Лесная ведьма (СИ) - Каршева Ульяна

Первым делом Мирна сняла свой плащ и бережно, чтобы не навредить Злюке, повесила его в запечье. Мокрый. Пусть просушится. Вместе с кошаком. А потом взглянула на ястреба, притулившегося на крюке, вбитом между брёвнами избы.

- Сиди, - негромко велела она и вышла, унося за собой неотрывный взгляд Дары.

Девчонка-маг следила за ней так, точно ждала какого-то подвоха.

Мирна перешагнула порог из тесных сеней в тающую ночь. Постояла близко к избе, нашла старую корзину – с торчащими из неё лозами, но всё ещё добротную, и заторопилась: судя по теням, которые обретали отчётливость, и впрямь скоро рассветёт. Некоторые травы надо бы собрать либо до рассвета, либо после. Так что…

Когда она достаточно отошла от избушки, послышался новый стук двери: Матвей вышел за водой. Прошёл мимо ведьмы всего в двух шагах, не заметив её.

Калитку во двор она оставила за собой незакрытой.

Выждав, когда шорох и шелест его шагов растворятся в бледнеющей ночи, Мирна спокойно пошла в противоположную сторону. Найдя местечко поглуше, она огляделась и села сначала на колени, а затем легла.

Сколько так пролежала – не знала. Но вскоре лес напитал свою ведьму силами и основными тайнами. Когда Мирна открыла глаза, тёмно-синее небо вкрадчиво поблёкло, меняя свои краски на тускловатые предутренние… Ведьма встала и огляделась, держа перед глазами образы раненых школяров и утомлённых дозорного и мага.

…Корзину с редкими в октябре зелёными травами, ветвями, шишками, орехами, грибами и ягодами вперемешку (не до разбирательства!) Мирна доволокла до избы с трудом, хоть далеко и не ходила. Как и ожидала, Мстислава в доме ещё не было.

К её приходу Матвей отмыл прокопчённый в несколько слоёв сажи чугунок, а потом воспользовался оставленными ею лучинами и затопил печь, благо дрова нашлись возле порушенного крыльца.

Дара дремала, и ведьма не стала её будить. Отраву на животе водяной дух девчонке-магу хорошо вычистил, и рана – глубокая царапина – постепенно затягивалась.

А вот с Глебом пришлось повозиться. И очень хорошо, что Мстислав предусмотрительно так и не привёл парня в себя.

Мирна отдала Матвею пучок отобранных трав и велела заварить его в чугунке. А пока чай, снимающий утомление, готовился, вылила готовый кипяток в другой чугунок. Матвей, с жадностью накинувшийся было на орехи и ягоды, быстро подошёл к ведьме и помог переворачивать тело школяра так, как ей надо. С его помощью ведьма обложила ноги и голову Глеба обваренными в кипятке листьями и травами, а потом обернула травы так, чтобы, двигаясь, школяр не уронил исцеляющей зелени.

Затем подошла к Даре. Та от возни проснулась и угрюмо наблюдала, как Матвей и Мирна копошатся над Глебом. А узрев Мирну перед собой, хмуро сказала:

- Я сама…

- Ничего, - легко сказала ведьма. – Я только чуток тебе помогу, а дальше ты и впрямь сама.

Не успела девчонка слова против сказать, как оказалась уложенной на полатях. Мирна уверенно задрала ей жилет и рубаху, после чего так жёстко обработала остаточные следы раны, что Дара только попискивала под её руками. Матвея Мирна на помощь не звала: знала, что сама справится, да и девчонка могла бы запротивиться открывать живот при дозорном. Тот следил за врачеванием со стороны, время от времени подкладывая найденные коряги в печь, а потом и вовсе вышел – заново принести воды. Той понадобилось много: и отмыться, и для готовки… Так что дозорный сходил к ручью не один раз, выливая принесённое в большой котёл рядом с печью.

При нём же, вернувшемся, Дара ошарашенно высказалась:

- Мирна, ты совсем другая… стала.

Ведьма бы только промолчала, но за неё ответил Матвей:

- Дык… лесная же. Хозяйкой здесь она, в лесу.

Мирна со вздохом хмыкнула, а потом всмотрелась в окошко, занесённое давней пылью и лохматой от старости паутиной. В лесу совсем посветлело. Ведьма оглянулась на своего фамильяра и открыла входную дверь.

- Полетай.

Матвей помялся немного, глядя на лес в раскрытой двери, а потом махнул рукой:

- Видел там – ручей в заводь уходит. Схожу, посмотрю. Мож, пескаришку какого добуду.

И ушёл.

А Мирна занялась Злюкой. Достала плащ из запечья и осторожно положила его на кухонном столе. Кошака из кармана не вынимала, чтобы лишний раз боли не причинить. Отогнула вокруг него ткань и снова принялась врачевать. В избе тихо, а потому Мирна, сосредоточенная на том, чтобы правильно собрать и уложить все переломанные косточки кошака, благо артефакт Мстислава продолжал обезболивать, аж вздрогнула, услышав вопрос Дары:

- Это же Глебов Злюка, да?

- Он. В кустах нашла.

И снова тишина – только огни лучины потрескивали над столом.

Начиная целить Злюку, Мирна дверь во двор, а значит – и в лес не закрыла. И лес всеми силами помогал ведьме справиться со сложным врачеванием. Порой Мирна впадала в настоящее забытье и словно становилась частью заглядывавшего в избу леса. Она чувствовала, как потоки то ли воздуха, то ли чего-то иного, колдовски невидимого, поправляют движения её рук, ведут их и подсказывают, что делать далее. Иным зрением она видела эти потоки, которые обвевали несчастного кошака, успокаивая его и не давая дёргаться от боли. Обвевали, успокаивая, и целительницу, чтобы и она не дёргалась и поневоле не заставляла «болезного» испытывать страдания из-за нечаянно задетых ею переломов и ранок. Да, артефакт, оставленный Мстиславом, всё ещё работал. Но Мирне иной раз казалось, что его сила растерянно замирает при мягком столкновении с силами леса. Ведьма чуяла эту растерянность, когда две силовые волны, как волны воды или воздуха, вливались друг в друга.

Раны Злюки были сложнее, чем у Глеба и, тем более – Дары. Приходилось делать перерывы. И тогда ведьма, пошатываясь от ощутимого напряжения, выходила во двор и вновь ложилась на согнутые травы и ветви кустов. Повезло, что Матвей застрял где-то у ручья, а школяры – в основном, конечно, Дара, слишком устали от боли и пережитого ночью, чтобы встать и сделать хоть шаг по избе…

Бездумно глядя в небо, постепенно ярко синеющее сквозь чёрные ветви деревьев, Мирна позволяла лесу наполнять себя силой, а потом возвращалась в избу. Иногда вместо перерывов, которые проводила в травах, она шла из задней избы в горницу и мокрой мешковиной убирала в ней нанесённую грязь, готовя помещение к прибытию новых гостей. А когда закончила целить Злюку, Матвей принёс немного тех самых пескаришек и сам принялся за готовку ушицы. Поворчал ещё: мол, мужская это обязанность – ушицу править! И Мирна первым делом сама кинулась к ручью и, сбросив с себя одежду, погрузилась в колюче ледяную воду, промыла грязные от лесной шелухи тёмные волосы да смыла с себя усталость, утомлённо предвидя, что вскоре вновь придётся заняться кем-то из раненых. Ждать, пока волосы высохнут, не стала. Некогда. Заплела косы, то и дело потряхивая руками, чтобы мокрые волосы ложились так, как надо. Как брезгливо она морщилась, одеваясь после мытья в старое и запылённое, – даже усмехалась потом печально, пока шла к избушке, снова собирая по пути новые травы, нужные для лЕкарства.

И смутное предвидение оправдалось.

Когда она распределила травы по степени нужности (часть из съедобных забросив в ушицу Матвея), когда кошак, с перевязанными лапами, с залепленными травой ранками на голове и на мордочке, был положен на прогретую печь и накормлен рыбой без косточек (Матвей выполнил своё желание и сумел обеспечить обед), вернулся Мстислав. Не один. Вместе с Олегом он привёл чуть не повисшего на них, еле стоявшего на ногах Юрия, дозорного.

Зорко оглядевшись, Мстислав обратился к Мирне:

- Куда нам его?

- В горницу, - заторопилась растерявшаяся было от неожиданности ведьма (была уверена, что дозорных, кроме Матвея, в живых больше нет, разве что в плену), открывая дверь в переднюю. – Там скамья есть широкая. На неё и положите.

Юрий был любимцем среди дозорных. Балагур и бывший церковный певчий, искусный рассказчик, он умел смешить даже тех, кто считал себя серьёзным человеком.