Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Саня кивнула. Потом хихикнула. В этой ситуации заключался какой-то изощрённый комизм.
– Ничего, приспособитесь, – сказала вязальщица и тоже хихикнула.
– А чем вы здесь вообще занимаетесь? – спросила Саня.
– Кто чем, – охотно отозвалась вязальщица. – В основном сейчас идёт всяческая стройка. Ой, да завтра сама узнаешь. Ну и на то, чтобы всё это обеспечить, – она показала подбородком на унитазы, – тоже сил потрачено о-ёй сколько. Было же почти пустое место…
– Кирилич молодец, – сказала вторая. – Если бы не он, сидели бы сейчас в говне по уши.
– Кирилич? – спросила Саня. – Он какой? Я его видела?
– Не могла ты его видеть, он сейчас на юге, с земельной колонией разбирается. Полковник он, помощником каким-то был у начальника здешнего воинского. Когда всё началось – сумел голову сохранить…
– Иван Мефидиевич, – с уважением произнесла вязальщица. – Видный такой.
Глава десятая
Кузня
Алексей обошёл со всех сторон выделенную ему машину, попинал колёса. Это был ободранный, но вполне крепкий армейский вездеход с пулемётом наверху и огнемётом сзади. Тяжёлого катка перед машиной не предусматривалось, а супротив тварей, прогрызающих в дорогах "волчьи ямы", имелось другое устройство: прикрученные к бортам длинные трубы, выступающие вперёд метров на пять и метра на полтора назад. Машине предоставлялась возможность проваливаться под асфальт, но не до конца. Потом её следовало вытаскивать лебёдкой…
Он проверил и лебёдку. Трос был новенький, в смазке, без ржавчины и лопнувших проволочек. Мотор тянул отлично.
Помимо него и Сани, в экспедицию вошли ещё двое: узколицый, с чуть косящими глазами и беспричинно резкими движениями мужчина лет сорока пяти по имени Любомир, и мрачный подросток Витя, коренастый, большерукий, прыщавый. Оба пришли и попросились сами, но если от Любомира исходила какая-то вибрирующая жажда деятельности, то Витя был непроницаем, и Алексей подумал, не приставлен ли он к ним для близкого наблюдения. Что ж, здешнее многобитое начальство можно было понять…
Имея дело с ежечасно грозящей всем смертью, смертью не простой, а вычурной и изощрённой, оно быстро научилось постоянной необидной, не унижающей подозрительности. Алексей успел почувствовать уважение к тем людям, которые сумели в состоянии крайнего смятения достаточно разумно и прочно устроить эту временную жизнь, закрепиться – и дать надежду многим, очень многим. Другое дело, что из-за совсем других событий, происходящих не здесь, все они оставались обречёнными…
Чудом было уже то, что ворвавшаяся в этот мир (видимо, по возникшим в структуре Кузни трещинам) полуразумная хищная живность не пошла дальше, а остановилась на каком-то очень условном рубеже, то ли чего-то выжидая, то ли переваривая уже проглоченное. Алексей, помня, какой удар по мозгам он получил, пытаясь проникнуть в мысли чёрной обезьяны, предполагал, что все вторженцы представляют собой некий единый интеллект, равно как рой или муравейник. Ведя поиск в этом направлении, можно будет подготовить и контрудар… Он оборвал себя. Бесполезные мечтания. Всё в руках Астерия.
Но почему я решил, что Астерий намерен уничтожить Кузню? Конечно, это не цель его, а лишь способ сотворения чего-то… скорее всего, новой Кузни – или как она там будет называться?.. И более того – почему я так уверен, что это у него получится? Кузня уже не та, что была во времена Ираклемона, она стала бесконечной и бесконечно запутанной. Не поддающейся расчёту. Здесь можно всю жизнь ходить вокруг одного столба и открывать новые и новые горизонты. Не случится ли так, что достижение Астерием, так сказать, географической цели – башни Ираклемона – будет одновременно и его концом? Астерий, средних способностей чародей, замахнулся на то, что создано Великим…
Алексей встряхнул головой. Думать об этом бесполезно. Всё равно что лошади размышлять о навигационных приборах…
Но и не думать – невыносимо.
Из-за прикрученных к бортам труб забраться в машину можно было только встав на капот и перешагнув через ветровое стекло.
Алексей сел за руль. Витя с Любомиром разместились сзади, Саня – справа. Алексей посмотрел на неё, чуть улыбнулся, закрыл и снова открыл глаза. Ему вдруг почти неудержимо захотелось уткнуться в её колени.
Я тебя никому не отдам, вдруг окончательно понял он. Никому. Никогда.
Пусть рушится мир.
Пусть горит то, что поддаётся огню.
Если мы погибнем, то так тому и быть. Но если мы почему-то уцелеем…
Он завёл мотор.
Степь. Дорона. Дворец Астерия Полибия
Сарвил чувствовал, что попал внутрь заката. Не стало иных цветов, кроме оттенков красного. В красной тьме струились красные тени.
А потом возник Голос. Именно так, с большой буквы. Он был один в мире.
Голос обращался к кому-то третьему, Сарвилом не слышимому. Он замолкал, выслушивая реплики, потом возобновлялся – то сухой, то насмешливый, то снисходительный и даже чуть презрительный. Язык его был странен: Сарвил не понимал ни слова, и в то же время ему казалось, что он знал этот язык, но забыл начисто… и даже хуже: что это его родной язык, который он не может теперь вспомнить…
Потом ему стало казаться, что он начинает понимать сказанное.
Потом – что понимает всё, но слышимое им недоступно разуму…
Наверное, прошло очень много времени.
Вдруг как-то сдвинулись, как-то провернулись тени и свет, линии и пятна – и Сарвил понял, где он находится. Он стоял на аллее красного сада, даже красно-чёрного, но чёрный, наверное, был просто очень густым и тёмным красным; так видится чёрной венозная кровь; деревья, фонтаны и статуи этого сада были видимы и одновременно странно прозрачны, будто стеклянные игрушки, опущенные в подкрашенную кармином воду.
Напротив него стоял обладатель Голоса, высокий бритоголовый мужчина в просторном плаще, скрывающем руки. Сарвил, оказывается, уже долго разговаривал с ним, что-то рассказывал и о чём-то заинтересованно расспрашивал, и тот – отвечал… И сейчас, когда какая-то отлетевшая часть мозаики души встала на место, Сарвил вздрогнул и сбился в пространном рассуждении о путях перерождения мышей в мелких птиц и обратно, и увидел себя отражённым то ли в глазах, то ли в мыслях бритоголового: маленький, жалкий, почти мёртвый человечек, ничем не выше мелкой птицы или мыши…
И, собравшись было продолжить реплику, он неожиданно для себя замолчал.
Бритоголовый улыбнулся.
– Вот ты и весь в сборе, чародей, – сказал он. – Теперь можно поговорить подобно взрослым людям.
Сарвил почувствовал, как в нём поднимается холодная волна, накрывает с головой, потом – спадает, унося что-то… Волна… вода… снежное месиво – вот что это было: жидкая каша из ледяных кристаллов… – поэтому и остановилось сердце. Остановилось, пропустило один… два… три… четыре удара. Бухнуло вновь. Затрепетало, торопясь.
– Бояться уже поздно, – продолжал бритоголовый. – Бояться можно тогда, когда есть что терять – тебе же терять не осталось ничего.
– Это я понял, – сказал Сарвил, не в силах разжать губы.
– Быстро, – с насмешливым уважением сказал бритоголовый.
Почему я его так называю про себя? – подумал Сарвил, ведь я знаю его прозвание… он хотел произнести его хотя бы в мыслях, но не смог: в мозгу что-то вспенилось на миг, как бы предупреждая: не сметь…
– Напрасно, – сказал бритоголовый. – Ни ты и никто другой.
– Но ты ведь чего-то хочешь от меня?
– Не столько чего-то хочу, сколько чего-то – не хочу. Не хочу ещё одного раба. Хочу – помощника.
– Для этого нужно было меня убить?
– Извини. Ты ведь знал, на что шёл.
– Да уж… Я слишком поздно понял, что это ловушка.
– Значит, она была сделана грамотно.
– Грамотно… да. Где же настоящие погодные башни?
– Башни… Башни – это символ. В сущности, если владеешь ремеслом, достаточно простой палки, вкопанной где-то на вершине дюны… Всё это не то, чародей, не то. Неужели ты не чувствуешь, что сейчас настал самый важный миг в твоём существовании? Может быть, от твоего кивка зависят судьбы народов? Мигание твоего глаза потомки будут расценивать как вещий знак?..
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
