— Привет, тезки, — сказал Слоник этим пластинкам, как только остался с ними наедине. — Рад вас видеть. Вы и сырные деньги неплохо сложитесь.
При Ящерке он не стал распространяться о планах, в основном потому, что он их не строил, полагаясь скорей на удачу и собственный ум — они его редко когда подводили. Да и Ящерка задала лишь пару вопросов. Первый:
— Пока мы не ступим на остров Рок, я все время буду мужчиной?
— Да, — кивнул Слоник, — но пока я не буду накладывать чар подобия, ты просто переоденешься.
— А я думала, чары Изменения…
— Это было бы не слишком мудро, — ответил он, неплохо имитируя выразительную торжественность речи Мастера Перемен. — Разумеется, коли придет необходимость, я применю эти чары. Но тебе надо знать, что маги лишь изредка прибегают к столь мощным чарам. На то есть причина.
— Равновесие, — откликнулась Ящерка, привычно воспринимая его слова самым простым и незатейливым образом.
— И еще потому, может быть, что заклятия уже не имеют той силы, что имели когда-то, — сказал он. Слоник сам не понимал, зачем ему так было нужно ослабить ее веру в магию; может быть, потому что любая брешь в ее силе, в ее целостности, для него оборачивалась выгодой. Он начал с того, что решил затащить девчонку в постель, уж в эту игру он играть обожал. Игра превратилась в соревнование, этого он не ожидал, но остановиться уже не мог. И тогда он решил: не выиграть у Ящерки, но победить. Он не мог отдать ей победу. Он обязан был доказать и ей, и себе самому, что в его снах не было ни малейшего смысла.
Однажды ему стало так невтерпеж, что он сотворил заклинание, колдовское заклятье влечения, к которому относился с презрением, но не брезговал пользоваться при случае. Потому что знал, насколько оно действенно. Он положил на Ящерку чары, когда та чинила подойник. Результат превзошел ожидания и сильно отличался от того, что Слоник получал на Хавноре и Твиле. Ящерка погрузилась в молчание. Она перестала расспрашивать о Роке и не отвечала, когда к ней обращались. Когда Слоник осторожно взял ее за руку, она так ударила его по голове, что там все помутилось. Потом встала и зашагала прочь так и не вымолвив ни словечка, а уродливая собака, любимица, потрусила следом за ней. На пороге собака оглянулась на Слоника и оскалила зубы.
Ящерка пошла по дорожке к старому дому. Когда в ушах перестало звенеть, Слоник прокрался за ней, надеясь, что чары сработали, и происходящее — лишь неуклюжая попытка пригласить его в спальню. У самого дома он услышал, как бьется посуда. Потом из дверей выбежал сам Хозяин, пьяный, испуганный и смущенный, а следом раздался громкий и хриплый крик Ящерки:
— Прочь отсюда, вонючий предатель! Пьяная рожа! Гнилой потаскун!
— Она отобрала у меня мою кружку, — сказал Хозяин Ириа незнакомцу, хныча словно щенок, в то время как собака прыгала вокруг них. — И разбила ее!
Слоник убрался восвояси. Дня два он не показывался на холме, а на третий — в качестве эксперимента — проехал мимо Старого Ириа. Ящерка выскочила навстречу.
— Прости, Слоник! — сказала она, глядя снизу вверх глазами цвета дымчатого янтаря. — Я не знаю, что на меня нашло. Я так разозлилась. Но не на тебя. Прости меня.
И он милостиво даровал ей прощение. Но не предпринимал попыток повторить заклинание.
Вскоре — так он решил — заклинания не понадобятся. Он получит над Ящеркой власть. Настоящую власть. Она сама подарит ее ему. Ее сила и воля невероятны, но, по счастью, она глупа, а он — нет.
Граб отсылал в Кембермоут телегу с шестью бочками десятилетнего фаньянского для тамошних виноторговцев. Он был рад, что маг отправится вместе с грузом, потому что вино было ценное, а на дорогах по-прежнему грабили, хотя юный король и старался уладить дела побыстрее. Так что Слоник выехал с Западного Окоема на огромной телеге, запряженной четверкой тяжеловозов. У подножья холма с обочины неуклюже поднялся человек и попросился в телегу.
— Я не знаю тебя, — возница взялся за кнут, но Слоник остановил его.
— Пусть едет, добрый человек. От него не будет вреда, покуда я рядом.
— Тогда присматривайте за ним, господин.
— Хорошо, — кивнул Слоник и подмигнул Ящерке.
Одетая в старые фермерские штаны и рубаху, вымазанная в грязи, в надвинутой на глаза отвратительной войлочной шапке, Ящерка не подмигнула в ответ. Она продолжала играть свою роль, даже когда они со Слоником сидели бок о бок, свесив ноги за борт телеги, а между ними и сонным возницей возвышалась гора бочек с вином. Мимо плыли холмы и поля. Слоник попытался ее успокоить, но Ящерка лишь покачала в ответ головой. Может быть, ее испугала их выходка, и теперь она пожалела, что ввязалась в эту затею? Трудно было понять. Ящерка мрачно молчала. Слоник подумал, что если ему хоть когда-то удастся подмять эту женщину под себя, это будет достаточно утомительно. Такая мысль беспокоила Слоника, но он покосился на Ящерку, и мысль умерла, не развившись в уверенность.
На дороге, пересекавшей то, что когда-то звалось доменом Ириа, не было ни одной гостиницы. Когда солнце зависло над западными равнинами, они устроились на ночь в фермерском доме, чей хозяин смог предложить стойло для лошадей, навес для телеги и солому в конюшне для ездоков. На сеновале было темно и душно, а солома подгнила. У Слоника даже мысли не появилось о флирте, хотя Ящерка лежала всего в трех шагах от него. Она так вошла в роль мужчины, что практически убедила и Слоника. Может быть, думал он, ей в конце-то концов и удастся одурачить напыщенных стариков с острова Рок. Слоник ухмыльнулся и крепко заснул.
На следующий день их пару раз настигала гроза, а на закате они добрались до Кимбермоута, портового города, огороженного длинной стеной. Они распрощались с возницей и пешком добрались до гостиницы у причалов. Ящерка озиралась по сторонам, но молчала, и молчание могло означать как страх, так и неодобрение, а скорее всего — флегматичность.
— Симпатичное поселение, — сказал Слоник, — но в мире есть лишь один город — Великий Порт Хазнора.
Бесполезно. Попытка хоть чем-нибудь поразить Ящерку провалилась. Она лишь сказала:
— Корабли ведь не часто заходят на Рок? Мы не скоро найдем тот, что отвезет нас туда, ты как думаешь?
