Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр

Рейнеке выслушал, кивнул задумчиво:

— Да, зверем быть просто. Вот человеком сложнее — тут навык нужен. Бедная ты, сколько натерпелась.

— Да все хорошо уже, — улыбнулась она ему и подумала: "теперь понятно, почему он рычал и кидался, когда его в лагере лисом обозвали".

И пошла рассказывать дальше. Про то, как встретила тут, в крепости, сержантского приятеля. Юнкер дёрнул щекой ещё раз и опять улыбнулся, сказал:

— Повезло. У старого вояки даже в аду знакомые найдутся.

— А потом они тебя ... нас поймали, — закончила она рассказ, — и отец твой велел тебя обернуть. До сих пор не пойму, как это у меня получилось.

Юнкер убрал глаза в пол. Даже покраснел, как будто. Налился лиловым шрам на лице.

"Гноиться бы только не начал", — подумала Анна и осторожно сказала:

— Перекинулся бы ты. Сейчас. А то на шрам смотреть страшно.

— Не могу, — пожав плечами, ответил ей Рейнеке. Просто, как будто не о себе, — сейчас не могу. Понимаешь — ключ нужен. Что-то... Или кто-то, кто помнит твой иной облик. Как у тебя с этим Холле получилось — клок шерсти там... А у меня все забрали при аресте. До лагеря теперь, надеюсь, мои вещи ещё не пропали.

— Нет, так не пойдёт. До лагеря долго, загноится, точно. И потом... — тут в голову Анне пришла мысль. Такая, что щеки огнём вспыхнули, — а как же мне удалось тебя обернуть тогда? Ключа-то не было?

Вот теперь Рейнеке точно покраснел.

— Скотина, — выдохнула Анна разом, чувствуя, как вспыхивают алым щеки. Не просто так были Мюльбергские сны. Обозвала скотиной в третий раз, легко, больше в шутку стукнула по загривку. И почувствовала в ладонях знакомый укол — тысячью острых иголок враз по подушечкам пальцев. Вздрогнула, зажмурилась, но руку не убрала.

— Ой, — серый лохматый зверь краснеть не мог, но вид у него был куда более виноватый.

— Ой, — растерянно повторила она, изумлённо хлопнув глазами, — как же так?

Зверь встряхнулся, встал на лапы, подошёл и ткнулся Анне серой, с пятнами, лохматой головой в руки. Наклонил голову, посмотрел в глаза, кротко, так, что Анна забыла про злость, умилилась и почесала за ушами.

— Скотина ты, серый. Но красивая. И что мне теперь делать с тобой?

Анна выдохнула. Встряхнулась, подумала ещё раз. Сама тоже хороша, могла его из койки и выселить. Но забыла, точнее — чего себе врать — сделала вид. Ладно, все могло быть и хуже.

"Гораздо хуже", — подумала она, протянула руку, игриво взъерошила на загривке шелковистую шерсть.

— Нет уж, ты, конечно, красивый, но давай обратно, — прошептала она. И опять, по пальцам — знакомая дрожь. Россыпь уколов. Заслезились, сморгнули глаза, будто в них пушинка попала. Открылись, когда рассерженный голос Рейнеке ударил в уши:

— Может, всё-таки уйдём отсюда?

Анна открыла глаза. Теперь на неё смотрел человек. Под ладонью — колючий ежик волос. И шрама больше нет, как не было.

— Слава богу, — подумала Анна. И покраснела — невольно вспомнились Магдины шутки насчёт "повезло тебе, подруга". Да уж. Щёлкнула пряжка ремня. Юнкер встряхнулся — рассержено, на собачий манер, и спросил:

— Так как выбираться будем?

— Ой, — вопрос вернул девушку на землю. А не подумала про это она, собираясь. Настолько была уверена, что не получится. А теперь... Но юнкер уже думал сам — вслух.

— Через стену не пройдём, во-первых, сторожат, во-вторых — круто, ноги поломаем, в-третьих — в лесу кроаты нас с тобой поймают вмиг. На это они мастера, — тут юнкер зло дёрнул щекой, будто у него болели зубы...

— Ворота, — вообще-то Анна хотела сказать, что "через ворота не пройдём тем более". Но юнкер просиял и поцеловал её в щеку.

— Умница. Остаются ворота. Значит, идём через них, — тут Рейнеке на секунду задумался, оглядел Анну. Чуть прищурившись, изучая. Потом, одним жестом накинул ей на плечи алый кроатский плащ. Сделал шаг назад, улыбнулся:

— Их милость, баронесса Анна фон Ринген имеют каприз прокатиться в санях по ночному лесу. Надеюсь, отец, с его характером, загонял слуг так, что ещё одна господская причуда никого не удивит.

— Сам ты милость, — огрызнулась Анна. Невольно. Но больше порядка для. На эти большие, черные и честные глаза сложно было долго злиться. Вместо этого Анна кивнула юнкеру на его сапоги:

— А ты тогда кто? — действительно, сейчас, без трофейного плаща Рейнеке был похож то ли на беглого — кем и был — то ли на пугало огородное.

— Ты всерьёз полагаешь, что рядом с тобой меня кто-то заметит?

Комплимент был столь неожиданен, сколь и нелеп. Но произнесён был искренне, так, что Анна всерьёз улыбнулась. И толкнула входную дверь.

— Ой, — испуганно проговорила она. План юнкера провалился в самом начале. Дверь заперта. Точно, толстая Доротея все боялась воров и таскала все ключи у себя, ближе к телу.

— Ой, и что же теперь, — начала было Анна. Закончить не успела. Затрещали доски, прозвенели, выворачиваясь из гнёзд, кованые болты. Дверь распахнулась в одну сторону. В другую, прозвенев железом по камню упал замок. Рейнеке — юнкер придержал створку, галантно поклонился и сказал:

— Прошу Вас, — вежливо, да так, что Анна на миг почувствовала себя и впрямь "их милостью"

***

И они пошли. Служебными, продуваемыми всеми сквозняками коридорами, по лестницам — вверх, потом вниз. Замок был пуст, клубилась тьма под сводчатыми потолками. Редкие пятна света — солдаты на постах. Их проходили под руку, медленно. На первом Рейнеке пытался рассказать анекдот, запутался в словах, сбился с шага. Караульный недоверчиво скосился на них. Анна поняла, что к чему, погладила Рейнеке по руке, засмеялась. Караульный зевнул, проводил их ленивым взглядом — не спится, де, господам — и отвернулся. Они прошли. Потом второй пост и третий. Поворот, ещё один. Тихо вокруг, сквозняк гоняет углам пыль и мусор. Свернули за угол. Рейнеке оглянулся и шёпотом спросил Анну: "Куда дальше?"

Анна обругала себя раззявой — юнкер-то внутри в первый раз — и попыталась сориентироваться. Они где-то в господском крыле, коридор вокруг — широкий и чистый. Тихо вокруг, только откуда-то издалека — пьяная песня. Господин барон горе заливает, небось. Рейнеке дёрнул лицом — коротко, будто у него болели зубы. Анна выглянула в окно. Где они — не поймёшь, тьма на дворе непроглядная. И стены вокруг — одинаковый, белёный камень. Показала рукой налево — туда, мол. Рейнеке кивнул, будто так и надо. За поворотом — тёмная, неподвижная фигура. Анна вздрогнула, Рейнеке, зарычав на ходу, шагнул вперёд, отодвинув Анну за спину. Но это была лишь статуя — пустые доспехи рыцаря старых времён. На кирасе плясал луч жёлтого света, мерцал на полировке лат, отражаясь тьмой на звездчатой, неровной дыре напротив сердца.

— Откуда, — Анна проследила глазами, откуда шёл луч. Скрипнула дверь. Луч расширился, лёг жёлтым полотном Анне под ноги. Та замерла. Навстречу — фигура, тёмный, мерцающий в свете фонаря за спиной силуэт. Анна сделала осторожный шаг назад, поймала рукой ладонь Рейнеке. Фигура обернулась на них, свет сместился — Анна узнала её. Фрау Холле. Высокая, луч света пляшет в волосах золотым ореолом. Заплаканное лицо.

— Сейчас она даже похожа на человека, — невольно подумала Анна, отступая в тень. Нога запнулась, шаркнула по камням. Фрау повернулась к ней. Медленно. Анна мигнула — жёлтый луч скользнул по глазам.

— Ах, да. Я велела тебе прийти. Но ты опоздала, — начала говорить фрау, смотря Анне в глаза. Равнодушно, невидяще. Потом, вдруг, глаза её расширились. Вспыхнули краской щеки, сузились глаза. Пробежали чувства — волной, корёжа тонкие черты. Узнавание. Удивление. Детское такое, искреннее. И бешеная, звериная ярость. Фрау узнала плащ на Анниных плечах. Ярко-алый плащ кроатского майора.

— Ты, — прошипела она, раздувая ноздри. Как змея — балахон, — мой сын...

Фрау шагнула вперёд. Рыжая молния сверкнула у неё под ногам. Оскалила пасть в лицо Анне. Жёлтый огонь пробежал по алому языку и ряду мелких, острых зубов. Знакомая длинная морда. Майор Холле во всей своей лисьей красе.