Страж неприступных гор - Крес Феликс В.

Один из шаров неожиданно сменил направление полета и едва не задел своего создателя. Ударившись рядом о стену, шар проломил ее и плавно покатился по полу, но посланник лишился опоры за спиной. Проявляя непостижимую живучесть, он начал подниматься, но Китар уже стоял на ногах, держа кусок сломанной балки, отвалившейся от потолка, — если бы не ярость, ожесточенность и самый обычный страх, еще вопрос, сумел ли бы он вообще ее поднять. Развернувшись кругом, он с криком ударил противника и выпустил из рук балку, которую удержать уже был не в состоянии. Он не причинил врагу никакого вреда, не поломал кости, однако посланник отлетел в сторону; он едва не провалился в дыру в полу, но его остановила крышка опрокинутого стола, вокруг которого горели документы, упавшие в лужу масла из светильников, и лишь по воле судьбы Китар смог победить в этой невероятной схватке. Чем бы ни была на самом деле «каменная шкура», в которую облекся математик Шерни, при соприкосновении с огнем она тотчас же вспыхнула.

Неизвестно, знал ли вообще обладатель этой непробиваемой брони, насколько она горюча; в мгновение ока превратившись в красно-голубой шар — ибо охватившее его пламя имело голубой оттенок, — он метался по комнате, воя от боли. Столь же громко вопил Китар, пятясь к двери, а затем дожидаясь возле нее уцелевших подчиненных. В других комнатах, разрушенных каменными шарами, валились потолки, распадались стены — там уже некого было спасать. Двое матросов выскочили из комнаты и скорее скатились, чем сбежали вниз по перекосившейся лестнице. Китар, тяжело дыша, еще долго смотрел на умирающего врага. Поджаривавшийся живьем в своей «броне» посланник, видимо, от нее избавился, поскольку пламя погасло, сменившись дымом, несущим отвратительный смрад горелого мяса.

С потолка свалилась очередная балка, и капитан «Колыбели» мог бы поклясться, что услышал хруст ломающихся ребер, когда она ударилась о черное, частично обуглившееся тело пытающегося куда-то ползти человека. Потолок начал валиться по-настоящему; выбежав из комнаты, Китар приземлился внизу вместе с лестницей, оторвавшейся от расшатанной стены. Он ушибся, но, к счастью, ничего себе не сломал. Не собираясь больше дожидаться, он заорал на моряков и побежал, оставив позади рушащийся дом, над руинами которого клубились дым и пыль. У разбитой стены лежал большой каменный шар. Темная улица просыпалась, моргая светом в окнах, хлопая ставнями. Слышались крики жильцов, тонущие в грохоте рассыпающегося в прах дома.

Утром на месте необычного события крутилось несколько солдат, какие-то неприметные люди — наверняка урядники трибунала, — а вокруг стояло множество зевак. Одни отходили, но на их месте появлялись другие, ибо известие об удивительном обрушении каменного дома — не бочка же с порохом в нем взорвалась? — в мгновение ока обошло весь город. Все разглядывали зарывшиеся в обломки большие шары из серого камня, показывая их друг другу и строя предположения о том, откуда они взялись. Какой-то мужчина, которого расспрашивали солдаты, утирал нос и влажные глаза рукавом — Китар догадался, что это второй сын хозяина дома, не тот, которого он знал. Рядом рыдал полураздетый человек — возможно, единственный жилец, которому удалось спастись. Из частично сгоревших руин извлекали тела.

Капитан «Колыбели» стоял в толпе зевак и ждал. Он мало чем рисковал — даже если бы каким-то чудом кто-то узнал в нем человека, стучавшего ночью в закрытое окно, ему бы ничего не сделали. В Таланте, военном порту, название которого каждый пират произносил с ненавистью, было сейчас безопасно, как дома. Вечная империя пала столь низко и настолько нуждалась в пиратских кораблях, что никто не мог чувствовать себя здесь в большей безопасности, чем капитан корабля под черным флагом. Он показал бы пальцем на свою «Колыбель», и урядник трибунала повернулся бы к нему спиной, бормоча что-то под нос — извинения или ругательства. Морякам с «Колыбели», вероятно, нужно было начать методично жечь город дом за домом, чтобы имперские вояки взялись за дело. Разрушенный дом, принадлежавший ничем не примечательному человеку, волновал имперских не больше, чем зарезанный в полночь в порту неизвестно чей слуга.

Вероятно, он ждал прибытия какого-то корабля.

Из руин извлекли изуродованный обгоревший труп старика с седыми волосами. Потом начали выносить тела моряков, что их стоявшему в толпе капитану пришлось весьма не по вкусу. Он смотрел на своих парней и по-настоящему искренне сожалел, что не может им устроить достойные морские похороны, что входило в непреложные обязанности капитана.

Нашли еще несколько тел, среди них хозяев дома — остальные два принадлежали, видимо, нанимателям комнат, жившим над посланниками.

Китар ждал, ждал — и не дождался.

Ночью комната была объята пламенем. Возможно, умирающий посланник сгорел почти дотла, а то, что осталось, засыпало обломками. Наверняка именно так и было. Но Китар любил верить только собственным глазам. Седоволосый старик, несомненно, являлся одним из ученых — так что у Ридареты осталось на одного врага меньше. Но второй…

Шернь — Шернью, Полосы — Полосами… Китару не хотелось верить, что посланник — порубленный, обожженный, раздавленный целыми этажами обрушившегося дома — все же остался жив. Тем не менее трупа он не видел, зато был до этого свидетелем того, как на теле врага заживали раны. Смертельные раны. Он мог с чистой совестью сказать: «Похоже, мы его убили».

Но что-то ему подсказывало, что нет.

2

Посланница, крича, проснулась. Лечивший поломанные ребра Готах все еще нуждался в опеке — тем временем ему самому пришлось заботиться о потрясенной, день ото дня теряющей силы жене, которую висящая над миром мощь превратила в свою живую игрушку.

Кеса предала своего агарского союзника, которому была обязана спасением мужа. Повинуясь приказу пиратского князя, она сбежала, забрав Готаха с проклятого корабля, но не вернулась на Агары, хотя Раладан, судя по всему, ожидал от нее именно этого. Она обещала ему все объяснить, сказала: «Я позабочусь о твоей дочери, закончу эту нелепую войну» — и сбежала, унеся раненого, чудом обретенного вновь мужа как можно дальше… В безопасное место. Домой. В прекрасный тихий дом в Дартане. Сюда не доходил соленый морской бриз, не было ни проклятых женщин-Рубинов, ни морских разбойников, ни носящих грозные имена парусников…

Но и покоя, увы, тоже не было.

По дартанскому обычаю, супружеская пара посланников занимала две расположенные рядом спальни. Поднявшись с постели. Готах заковылял к двери, открыл ее и оказался в спальне Кесы. Разбуженная криком больной госпожи служанка, постоянно присутствовавшая у ее изголовья, протягивала ей наполненную водой кружку. Дрожащими руками посланница поднесла ее ко рту, пролив немного воды на подушку.

— Иди, — сказал Готах невольнице. — Вернешься, когда я выйду.

Девушка послушно удалилась.

Морщась от боли, посланник осторожно сел на край постели. В полумраке — горели только две свечи — виднелось бледное лицо и лихорадочно блестящие глаза Кесы. Судьба ее не пощадила. Она сражалась с Полосами Шерни, которые постоянно возвращались, пытаясь сделать ее богиней, боролась с сомнениями и к тому же еще была попросту больна. Простужена.

— Как долго это будет продолжаться? — спросил Готах. — Что мне сделать, скажи? Я так хочу тебе помочь… и не могу.

— Я… пытаюсь… — полусонно пробормотала она; лихорадка мешала собраться с мыслями.

Однако она уже приходила в себя. Кеса была по-настоящему сильна, и ей всегда удавалось в конце концов сосредоточиться, осознать смысл и значение слов мужа. Неправда, что он не помогал. Одна, лишенная поддержки, она не могла себя ни к чему принудить, лишь ставя новые стены, преграды… защищаясь от проклятия всемогущества.

— Поговорим, — попросила она в неизвестно какой за минувшие несколько дней раз. — Когда разговариваешь… легче думать.

Однако они молчали, поскольку им нечего было сказать. Они уже давно все друг другу объяснили. Двоим посланникам для взаимопонимания не требовалось много слов.