Память гарпии (СИ) - Таргулян Ксения Оганесовна

— Надеюсь, ты будешь кричать, — сказал он, и всё внутри Риты сжалось.

В два широких шага он оказался в метре от нее.

— Ну и юркая ты шлюха. Ушла от фантомов, значит.

— От фантомов?.. Так это был ты! Это ты сказал им?..

Орфин холодно рассмеялся и выпучил черные глаза, передразнивая ее изумленное выражение лица.

— Ну, а кто еще. Что, больно, когда тебя предают?

Он прищурил основные глаза, но остальные обволакивали Риту ненавидящим взглядом.

— Должен признать, ты ловко выкрутилась… настоящая скользкая тварь, — он пару раз хлопнул в ладоши. — Не ожидал такого проявления интеллекта. Хотя, что это я… опять наступаю на те же грабли и пытаюсь увидеть в тебе хоть что-то стоящее. Очевидно, тебе просто повезло.

— Шаг в сторону, Орфей, — ласково приказала Асфодель. — Ты стоишь на пути.

На миг, один коварный миг, в Рите затеплилась надежда. Что, если он намеренно так встал? Что, если всё это лишь спектакль? Хитроумный способ вытащить ее из очередной передряги, в которую она впуталась. Черный взгляд и ледяной голос Орфина говорили об обратном. Но он ведь отличный актер и притворщик. Это было бы настолько в его духе.

От надежды и страха саднило в груди.

Одним уголком губ Орфин ухмыльнулся, словно прочтя ее мысли, подождал пару секунд и лишь потом сделал шаг в сторону.

— Орфин, я вспомнила всё, как ты и хотел! — воскликнула она сквозь наворачивающиеся слезы.

— О, правда? — сказал он с дурашливой интонацией. — Вот так ирония, да? Мы оба получили всё, что хотели. Ты освободилась от Асфодели. Я вернул тебе память. Вот так счастливый финал.

— Я Рита! Я больше не Тис!

— Да мне уже плевать.

Зерно оторвалось от пальцев Асфодели и по дуге полетело в сторону Риты. Она дернулась, вкладывая шквал мнемы и памяти в этот рывок. Но Минос всё равно удержал ее, и семя впилось ей в бедро.

Минос ослабил хватку, и Рита вырвалась. Она бросила бежать по чаще, подгоняемая короткими злыми смешками, которые сыпались на нее из каждой коряги.

Но долго это не продлилось.

Ее ноги костенели и размякали одновременно, обращаясь в неуправляемую массу. Пока наконец она не упала.

Шаги за спиной стали громче. Он преследовал ее — подошел вплотную, опустился рядом.

— …Это не ты! Ты не такой! Я знаю, что ты там, внутри, слышишь меня!..

Он рассмеялся.

— Рита, солнышко. Это так не работает. Ты, правда, думаешь, что после всего я должен был остаться тем милым наивным дебилом, который бегал за тобой, как щенок? Обалденно удобная позиция, я понимаю. Но, знаешь, когда ты пытаешь людей, люди ломаются.

— И ты сломался?.. — спросила она едва живыми губами, прежде чем их тоже затянуло в коряжистое небытие.

— Нет. Я… пришел в гармонию с окружающим миром. Адаптировался.

Рита хотела зажмуриться, не в силах видеть его таким. Хотела закричать. Но не могла пошевелить даже веками. Орфин усмехнулся. В восьми глазах стояло жестокое торжество.

— Как же иронично всё вышло, а? Хм, — поигрывая пальцами, он протянул к ней руку — туда, где прежде располагался центр груди. — Значит, ты вспомнила наши жизни. А я как раз забыл, — он провел языком по зубам. — Пожалуй, — прошелестел он, — я загляну в твои воспоминания.

Он прижал ладонь к ее искаженной груди и закрыл глаза, а затем с влажным звуком погрузил пальцы внутрь плоти. Его присутствие грубо прорвало оболочку ее мыслей и клином вошло в самые недра памяти.

Глава 29. Немезида

«Нечестивому и сон не в радость »

Как же он хотел тогда, после перерождения, не думать и не чувствовать. Как сокрушался, что игла Асфодели не прикончила его.

Но нет, с тех пор он беспрерывно чувствовал чужеродную волю, как гвоздь, вбитый в центр сознания. Исполнял простые команды, потому что не видел смысла бороться. А когда она молчала, просто замирал и оседал в каком-нибудь углу Чертогов. Но Асфодель теребила его вопросами.

«Почему ты опять сидишь? — звучал в голове ее голос, как зуд. — Что за кислая мина, Орфей? Без моей помощи ты бы уже канул».

Да, как и прочим фамильярам, Асфодель дала ему мифическое имя. Орфей… Герой-певец, бросивший возлюбленную в краю мира мертвых. Какая жестокая насмешка.

Игнорируя колкие вопросы садовницы, Орфин упорно молчал. В самом деле, не много ли она просит от марионетки — еще и общаться? Он ждал с упрямым безразличием, что она пустит в ход более жесткие методы. Станет обращаться с ним так же, как с гарпией. Но Асфодель поступила мудрее и делегировала задачу. Из полузабытья Орфина вырвал голос извне — механический, лишенный эмоций. В нескольких метрах от него неподвижно стоял Никтос.

— Хозяйка велела поговорить с тобой, зрячий. Что за плач? Мы все здесь в одной лодке. Думаешь, ты особенный?

Орфин подивился такой разговорчивости. Склонив голову, он обдумал слова ловчего.

— Как ты живешь так? — спросил он тихо. — Как… как вы все с этим смирились? С рабством, с ее голосом… и присутствием.

Призрак в маске долго молчал, прежде чем ответить.

— Как смиряешься с любой потерей. Калеки и вдовы ведь прекращают рыдать. Ты нужен ей сильным и верным слугой, зрячий, и она щедро платит. Прими эту сделку. Покажи благодарность.

— Щедро платит? Ты про вечность в рабстве?

— Про глубину таланта. Лучше выясни, на что ты теперь способен.

С этим, сверкнув зеркальной чешуей, Никтос отступил в сень кровавых коридоров и исчез.

«Покажи благодарность»… Что ж, пожалуй, он прав. Не стоит лишний раз злить хозяйку и выказывать недовольство. Проку в этом всё равно никакого. Лучше изображать признательность и покорность, ведь это самый простой путь, а он так устал бороться. Больше не видел, за что.

Потому он пересилил себя, стал разговаривать с ней и обращаться на «ты», как прочие фамильяры. Ей нравилась эта иллюзия семьи. Будто скованные души становятся ее детьми, а не рабами.

По старой памяти он искал утешения в Бытом, но видел всюду лишь заросли, лишний раз напоминавшие, что из этих пут не вырваться. Вокруг одного из оазисов роилась туча алых мошек. За завесой там оказался чулан с голой лампой, весь увитый цветущим плющом. На полу валялся матрац и бумажная посуда, а терпко-сладкий дух пыльцы смешивался с застоявшимся запахом пота и объедков. Несколько минут Орфин простоял там, прислушиваясь к ощущениям. Похоже, Асфодель держала в плену и живых? Что ж, плевать. Забавно, но не то чтоб удивительно.

— Кто здесь был? — мысленно спросил он Асфодель. В те первые дни она почти беспрерывно маячила на фоне его мыслей.

— Та, кто меня обманула. Теперь познала дурман трав на себе. Три дня и три ночи здесь сравняли ее с жертвами. Ты доволен такой справедливостью?

Он пожал плечами.

— А теперь с ней что?

— Вернулась в город. Зря требует товар.

К сожалению, Орфин едва помнил, о ком речь. Проблеск злорадства колыхнулся в душе и поник, слишком слабый, чтоб прогнать тоску. Однако он напомнил о другой злости и другой мести, которая еще не свершилась. Образ гарпии встал перед мысленным взором, и в висках заныло от гнева.

— Почему я помню себя? — спросил он хмуро. — Разве не должен был всё забыть?

— Вовсе нет. Чтоб приколоть тень иглой, мне достаточно пары отголосков Бытого. Память о Пурге ни к чему.

— Но у других ты стерла ее подчистую.

— Нет. Они забыли всё сами, со временем. Да и с чего бы мне забирать всю память? — добавила она удивленно. — Вы, тени, так ее цените. Было бы неправильно лишать вас остатков.

Асфодель тепло улыбнулась, и Орфин в который раз поразился тому, насколько у нее отсутствует эмпатия. Если она действительно желала фамильярам блага, то было бы куда гуманней вычистить все воспоминания и лепить своего раба из новой личности, а не помещать в эти обстоятельства человека с прошлым, с ценностями, со шрамами… Говорить этого, он, конечно, не стал.

Садовница готовила Чертоги к ритуалу, направляя потоки алой пыльцы к разным древам, тем самым заставляя их переползать на новое место. Она расчистила от зарослей неработающий колодец в центре и создала вокруг подобие парка со стройно высаженными деревцами. Кроме того она снова и снова объясняла Орфину, что именно он, как связной, должен будет сделать. Выглядела при этом невыносимо воодушевленной, прямо сияла.