Охота на охотника (СИ) - Демина Карина

Жаль, что не всех.

...суда не будет. Слишком уж много оказалось тех, кто готов был рискнуть. И над этим тоже придется подумать.

- Чего надобно... сложный вопрос. Сперва я хотел власти. Я думал, что взойду на трон, положу на голову растреклятую шапку и буду править. Всенепременно мудро. Никто не идет к трону с мыслью, что станет бездарным правителем.

В этом есть свой смысл.

Только еще чья-то жизнь обрывается, и это не добавляет Лешеку спокойствия. Правда, отец в городе, с войсками. Мать...

- Знаешь, мне повезло, что я менталист... хороший менталист, с высоким уровнем эмпатии. Ты не поверишь, какое количество менталистом напрочь эмпатии лишены. А это как... не знаю, глухому быть при орлином зрении. Вроде бы и хорошо, а толку мало... мне говорили, нашептывали то одно, то другое, то третье. Много ли мальчишке надобно, чтобы в избранность свою уверовал? Чтобы смотрел на прочих, как на игрушки... они отчасти игрушки и есть. Взять мою сестренку. Мучилась-мучилась, а все равно терпела. Жалела меня, разнесчастного. Вот скажи, это нормально?

- Не знаю.

...войска давно уже вошли в Арсинор, подавляя и те вялые очаги мятежа, которые еще остались. Однако войска не способны уберечь от слухов.

А слухи, что император погиб, будут.

Дальше... смута, страх людской, и вот уже сама армия готова склонить голову перед самозванцем. Лешек не знал, чей это план, однако согласился, что тот хорош на диво.

- И я не знаю. Наверное, если бы не она... если бы не такие, как она, я бы стал тем, кем меня хотели видеть. Я попал в Университет, всецело уверенный, что стою выше прочих.

- Звать-то тебя как?

- Мишкой... а ты Лешек... все так называют. Кстати, под дурачка у тебя получалось играть так себе, если б не шептуны твоего Митеньки, многие раскусили бы. А так, когда самому умному человеку постоянно приговаривают, что цесаревич дурковат, поверить немудрено.

- Актер из меня никакой.

- Верю... так о чем мы? О них вот? - он взмахнул рукой, и купол задрожал. - Знаешь, у меня хватит сил смести его и поднять мертвых. И еще на многое хватит сил, только не на то, чтобы ее вернуть... Ветрицкий, сука этакая... он ко мне частенько наведывался, поверял, как я учебу постигаю, да и прочих... студенты - братия ненадежная, в головах ветер, а где ветер, там и семена бури посеять легко. Он и старался, сеял. Рассчитывал, что при моей особе станет советником. Хватило ума в правители не лезть, правда, с каждым разом он все больше край терял. Знаешь, как бывает, то тут оговорка, то там... он как раз эмпатии лишен был. А я вот... чувствовал себя рядом с ним неправильно. Не всемогущим правителем Арсинора, но мальчишкой глупым, которому надо говорить определенные вещи, убеждать, удерживать. Ненавижу урода... если бы он только меня.

Мишка мотнул головой и пот вытер.

- Тяжелое это дело... я влюбился. Представляешь? Думал, меня это минет... и влюбился... вляпался с... я не хотел признавать, что влюблен. Нет, решил, будто меня очаровали, приворожили... такое случается ведь и с лучшими. Она... она была на редкость неподходящей особой. Водница, но сил в ней была капля. Сама из купечества... представляешь? Ни манер, ни понимания, как себя в обществе вести. И родители не сказать, чтобы состоятельные. Какие-то там лавки у них были, но где лавки, а где корона Арсинора...

Да уж, лавки с короной сочетаются плохо.

- Я долго боролся с собой. Я... я ее затравил, думал, выживу из университета и тогда-то вздохну вольно. Только ж она гордая, да... не выжилась, а... главное, в какой-то момент я понял, что если ее не станет, то и меня не будет. Знаешь же про эту нашу черту, верно? Если вляпался, то уж до конца жизни. Твой отец вон не побоялся с нелюдью связаться, готов был и корону, и страну послать куда подальше. Всерьез подумывал, чтобы тоже отречься. И отрекся бы. Мы... сильны, но и уязвимы. Я тогда этого не то, чтобы не знал. Не понимал. Меня сводили с правильными девушками, а я в купчиху влюбился... да... неудачно получилось.

- Что произошло?

- Моя собственная дурость произошла, - Мишка дернул плечом и поморщился. - А еще Ветрицкий с его советами. Будто он не знал, чем оно... мол, подчини себе, получишь, что хотел, а дальше... какая разница, что с ней будет дальше? И я ведь поверил, что это все-таки не любовь. Страсть. Бывает. Это вот... знаешь, что случается с менталистами, одержимость... которая опасна, если не дать возможность реализоваться. Думаю, он и на меня воздействовал. Кем я был тогда? Самоуверенным мальчишкой, полагающим, что он сильнее остальных. Только сила - это ведь еще не все. Ты вот способен дворец в камне утопить, а как остановить нынешнюю грызню понятия не имеешь.

Лешек склонил голову.

Способен или нет... он не пробовал, право слово. А вот что касается грызни, то бой затихал. И кто бы не одержал победу, отец...

- Потом спасибо мне скажете, - Мишка крутанул кинжал на пальце. - Когда еще выпадет подобный случай убрать всех, кто мешает. Но ты не стой, веди, что ли... мне и вправду нужна эта шапка.

Лешек повернулся спиной.

Нужна?

Что ж, путь к той сокровищнице несложен, и братец пройдет, если кровь позволит. А она позволит, она многое ему уже позволила.

- Я не буду врать, что долго сопротивлялся Ветрицкому. Напротив, в какой-то момент я вдруг решил, что другого способа просто-напросто не существует. Что я должен подмять под себя ее разум, а уже тогда мы будем жить долго и счастливо. Я на троне, а она где-нибудь, где не станет мозолить глаза людям. Женюсь я, само собой, на женщине куда как более подходящей по статусу... хотя о женитьбе я тогда еще как-то не думал.

Вниз.

Туда, где звенят силой каменные жилы. И та, родовая сила, она тоже рядом, только руку протяни. Но в одном братец злосчастный прав: силы одной мало.

- Как оно получилось... да дерьмово получилось, честно. Сперва... я пытался воздействовать опосредованно, исподволь. Усилить симпатию и вообще, но у нее амулет был. Да и сама она, говоря по правде, пусть и не сильна, но весьма изобретательна. Сумела красивые щиты выстроить. Женщине приходится... защищать себя. У меня ничего не получалось. Это злило. И ее насмешливость тоже. И Ветрицкий стал появляться чаще. Он выслушивал меня. Успокаивал. Но на деле после наших бесед я часто впадал в ярость и... творил глупости, еще больше ее отталкивая. Знаешь, я теперь понимаю, что был по-настоящему мерзок.

И еще ниже.

По рунам, вплавленным в камень. Они оживают под ногами и засыпают, убедившись, что люди, потревожившие покой их, имеют на то право.

Крови.

Рода.

- А у нее появился ухажер. Чужак. Я... я дурень, мне бы подумать, что я никогда-то прежде его не видел, что в Университете чужим взяться просто неоткуда, что... я взбесился. Я потребовал у нее отправить этого хлыща прочь. Она, само собой, отказалась. Я... я признался, что люблю ее. Сказал, что готов измениться. Она же ответила, что этакая любовь хуже ненависти. И что люди... они меняются, конечно, но не так... и если бы она знала про любовь мою, то сразу бы уехала. Вот как... и я испугался. Понял, что вот-вот потеряю ее... насовсем потеряю. Не понимаешь? Еще пока не понимаешь... этот страх... он мешает думать. И я ее подмял. Я... лишил ее воли. Заставил уйти из Университета, хотя знал, что она хочет доучиться. Но зачем ей? У нее был теперь я. И только я.

Еще ниже.

И камень теряет жизнь. Здесь когда-то вычищали место, аккуратно, бережно даже, избавляя от малейшей капли магии. И ступать за черту этого круга неприятно.

Будто шкуру сдирают.

- Я... был счастлив, - Мишка запинается, впрочем, ему хватает силы признать свою слабость. - Сперва. Ненадолго. Я возвращался домой. И на меня смотрели с любовью. Моего слова ждали. Любого. Что бы ни сказал, это... принималось с восторгом. Моя просьба, любая... я мог отправить ее гулять по улицам нагишом. И она пошла бы. Без сомнений. Без раздумий. С восторгом даже, ведь меня это порадует. Понимаешь?