Вырай (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка"

Когда активизировалась охрана, песня почти закончилась. Девушек к тому времени окружили назойливым вниманием, и секьюрити с трудом оттеснили поклонников от троицы. Вежливо, но целеустремлённо «танцовщиц» потащили к выходу. Официант собрал куртки, сумочки, телефоны и поспешил за охраной.

— Фу, как можно так позориться! — Лена, брюнетка, презрительно сморщила носик, покачала головой и потянула коктейль через соломинку.

— А что здесь такого? И сами развлеклись, и нам удовольствие доставили. — Саша подмигнул второй, рыженькой, чьё имя за весь вечер Макс так и не запомнил. Девушка глупо захихикала, но под строгим взглядом Лены замолчала.

— Мы сейчас придём. — Брюнетка встала, подхватила сумочку и кивнула подруге.

Та поспешно вскочила, одарила мужчин извиняющейся улыбкой и поспешила в дамскую комнату.

— Ну, что, тебе которая — тёмненькая или рыженькая? — Сашок, как настоящий друг, решил уточнить заранее.

Максим задумался. Брюнетка, конечно, красотка. Копна блестящих волос почти до пояса, стройная, с длинными ножками и высокой грудью. Но с тех пор, как Сашок подсел к девушкам за столик, Лена лишь пару раз улыбнулась. Причём одна из улыбок была снисходительной — когда Макс сказал, где работает. Вопросы девушки напоминали милицейское расследование — где работаете, на какой машине приехали, какие планы на будущее? Спустя пятнадцать минут Максим понял, что брюнетка раздражает до зубовного скрежета.

Рыжая внешне тоже была ничего. К тому же заливисто смеялась над шутками, которыми щедро сыпал Сашка. Но при этом сама почти всё время молчала, и, не переставая, грызла ногти. Максим в первый раз видел такой ярко-выраженный невроз. У него даже кончики пальцев начинали болеть, когда рыженькая засовывала руки в рот.

Внезапно Бондаренко понял, что не хочет иметь никаких дел ни с одной, ни с другой. И сам себе удивился — ещё весной он бы приврал немного брюнетке да выпил пару лишних рюмок, чтобы перестать обращать внимание на странности рыжей.

— Забирай обеих — ты у нас молодой бизнесмен, при машине. Думаю, девочки с радостью тебя поделят.

— Бондарь, да ты что? — Саша страшно удивился и спросил, стараясь перекричать очередной хит: — Случилось что-нибудь?

— Просто голова проблемами забита.

— У тебя неприятности?

— Не у меня. У учеников моих. Настроение не то, понимаешь?

— Тьфу ты. Проблемы у подростков и у их родителей, ты-то тут причём? Расслабься!

— Не могу. Сам не знаю, почему. — Тихо ответил Макс.

— А? Чего? Говори громче!

— Нормально всё! — Бондаренко только что принял решение — пора смываться.

Развлекать малознакомых мадмуазелей не хотелось совершенно, но и Сашу обижать не стоило. Нужно было придумать какую-нибудь причину. Пока Макс раздумывал, что делать, вернулись девушки. Рыженькая почему-то выглядела виноватой.

Максиму вдруг стало наплевать, обидится Санёк или нет. В конце концов, из-за баб ссориться — последнее дело.

— Скажите, Александр, вы любите Кафку? — Лена продолжила свой допрос, словно и не уходила.

— Конечно, люблю. Особенно гречневую.

Рыжая радостно засмеялась и засунула палец в рот. Макс резко встал, чуть не опрокинув стул.

— Э-э-э… Извините. Мне пора. Всего хорошего.

Насмешливый взгляд брюнетки просто вопил: «Малыш, я всё понимаю, но извини — перед встречей с такой богиней, как я, стоило в жизни добиться большего». Макс мысленно пожелал ей хотя бы к семидесяти годам встретить принца, сделал вид, что не замечает растерянных глаз приятеля, положил на стол деньги и ушёл.

***

Последняя маршрутка отъехала от вокзала пятнадцать минут назад, поэтому пришлось добираться на попутном автобусе. В отличие от маршрутного такси, МАЗ шёл по пути, который позволял доехать только до Яблоневки. А от неё до дома нужно было топать пешком ещё несколько километров. Такое развитие событий Бондаренко предусмотрел ещё днём и оставил велосипед у Антонины Николаевны, в Яблоневке. Старушка часто наведывалась в гости к Семёновне, с молодым постояльцем долгих разговоров не вела, но здоровалась при встрече. А однажды принесла биологу в подарок ясенец. Бондаренко был в восторге — он знал, что растение опасное и очень редкое, но втихаря от хозяйки огорода посадил его на своих экспериментальных грядках в дальнем углу.

Антонина Николаевна согласилась подержать велосипед у себя. Сказала, что калитка не закрывается, и лучше поставить средство передвижения в тени сарая, не то найдутся желающие его присвоить.

Полупустой автобус, пофыркивая, неспешно ехал по шоссе. Кондуктор, собрав дань с пассажиров, села впереди и достала вязальные спицы. Макс поздоровался со смутно знакомым дедушкой, пристроился у окна и задумался.

Осень выдалась богатой на события. Во-первых, наконец-то Инесса Геннадьевна умотала в город, так и не найдя человека на должность директора. Решение оставили на коллектив, и голосованием выбрали самого спокойного и уравновешенного преподавателя школы — учительницу математики. Верхи кандидатуру утвердили. В первую очередь Елизавета Александровна отменила большинство предыдущих распоряжений, так что и наставники, и дети вздохнули с облегчением. Вячеслав и Артём ещё до вступления новой начальницы в должность отремонтировали дверь, и инцидент был исчерпан.

Во-вторых, с Мариной Сычковой происходило что-то странное. Бойкая, умная девушка превратилась в тень. За месяц она здорово похудела. Часто засыпала прямо на уроке, плавала у доски, хотя раньше легко зарабатывала высокие оценки.

Но больше всего мысли Бондаренко занимала Марушкина. Экскурсию в вытрезвитель, правда, отменили. Елизавета Александровна сказала, что у девушки пьющие родители, и она каждый день видит итоги злоупотребления алкоголем. И добавила, что со школьницей поговорить всё же надо — девочка хорошая, жалко будет, если сама себе испортит жизнь.

Разговор проходил во время осенних каникул, в деревенском кафе. Пожилая барменша принесла чай, печенье и скрылась в подсобном помещении. Ира пришла нахохлившаяся, молчаливая и настороженная.

Поначалу разговор не клеился. Да и как можно обсуждать подобную тему с девушкой, которая младше тебя всего на несколько лет? А потом Максим понял, что нужно общаться не учителю с ученицей, а брату с младшей сестрой. Было очень сложно, тяжело. Приходилось подбирать слова, чтобы не отпугнуть, не обидеть. К тому же где-то на границе сознания более легкомысленная часть Бондаренко недоумевала — зачем вести подобные разговоры с чужим человеком? Почему судьба девчонки, похожей на миллионы других подростков, его волнует? Но слова сами слетали с губ. Ира сопротивлялась нажиму — кокетство очень быстро сменилось защитным хамством, был момент, когда Марушкина встала и хотела уйти, едва сдержавшись и не послав наставника. Всё же получилось уговорить остаться.

И Бондаренко решил, что выиграл этот бой. Ира слушала, опустив голову, обречённо кивала и шмыгала носом. Спустя полчаса Макс понял, что на первый раз разговоров достаточно.

Ира догнала биолога на улице.

— Знаете, Максим Андреевич, вы очень хороший. Но вы, как бы это сказать… — девчонка замялась, а потом выпалила, — старый уже, многого не понимаете.

Макс оторопел. Двадцать пять — разве это старость? Жизнь только начинается! А Марушкина, не замечая эффекта от своих слов, продолжала тараторить:

— Мамка с отчимом пьют, денег у нас нет, работу нормальную здесь не найти. Единственный мой шанс — удачно выйти замуж. А кто ж меня возьмёт, если не буду весёлой, компанейской? Скромницу никто не заметит. Так и быть, я пить больше не буду, до восемнадцати, раз обещала. Но вот поступать куда-то, как вы сказали, я не собираюсь! — Ира помолчала немного, и добавила: — Закончу учёбу в двадцать три, старухой, кому нужна буду? Спасибо за заботу, но я сама буду решать, как жить. До свидания.

С этими словами девчонка развернулась и гордо зашагала прочь по улице. А Макс стоял и моргал, не зная, как реагировать на этот страстный монолог.