли наемник. — Как там в пророчестве его говорится?

— Чувства взаимные расти и крепнуть должны. Вот только у короля они до сей поры всякий раз угасали.

— Потому тебя отпустил? — спросил Тальраир.

Я плечами в ответ пожала. Сердцем чувствовала, не в том причина была, но и прощальную речь властителя путникам повторять не желала, как и в собственных чувствах, столь нежданно возникших, признаваться.

— До дома недалеко осталось, Мира, — вдруг Эртен заговорил, точно почувствовал, что о нем сейчас думаю, — вот и закончились твои скитания, — и добавил непонятно, — осталось лишь о позабытом вспомнить.

Ох, небеса пресветлые! Сейчас ведь расступятся ветки, откроют глазам низину с деревушкой, в ней выстроенной. А там еще пару шагов и вот они — ворота дома родного. Матушка за ними, Басютка и дядька.

У меня от волнения душевного дрожь приключилась. Здоровы ли? Ведь больше года прошло с тех пор, как отчий дом покинула. Как теперь поживают, видеть то еще желают дочку свою и племянницу непутевую?

— Ну что ты побелела точно полотно? — воин ко мне подъехал.

— Боюсь я. А как не примут? Прогонят за то, что против воли пошла, еще и дом родной покинула?

— За мной следуйте, — вдруг диор приказал, — я разговор начну.

Ох, с какой радостью я за широкой спиной наместника укрылась. Пусть он разговор ведет, против его слова никто не пойдет. Только бы матушка не отвернулась, меня завидев.

Сердце разрывалось от страха и ожидания томительного, пока лошадка моя семенила трусцой следом за диорским конем.

Выбрались из леса, я деревню родную увидала и ладонью рот прикрыла, чтобы всхлип сдержать. До того все сжималось в душе, до того тягостно и радостно одновременно было. А потом и вовсе чуть с коня не упала. По ту сторону речки, рядом с березкой памятной застыла на пригорке фигура одинокая. Стояла за околицей, вдаль глядела, а ветер платок трепал, так и норовил с волос своровать.

Всхлип горький да громкий из груди вырвался. На пригорке меня услыхать нельзя было, больно далеко, но женщина вдруг голову поворотила, в сторону леса поглядела, а руки, платок державшие, разжались. Ветер радостно поволок свою добычу с русых волос да на плечи, а после по спине да на землю, разметал цветастую ткань в дорожной пыли. Женщина с пригорка вниз кинулась, споткнулась на полпути, упала и прокатилась к подножию. Я со страху закричала, лошадь хлестнуть хотела, чтобы со склона высокого вскачь помчаться, а повод руки мужские перехватили.

— Из седла вылетишь, шею сломаешь с перепугу, — диор жестко сказал, — пешком ступай.

Сам наземь спешился, без лишних вопросов меня с лошади снял и в спину подтолкнул. Я и пошла, все шаг ускоряя, глаз не отрывая от фигуры на земле, а когда матушка на ноги встала, да припала на правую, но выпрямилась и дальше поспешила, я сама не заметила, как на бег перешла и рванулась вперед ястребом стремительным. Побежала с пригорка, пронеслась по берегу речки, мосток перелетела и между изб, по дороге, не замечая высыпавших их домов сельчан.

Как я домчалась до матушки на одном дыхании, что даже сейчас воздуха в грудь вобрать не могла, он там не помещался воздух этот. Стиснуло грудь, когда я родное лицо, осунувшееся, вблизи увидала, глаза на пол-лица и прядей седых в волосах на полголовы больше насчитала, когда руки материнские, дрожащие, за плечи обняли, притиснули к себе, а над головой моей поникшей рыдания раздались. А я-то, дурында безмозглая, еще боялась, прогонит.

— Вернулась, Мирушка, вернулась, — сквозь слезы матушка причитала, а за ее спиной уж дядька от околицы бежал. Хотел, видать, голову оторвать за матушкины пряди седые. Да я бы и не возразила. Все упреки заслужила, когда только своей судьбой озаботилась, даже слов прощальных не сказала, одну записку начиркала напоследок.