Морские короли. Дороги судеб (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

Она служила за теплое местечко радостно, истово и искренне. Просто из ненависти к Карнавонам.

Удалось прыгнуть к хозяину в постель?

Замечательно!

Приказали следить за Алаис и доносить - с радостным визгом побежим, виляя хвостиком.

Вот и... довилялась.

Тело обнаружили в спальне герцогини, а кто уж там был? Неясно.

Пока по столице ползли сплетни о том, что Таламир убил последнюю из рода Карнавон. И теперь надо ждать ураганов, смерчей, неурожая... Кто распространял слухи - было неясно, но завистников у мужчины наверняка хватало.

Алаис этому была только рада.

Чем хуже Таламиру, тем лучше ей. Попади он в опалу, женщина бы вообще от радости до потолка прыгала. Особенно если его в наказание в Карнавон отошлют! А если и прибили бы по дороге - радости Алаис вообще предела бы не было.

Но не стоит мечтать о невозможном. Начнем с простого.

Заработать немного денег и найти корабль, который отвезет Алаис на остров Маритани.

***

Мечта Алаис сбылась на пятый день.

Маританцев она узнала сразу. Нельзя сказать, что вошедшие в трактир мужчины были похожи между собой. Один - высокий и светловолосый, второй - низенький и полноватый, третий - типичный боцман, как она их себе представляла, четвертый скорее всего юнга. Но...

Все четверо были одеты в простые белые рубахи и черные широкие штаны, на каждом был широкий синий пояс с подвешенным к нему коротким кривым кинжалом. Но главное...

Главное Алаис поняла, пробегая взглядом по лицам мужчин.

У них у всех были одинаковые глаза. Разных оттенков синего, но в то же время... как море.

Оно ведь всегда одно и везде - разное. Оттенок моря на мелководье и в глубине,, пронизанный солнццем и отягощенный нависшими тучами, цвет течения и прибоя, окраска подводных камней и песчаного дня...

Это все море.

Одно одно, оно ласково окутывает плечи мира синим шелком, но какое же оно разное...

У юнги глаза были бледно-голубые, у боцмана иссиня-сизые, но море плескалось и пело в них совершенно одинаково. И полетела, сверкая в воздухе, золотая монетка.

- Говорят, тут певец хороший появился? А спой нам о море, мальчик?

Говорил только полноватый, остальные молчали. Алаис подумала минуту, и пальцы уверенно легли на струны.

- Прощайте, скалистые горы...

Песня на стихи Букина пришлась ко двору. Только 'Рыбачий' Алаис поменяла на 'наш остров'. За этой песней последовала вторая - уже Юрия Антонова.

- Море, море - мир бездонный...

И видя, что мужчины задумались о чем-то своем, ударила по струнам в любимой, залихватской, почти народной...

- Шаланды, полные кефали...

Песни пришлось повторять еще по нескольку раз. И любимую 'про пиво'. И про любовь, и...

Когда у Алаис уже руки устали играть, она устало отставила гаролу в угол и припала к кружке с горячим молоком, заботливо принесенной хозяином. В трактире опять оживились, заговорили, спеша урвать момент. Потом-то говорить не захочется, только слушать. А маританцы, все это время внимательно слушавшие песни, переглянулись, и светловолосый махнул руукой, подзывая Алаис.

- Присядь с нами, певец?

Алаис подумала и согласилась. Уселась за стол, осушила одним глотком остаток молока, улыбнулась.

- Отработал я вашу монету, господа?

- С лихвой отработал, - усмехнулся светловолосый. - Хорошие у тебя песни.

- Не мои. Батины.

- А он...

- Нет его.

И Алаис не лгала. Многих из авторов уже давно нет в живых. А песни остались, они живут, проходят сквозь века, они сами, как море.

- У него ты остался.

Алаис пожала плечами.

- Я остался. А у меня никого не осталось.

- А песни? - вступил юнга.

Алаис пожала плечами еще раз.

- Это не они у меня, а я у них.

Светловолосый хлопнул ее по плечу.

- Понимаешь... меня Карн зовут. Карн Роал.

- Дорт Ларин, - представился 'боцман'.

- Шен Реваль, - толстяк.

- Тин Тавель, - юнга.

- Алекс Тан, - без зазрения совести представилась Алаис. А что? Легко запомнить, и отозваться несложно. Хоть на Алекса, хоть на Тана. То есть - Таню.

- А батя твой?

- Наполеон Бонапарт, - Алаис озорно улыбнулась. - Думаю, род он сам себе выбрал, так-то попроще прозывался. Но нам, певцам, без красивого имени нельзя.

- А что ж ты Наполеоном не прозвался? - мужчины не насмешничали, просто поддерживали разговор. Алаис развела руками.

- Рано мне еще. Я пока м аленький, глупенький...

- Зато поешь хорошо...

- Говорят, на Маритани тоже песни красивые?

- Совсем другие, - ответил после нескольких секунд размышления Реваль. - Мы поем о том, что было. О героях, о богах, о королях...

Алаис бы еще покрутила разговор и так и этак, но народ начинал нервничать, господин Агилар уже сделал ей предупреждающий знак, мол, пора закругляться, и девушка решилась.

- Вы часом, не на Маритани идете?

- Туда. А что? - нахмурился Карн.

- А место для пассажира не найдется ли?

- Мы обычно не берем чужих на корабли, - отозвался Реваль. - Корабль, это ведь не просто сбитые вместе куски дерева. Это душа, сердце, это часть тебя, или ты - часть его.

- Я это понимаю. И не просил бы, если нашел другой выход.

- Нет.

И так Карн это сказал, что стало ясно - обсуждению не подлежит.

Господин Агилар подал второй знак, и Алаис встала.

- Я настаивать не буду, если что - проезд и оплачу, и отработаю, лишним не стану. Сами не возьмете, так хоть корабль подскажите? Чтобы я в рабстве не оказался, или где похуже?

И отправилась обратно.

Привычно уселась на углу стойки, взяла в руки гаролу, пробежала по струнам ... и вдруг кольнуло что-то такое в сердце. Пусть ей ничего не обещали, пусть она почти ни на что не рассчитывала, но обида - чувство иррациональное.

Да пропадом вы пропади, твари! Носы дерете? Класс показываете?

Мы чужих не берем...

Видали мы таких... самураев недобитых! Гнев вскипел в душе черной волной, заполнил ее и выплеснулся наружу единственным возможным способом. Ничего, она найдет другой выход! А вы сейчас услышите...

- Когда-то воевали две страны. Был такой корабль 'Варяг'... победил в бою с шестью кораблями противника, - вспоминая историю, там ему еще канонерская лодка помогала, но здесь о таком не знают. - В память о подвиге люди сложили песню. Для тех, кто участвовал в боях...

И под пальцами зарокотали, загремели струны...

- Наверх вы, товарищи, все по местам. Последний парад наступает...

Может, и не было однозначного мнения о бое в бухте Чемульпо. Историю всегда пишут победители. Но песни... песни пишутся душой и сердцем народа. И сохраняются народной памятью только те, которые не лгут.

- Лишь волны морские прославят в веках, геройскую гибель Варяга.

Под пальцами отзвучал последний аккорд.

Несколько минут в таверне стояла тишина.

А потом случилось нечто странное.

Маританцы встали.

Все четверо, как один человек, не сговариваясь.

Блеснули извлеченные из ножен кинжалы, вскинутые в церемониальном жесте.

- Память и слава!

И Алаис почувствовала, что у нее слезы на глаза наворачиваются.

Проклятье, она, юрист, закаленный службой в администрации, пожизненный циник и стервозина, гадина и ехидна, она почувствовала, как по щеке сбежала одна крохотная слезинка. Или не одна?

Потому что герои таковыми и остаются. В любом мире.

- Слава и память, - отозвалась она.

И принялась перебирать струны в чем-то вполне нейтральном.

Маританцы опустились обратно за стол и заговорили о чем-то, уже не привлекая к себе внимания. Алаис играла, перебирая струны гаролы, что-то пела... ей было тоскливо и грустно.

О маританцах отзывались хорошо, она поверила и разочаровалась.

Ну когда, когда она поймет простую истину?

О людях надо думать плохо!

Тогда ты будешь ими только очаровываться. Что бы они не сотворили, ты все равно будешь оценивать их в позитивную сторону. Например, украли? Вот и чудненько, что не убили, я-то худшего ожидала.