Доктор Смерть - Дьякова Виктория Борисовна

Это был Бруннер. Маренн взглянула на Скорцени — ловушка? Он молча приподнял бровь, как бы говоря: «Я тебя предупреждал».

Маренн повернулась. Бруннер стоял на пороге. Все такой же чистенький, опрятный, представительный, в идеально сидящем светло-сером костюме. Он картинно склонил голову и криво усмехался, с явно заметной издевкой. Маренн стало не по себе.

— Что тебе нужно, Дитрих? — спросил Скорцени с раздражением. — Мы не договаривались о встрече сегодня.

— Срочная необходимость.

— Тогда подожди меня наверху.

— Слушаюсь, — Бруннер понимающе закивал и неторопливо поднялся по лестнице, все так же неприятно улыбаясь.

— Немедленно возвращайся в гостиницу, — Скорцени подошел к Маренн. — Тебя отвезет мой шофер. И запомни, здесь не Париж, здесь нельзя сесть в такси, не задумываясь, кто шофер и куда он тебя везет, во всяком случае, у такого места, как кафе «Сладкая роза». Я был бы спокоен, если бы сегодня же ты вылетела назад, во Францию. Ты можешь сделать мне такое одолжение? И, пожалуйста, не думай о Марте. Забудь. Я прошу тебя, забудь, — он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я постараюсь…

Едва она вошла в номер гостиницы, зазвонил телефон. Маренн сняла трубку.

— Я бы наказал тебя как следует, — услышала она голос Мюллера, — да дотянуться не могу. Я же сказал, никакой самодеятельности.

— Но я…

— Не надо тратить время на оправдания, госпожа Ривас. В аэропорту вам заказан билет на Париж. Сейчас же уезжай…

— Но как же…

— Я полагаю, ты никогда не сомневалась, что я знаю, что говорю, а уж тем более, знаю, что делаю. С тех пор ничего не изменилось. Я дам тебе знать.

Из трубки понеслись короткие гудки. Маренн положила трубку на рычаг. Собиралась она недолго. Такси ей подали — она даже не вызывала и не стала спрашивать, кто его вызвал — и так было понятно. Билет действительно был заказан. На регистрации какой-то смазливый служащий, — молодой латиноамериканец, — прищелкнул языком, провожая ее долгим, блестящим взглядом темных, южных глаз.

— Сеньора красива, как итальянская мадонна, — донеслось до нее.

Она обернулась, улыбнулась, но промолчала.

Воздушный лайнер за десять часов домчал ее до аэропорта Орли в Париже. После приземления пассажиры стали покидать самолет. Взглянув в салон первого класса, стюардесса с удивлением увидела, что в кресле все еще сидит одна дама. Опустив голову в задумчивости, она словно не замечает, что все давно уже покинули самолет. Она так и просидела весь полет, не снимая манто, одна на трех креслах, никто не посмел подсесть к ней. Ничего не ела, не пила. Стюардесса подошла к даме, чтобы напомнить, что самолет уже прибыл в пункт назначения, пора выходить.

— Мадам, извините, мадам…

Дама взглянула на нее печальными зелеными глазами. Она была еще молода, очень хороша собой, в лице и манерах чувствовалось благородство.

— Да, да, я знаю, простите, — встрепенулась она, виновато улыбнувшись.

Потом встала с кресла и направилась к выходу. Выйдя за ней на трап, стюардесса видела, как на летное поле выехала черная машина — даму встречали, шофер давно уже получил ее багаж. Она села в автомобиль и уехала.

Вот и снова Версаль. Спустя почти одиннадцать часов после вылета из Буэнос-Айреса она снова оказалась дома. Едва она вошла, ее встретили Женевьева и Джилл. Джилл держала за руку Клауса. Рядом с ним сидел Айстофель.

— Мама, фрау Ильзе сказала, что Клаус теперь будет жить с нами. Она выходит замуж, — сообщила Джилл. — Вот так.

— Она приезжала? — у Маренн не было сил даже на удивление, она спросила почти равнодушно. — Когда?

— Вчера.

В последний раз, когда они виделись в Турине, после похорон Вальтера, Маренн несколько раз повторила Ильзе, что она всегда готова оказать ей и Клаусу любую помощь, но предупредила, что появляться в Париже без предварительной договоренности может быть весьма опасно для них обоих. Надо соблюдать предосторожности. Но либо Ильзе, охваченная страхом перед будущим, вообще не слышала толком, о чем она ей говорила, либо решила действовать так, как всегда — если ей надо, значит, надо, и ничто больше не принимается в расчет. Она не удосужилась прислать телеграмму, чтобы предупредить о приезде, не затруднила себя даже позвонить. И была наказана за свою небрежность. Поскольку Маренн отсутствовала, разговаривать с бывшей супругой своего бывшего шефа пришлось Джилл. А та относилась к Ильзе очень холодно. Это понятно, она всегда всецело была на стороне Вальтера и считала, что Ильзе внесла немалый вклад в то, что болезнь так быстро свела его в могилу. Узнав от Женевьевы, кто ее спрашивает, Джилл сначала вообще распорядилась сказать, что Маренн нет дома и пусть фрау заедет как-нибудь в другой раз. Но потом она подумала, что Ильзе может проявить настойчивость, будет приезжать каждый день — привлекать лишнее внимание было совершенно не нужно. Она приняла Ильзе.

— Вы подвергаете опасности и себя и мою мать, — высказала она Ильзе прямо на пороге. — Насколько мне известно, между вами были другие договоренности.

Ильзе недовольно дернула бровью. В прежние времена она бы и внимания не обратила на эту мышку, пусть даже и со смазливой внешностью — мало ли их сидело в бюро у Вальтера и строчило на печатной машинке рапорты. Пусть даже эта пользовалась его особым доверием — тем более. А с какой стати, собственно? Секретарша — и есть секретарша. Себя фрау Ильзе считала настоящей дамой, а это кто — прислуга, пусть даже на государственном обеспечении. Но теперь «прислуга» жила во дворце и, скорее всего, после смерти матери должна была унаследовать приличное состояние — с этим приходилось считаться. К тому же она сама явилась к ней в дом с просьбой. Так что хочешь — не хочешь, а нужно соответствовать требованиям и отвечать на вопросы, даже терпеть упреки.

— Вы знаете, фрейляйн, я совсем забыла, — Ильзе виновато улыбнулась. — Однако меня извиняет то, что у меня действительно важное дело.

— Входите, — даже не утруждая себя тем, чтобы изобразить любезность, Джилл впустила Ильзе в дом.

Она не стала угощать Ильзе ужином, даже не предложила кофе, как сделала бы Маренн. Просто проводила в гостиную и, указав на кресло, сказала сухо:

— Присаживайтесь. Я слушаю вас. Мама приедет через несколько дней. Я все передам ей.

— А где она? — Ильзе не могла справиться с любопытством.

— Я не знаю, — Джилл пожала плечами, — она занята работой. Я же попросила бы вас излагать мне свое дело побыстрее. Так как я тоже устала сегодня в министерстве, а завтра мне рано вставать на службу.

— Вы работаете? — Ильзе изумилась.

— Да, в секретариате МИДа, а что? Почему вас это удивляет? — Джилл села в кресло напротив.

— Я вижу, вы носите траур, — Джилл была одета в черное, — у вас что-то случилось? — осторожно осведомилась Ильза.

— Случилось у вас, насколько я понимаю, — Джилл ответила резко. — А я ношу траур по человеку, который много для меня сделал, по вашему бывшему мужу. И еще по тому человеку, который погиб несколько лет назад, который был мне близок. А вы, фрау Ильзе, я вижу, траура не носите. Конечно, он вам не к лицу.

— Мы с Вальтером давно состоим в разводе, — Ильзе заметно смутилась и покраснела.

— Так что вам нужно? — спросила Джилл, закуривая сигарету. — Я слушаю.

Разговаривать с Джилл было непросто, куда труднее, чем с самой Маренн, но отступать поздно.

— Понимаете ли, фрейляйн, — Ильзе начала острожно, но в голосе слышался скрытый вызов. — Моя личная жизнь до сих пор складывалась неудачно. Вы лучше, чем кто-нибудь, знаете это, — она сделала паузу, выразительно взглянув на Джилл.

— И что? — Джилл равнодушно пожала плечами, стряхнула пепел в пепельницу — ей не понравилось такое вступление.

Наверное, Ильза ожидала, что Джилл каким-то образом поддержит ее, выразит сочувствие, но ничего не дождавшись толком, продолжила:

— Выходя замуж, я много ждала от брака. Но он не принес мне ничего, кроме болезненных разочарований. Я много страдала, вы знаете это, — снова подчеркнула она. — Я считаю, что заслужила право хотя бы немного пожить счастливо.