Лесной маг - Хобб Робин

— Это пояснение делает ее еще более странной, — вскинув брови, с осуждением проговорила она.

Вскоре она отправилась к детям спать, а я завернулся в свое одеяло и улегся у огня.

Той ночью мне приснился лес древесного стража. Я бродил в одиночестве по тропинкам, по которым мы гуляли с ней вместе. В лесу была осень, и листья на деревьях начали менять цвет. Такого зрелища я прежде не видел. На равнине, где я вырос, вдоль рек или русел пересохших ручьев встречались небольшие рощицы. Осенью их листва становилась коричневой и безвольно свисала с веток, пока мороз и снегопады не сбивали ее наземь. Мне еще ни разу в жизни не доводилось гулять по лесу, где листья на деревьях были бы желтыми, золотыми и алыми. Когда я поднимал взгляд, их полыхание на фоне ярко-синего осеннего неба казалось мне ослепительным. Они уже начали опадать, и теперь их груды шуршали у меня под ногами. В воздухе витал невероятный аромат, сильный запах гниющих листьев, и недавно прошедшего дождя, и обещания ночных заморозков. Я чувствовал себя живым и с поразительной для сна ясностью осознавал, что эта жизнь куда ярче и пронзительнее, чем наяву.

Я куда-то шел, сам не зная куда, однако спешил, чтобы поскорее добраться туда. Я спустился по склону холма, поросшему белоствольными березами с золотыми кронами, которые трепетали на ветру, и оказался на болоте, где высокие кусты клюквы прятали полупрозрачные алые ягоды под листьями размером с ладонь, побагровевшими от мороза. Здесь росли и ивы с узкими длинными листьями совсем другого оттенка красного. Я сорвал пригоршню ягод и положил в рот, наслаждаясь сладким вкусом подошедшего к концу лета, смешанным со жгучим напоминанием о приближающейся зиме. Я разжевывал семечки ягод и все глубже погружался в ее мир.

Да, это был ее мир. Наконец я нашел ее, лежащую на земле. Мой клинок глубоко врезался в ее ствол, и она рухнула — так дерево падает на землю, когда его подкашивает топор. Обрубок ее тела по-прежнему стоял, а торс лежал рядом, соединенный с ним толстой полосой коры. Благодаря ему она все еще была жива. Каким-то образом она была и громадным деревом, и в то же время пышной женщиной. Она растянулась на лесной земле — великолепная статуя, свергнутая с пьедестала. Ее туловище и голова сливались с рухнувшей частью дерева. Копна ее гладких волос обрамляла лицо и длинными прядями стекала, срастаясь с грубой корой ствола за головой. Из ее груди прорастало тоненькое молодое деревце. Падение ее дерева словно открыло окно в кронах, и оттуда лился солнечный свет, согревая землю, а вокруг зарождалась новая жизнь. Я опустился на колени в мягкий мох и листья и взял ее за руку.

— Значит, я не убил тебя. Ты не умерла, — с радостью сказал я.

Она улыбнулась мне.

— Я же говорила тебе, такие, как я, не умирают. Мы продолжаемся.

Я осторожно прикоснулся рукой к гладкой коре тоненького побега.

— Это ты? — спросил я ее.

Она накрыла мою ладонь своей, смыкая пальцы вокруг набирающего силу ствола.

— Это я.

Меня захлестнуло ощущение чуда. В деревце пульсировала жизнь. Приложив ладонь к стволу, я чувствовал работу ее магии, то, как она передает собственную силу новой жизни, пробившейся из ее груди. Даже здесь меня охватил благоговейный трепет.

Она перевела взгляд, чтобы заговорить со мной, и теперь смотрела на бесконечное голубое небо над нами. Ее длинные волосы окружали голову, точно корона.

— Мальчик-солдат, магия дала тебе поручение. Я знаю, в чем оно состоит. Ты должен нас спасти. Но только тебе известно, как ты это сделаешь. Вот почему тебе была дана магия. Не затем, чтобы ты развлекался, а потому что только ты сумеешь понять, как следует выполнить ее приказ. Сила всегда идет рука об руку с ответственностью. И ты это знаешь.

Она говорила мягко, но слова ее были неоспоримы.

— Конечно знаю, — с готовностью подтвердил я, хотя, казалось бы, до сих пор об этом не думал.

— Ты должен отправиться туда, где происходит разрушение, и увидеть все собственными глазами. Затем ты расскажешь мне, как ты их победишь. Моя слабость в том, что мне хочется это знать. Когда я шла по миру, где сейчас проходишь ты, я была любопытной женщиной. Даже здесь, даже сейчас любопытство не оставляет меня. Я знаю магию, я верю магии и все равно хочу знать. Ты расскажешь мне?

— Когда я буду знать, что должен сделать, чтобы помешать нашему миру умереть, тогда я расскажу тебе. Обещаю.

Она расслабилась и еще глубже погрузилась в ложе из мха. В том месте, где она упала, разрослись папоротники, а осенние листья окутывали ее тело золотистым покрывалом. Она была так прекрасна, что мне не хватало слов, чтобы это описать. Когда я смотрел на нее, я видел ее глазами спека. Она была не толстой, а роскошной; круглый живот, великолепная, полная грудь, мягкие очертания лица — все говорило о благодатных временах, о богатом урожае и плодородии.

— Я запомню твое обещание, мальчик-солдат. Не мешкай. Есть и другие, менее терпеливые, чем я, они считают, что нужно действовать быстрее, что нельзя терять время. Я рассказала им о тебе в снах и видениях. И тем не менее они скоро предпримут собственные шаги, чтобы избавить наши земли от захватчиков. Они говорят, что танец потерпел неудачу и теперь время использовать оружие захватчиков против них самих.

Во мне росло недоброе предчувствие, омрачившее мой сон. Я уловил запах дыма, палые листья вдруг почернели и начали гнить, а я погрузился в них. Вокруг меня лес превратился в кладбище торчащих повсюду кривых пней и голой, сочащейся липкой грязью земли. Древесная женщина обернулась гниющим трупом. Ее губы, обметанные плесенью, треснули, когда она произнесла последние слова, обращенные ко мне:

— Магия дана тебе не затем, чтобы ты использовал ее для себя. Опасайся соблазна. И больше не медли, иди к нам. Наша нужда велика.

А потом она исчезла, ее плоть и кости погрузились в гнилостное болото — не здоровые останки живого леса, а вонь бесчисленного множества мертвых тел, громоздящихся грудой. Я попытался выбраться оттуда, но мои ноги облепила мерзкая слизь. Я отчаянно сражался за свободу, но лишь погружался в слизь все сильнее. Она добралась уже до моих бедер, и я с почти невыносимым отвращением почувствовал, как она облизывает мои чресла и живот. Я попробовал открыть глаза, помня, что вижу сон, но, что бы я ни делал, проснуться мне не удавалось. И тогда, охваченный отчаянием, я дико закричал.

Думаю, мой собственный крик меня и разбудил. Сперва это показалось слабым утешением, потому что я лежал распластавшись в грязи и листьях, в окружении смутно различимых в темноте пней. Шел дождь. Я промок, замерз и не понимал, где нахожусь. Как я сюда попал? Из-за туч на мгновение выглянула луна и окатила меня своим тусклым сиянием. Я с трудом поднялся на ноги и, вздрогнув, обхватил себя руками. Я был бос, а мою одежду облепили земля и сухие листья. Волосы, давно отросшие и переставшие походить на солдатскую стрижку, свисали на лицо и лезли в глаза. Отбрасывая их, я перепачкал лицо мокрыми, грязными руками и выругал себя за глупость. Я поплелся обратно сквозь бушующую непогоду, по предательскому полю, усеянному пнями, к дому Эмзил. Дверь была надежно заперта на защелку, и мне вдруг стало любопытно, сама ли она закрылась за моей спиной, когда я отправился бродить во сне, или это Эмзил проснулась от сквозняка и заперла ее.

Мне отчаянно хотелось постучать в дверь и зайти внутрь. Туда, где тепло и сухо, где горит огонь, но мысль о том, что я разбужу не только Эмзил, но и детей, заставила меня отказаться от этого намерения. Неохотно я отправился в сарай, радуясь, что мы починили крышу. Внутри было сухо, а огромное тело Утеса источало тепло. В темноте я на ощупь нашел конский потник и, устроив из него постель, проспал до рассвета, а потом встал, замерзший и закоченевший. Я вывел Утеса и стреножил его у реки попастись в высокой траве. Затем я прошелся вдоль берега и вернулся, уверившись, что Эмзил уже должна была встать.

— Ты сегодня рано, — заметила она тихо, потому что дети еще спали.