По мнению Ляльки, сами коттеджи ничего особенного не представляют. Так, двухэтажные кирпичные домики, какие, в принципе, может позволить себе хозяин какого-нибудь средней руки магазина. Конечно, с гаражом, баней и всем прочим необходимым. В домиках имеются все удобства вплоть до газа. Но это — не главное. Прелесть — в благоустройстве. Вдоль центральной аллеи поселка — сосны и сирень, везде, где можно, разбиты цветники, на задах за каждой дачей устроены 'шашлычные полянки' с мангалом и резными деревянными скамейками. На территории садоводства — теннисный корт, волейбольная площадка. Вымощенная тротуарными платками дорожка спускается к небольшому пляжу, тут же — лодочная станция.
Лялька, рассказывая о том, как устроилась ее подружка, истекала слюной и желчью. После очередного монолога моей пассии я принял окончательное решение сворачивать наши отношения. Конечно, девочка — куколка, и в постели хороша. Но у меня никогда не будет такого дома.
Ради любопытства я тогда покопал в архивах. Оказывается, построены были 'Папины дачи' в 1998 году. Частично они принадлежат областному Фонду недвижимости, частично — частным лицам. Финансировалось строительство из Губернаторского резервного фонда в форме беспроцентных займов. Что самое забавное, после продажи нескольких коттеджей кооператив займы вернул. Правда, и брал, и возвращал в рублях, а за этот период как раз случился дефолт, и рубль заметно усох. Но, как говорится, буква закона соблюдена.
С поселком был связан только один небольшой скандальчик: в юридическом смысле дачный кооператив не является 'населенным пунктом', поэтому не попадал в план газификации Пригородного района. Но юристы областной администрации как-то 'разрулить ситуацию', и нитку газопровода сюда протянули раньше, чем во многие деревни.
И вот теперь оказалось, что у кооператива 'Пригородный' был председатель. Был — потому что не далее как позавчера он помер. Причем — самым естественным способом, от сердечного приступа. Что не удивительно, ибо старику было за семьдесят. Проблема же заключается в том, что со смертью председателя пропала вся документация. Все бумаги, начиная с решений об отведении земель и смет на строительство. Все счета, договора, платежи и прочее. Пропала и 'белая', и 'черная' бухгалтерии.
— В общем, пропал здоровенный кусок компромата на нашего Папу, — хихикнул Макс, рассказывая мне эту историю. — У нас, как говорится 'придать гласности' эти документы вряд ли удастся. Юридически там почти все грамотно. Но если подкинуть их нужным людям в Москве, и если, к тому же, на Папу у кого-нибудь окажется 'зуб'… В общем, высокое руководство впало в панику. Подключили прокуратуру, за сутки следователи перерыть квартиру, гараж и дачу Сугодина, аккуратненько опросили всех его родных и знакомых.
— Сугодина? — Удивился я. — Василия Михайловича?
— Совершенно верно. Того самого Сугодина. Оказывается, на пенсии он не скучал.
Я покачал головой: вот как оно складывается. В восьмидесятых, когда 'спальные' микрорайоны росли, как грибы после дождя, Василий Михайлович Сугодин работал начальником треста 'Облжилстрой'. Строили тогда много, быстро, поэтому мужик он был он популярный. Любил выступать на всяких партхозактивах и первомайских собраниях: 'Вперед к светлому будущему! Превратим наш город в город-сад!'
В четвертом классе меня угораздило попасть в эскорт при знамени области на каком-то праздничном собрании. Помните, в советские времена перед началом собрания пионеры в парадной форме вытаскивали на сцену знамя и торчали возле него почетным караулом? Василий Михайлович, выходя к трибуне, прошагал мимо нас. Пахнуло табаком и дорогим одеколоном. На секунду дядька задержался около знамени. Весело подмигнул нам. Дескать, не журитесь, пацаны, тяжело в учении — легко в бою. Я тогда подумал, что именно так, наверное, выглядел Иван Поддубный, про которого я недавно прочитал книжку: огромный, словно медведь, энергичный, с веселыми чертиками в глазах.
В девяносто третьем, когда пошла вся эта приватизация-реорганизация, и каждое СМУ стало самостоятельным, Сугодин ушел на пенсию. Правда, успел 'прибрать к рукам' несколько лакомых кусочков. Крупнейший продавец грузовиков в регионе 'Урал-КамАЗ-Сервис' — бывший авторемонтный цех треста. Директорствует там сейчас сын Сугодина. Хозяин железобетонного и одного из пары кирпичных заводов — его племянник.
- 'Папа' в девяносто седьмом 'выдернул' старика с пенсии и поставил на кооператив. — Продолжил Макс. — Все с самого начала было в руках Василия Михайловича.
— А зачем старику нужно было прятать документы? — Удивился я. — И что, у них нормальной конторы не было?
— Можешь смеяться, но не было. С жильцами все вопросы решались по телефону. А бухгалтерию кооператива вела одна из специалистов областного Фонда имущества. Она готовила документы, Василий Михайлович приезжал и подписывал. В принципе, сейчас там по бухгалтерии никакого криминала: платежи за свет и коммуналку, договора с охранной фирмой и с ООО 'Цветовод' по озеленению. Когда было нужно, он привозил бухгалтерше старые документы, но потом — забирал.
— И зачем?
— Сложно сказать… Сугодин — тертый калач. Прекрасно понимал, что может 'впасть в немилость', поэтому предпочитал иметь в руках хоть какой-то инструмент влияния на Губернатора. Пока старик был жив, всех это положение удовлетворяло. Тем более, что у Сугоднина тоже был домик в 'Пригородном', он там жил почти безвылазно. Там и умер.
Обыскав все вероятные и даже невероятные места, где могут находиться документы, губернаторские 'шестерки' запаниковали. С одной стороны, сильно 'давить', устраивать повальные обыски нельзя: в деле замешан сплошной бомонд, чуть что не так — можно и пагонов лишиться. С другой стороны, пока документы не найдутся, покоя не будет. В общем, дошли господа до состояния, когда в голову приходят всякие фантастические идеи. Вплоть до приглашения колдуна.
Года два назад Макс делал фэн-шуй-проект для замгубернатора, вот о нем и вспомнили. В квартиру к Максу позвонили двое товарищей в гражданском и очень вежливо попросили проехать с ними.
Экстрасенса привезли на дачу Сугодина, посветили в ситуацию. Даже предложили съездить в морг, попытаться извлечь информацию из трупа. Макс сказал, что он к некромантии никакого отношения не имеет, что он несколько по другому ведомству. Попросил дать ему фотографию Василия Михайловича и свести с тем человеком, который хотя бы видел эти документы. Чтобы знать, что искать.
Привезенная в срочном порядке на дачу бухгалтерша из Фонда недвижимости — Римма Семеновна Гейнц — оказалась толковой свидетельницей и никаким медиумом. Женщина давала четкие показания:
— Раньше, пока у Василия Михайловича не было сотового телефона, я при необходимости звонила ему вечером, и с утра он привозил бумаги. Потом он купил сотовый, и любой вопрос можно было решить за день. Что? Сколько времени обычно проходило с момента звонка до того, как он приезжал ко мне? Когда как. Чаще всего — часа два-три. Однажды он подъехал минут через двадцать. Нет, я не удивилась. Был конец квартала, и он мог предполагать, что документы мне понадобятся.
Но вот представить зрительно, как выглядела, например, смета строительных работ, она не могла.
Макс посидел, помедитировал. Но ничего в голову не приходило. Никакой зацепки. Бумаги — объект совершенно обезличенный, на них нет следов эмоций, по которым можно вести поиск. Оставался единственный способ: поиск при помощи маятника. Достаточно ненадежно, но хоть что-то. Макс попросил достать ему карту города и Пригородного района. Один из 'людей в штатском' принес карту с нарисованными на ней стрелками и дугами. Жирный пунктир соединял кооператив и здание Фонда имущества.
— По идее, тайник должен находиться в этой зоне, — сказал следователь и очертил овал.
Среднее время, за которое Сугодин привозил документы — два часа. Это на то, чтобы доехать с дачи до тайника, взять бумаги и отвезти их Римме Семеновне. Ездил он, как ни странно, на 'Оке', хоть мог позволить себе любую иномарку. Может, старческая причуда, может, боялся быстро ездить. Сердце-то у него болело давно… Ну, в прочем, это не важно. Главное — весь маршрут не мог быть длиннее ста-ста двадцать километров.
